«Интересно, постарел я за время спячки? Столько времени…»
Выбравшись из бака, Раджа доковылял до врезанного в стену камеры зеркала в человеческий рост. Нагое тело нимало не изменилось с того дня, когда он видел его в последний раз. Карие глаза взирали на мир все с тем же неискренним любопытством, которое многие принимали за притворство. Этот отстраненный взгляд из-под кустистых черных бровей одновременно помогал и мешал капеллан-психиатру. Что-то в наследственной памяти человека твердило, будто он должен принадлежать высшему существу… но превосходство может быть тяжким бременем.
— О, ты ощутил великую истину, — прошептал Корабль ему на ухо.
Флэттери попытался сглотнуть, но в горле пересохло. Зеркало твердило ему, что плоть не постарела. Время? Он начал понимать, почему Корабль сказал ему невзначай, что такая давность не имела бы для него смысла. Гибербак хранил вверенное ему тело, не подверженное распаду, сколько бы лет ни пролетело. Но что происходит в это время с разумом, с этой виртуальной машиной, работающей на базе мозга?
Почка в его душе созрела и лопнула.
— Я готов. Как мне попасть на Пандору?
— Есть способ, — ответил Корабль через вокодер над зеркалом. — Я обеспечу тебя транспортом.
— Итак, ты доставишь меня на планету. Я выйду и скажу: «Привет, я Раджа Флэттери, принес вам проблем на задницу».
— Легкомыслие тебе не идет, Радж.
— Чувствую, что ты недоволен.
— Ты уже сожалеешь о своем решении, Радж?
— Что еще ты можешь мне поведать о проблемах Пандоры?
— Более других требует решения проблема, возникшая при их встрече с иным разумом — электрокелпом.
— Он опасен?
— Так считают они. Разум электрокелпа почти безграничен, а люди боятся…
— Люди боятся открытых пространств, равнин без конца и края. Люди и собственного разума боятся, потому что он тоже почти безграничен.
— Радж, я в восторге!
На Флэттери нахлынула волна радости, столь могучая и чистая, что на миг ему показалось, что он растворится в ней без остатка. Он ощущал, что это чувство не принадлежит ему, и когда оно схлынуло, он почувствовал себя опустошенным, поблекшим, обескровленным. Раджа Флэттери закрыл глаза руками, до мучительных судорог придавливая веки. Как же ужасна была эта радость, потому что когда она уходила… уходила…
— Никогда больше так не делай, — прошептал он, — если не хочешь меня прикончить.
— Как пожелаешь. — Такой холодный, такой чужой голос.
— Я хочу быть человеком! Человеком я был рожден!
— Если хочешь, поиграем и в эту игру.
Флэттери физически ощутил разочарование Корабля и, невольно защищаясь, принялся задавать вопросы.
— Корабельники уже вступили в контакт с этим иным разумом, электрокелпом?
— Нет. Они изучают его, но не понимают.
Флэттери открыл глаза.
— Они слышали имя Раджи Флэттери?
— Оно сохранилось в той истории, которой учу их я.
— Тогда мне лучше взять другое имя. — Флэттери поразмыслил секунду. — Назовусь-ка я Раджой Томасом.
— Отличный выбор. Раджа — по твоему происхождению, Томас — из-за твоих сомнений.[4]
— Раджа Томас, специалист по вопросам связи и лучший друг Корабля. Вот и я!
— Игра начинается. Игра! И… Радж!
— Что?
— Даже всемогущему существу ход времени приносит скуку. Срок, который я тебе отпускаю, небезграничен.
— И сколько времени ты нам отводишь, чтобы решить, как должны мы богоТворить?
— Ты узнаешь, когда придет час. И еще одно…
— Да?
— Не отчаивайся, если я порой назову тебя моим дьяволом.
На мгновение у Раджи отнялся язык.
— Ну что я могу с этим поделать?! Зови как знаешь!
— Я лишь прошу тебя не впадать в отчаяние.
— Ага! А я, как король Кнут, прикажу волнам застыть!
Корабль промолчал, и Раджа испугался на мгновение, что ему самому придется искать путь на планету Пандора. Но голос раздался вновь:
— А теперь пора подобрать тебе подобающую одежду, Радж. Корабельниками сейчас правит новый капеллан-психиатр. Его называют кэп, а когда он делает очередную гадость — босс. Можешь быть уверен, что в ближайшее время босс призовет тебя пред светлые очи.
Быть может, неизменность окружающих нас предметов придается им извне, нашим неизменным убеждением в том, что они суть то, что мы видим, и ничто более.
Марсель Пруст, из корабельных архивов.
Тяжело опершись обеими руками на компульт, Оукс тупо взирал на свое отражение в вогнутом экране. Он знал, что лишь кривизна уменьшала его отражение…
«Принижала».
Сосало под ложечкой — от страха. Что еще Корабль решит сотворить с ним?
Оукс сглотнул.
Он не мог сказать, давно ли сидит здесь, завороженный собственным отражением. Оукс огляделся — ночьсторона еще не кончилась. Все так же стоял на низеньком столике недопитый бокал пандоранского вина. Роскошная каюта по-прежнему была погружена в сумрак, рассечена тяжелыми тенями. Но что-то изменилось. Оукс ощущал это спинным мозгом — чей-то… взгляд.
Корабль может отказаться говорить с ним, лишить его эликсира, но капеллан-психиатр все еще получал от него вести — недобрые вести.
«Перемены».
Бившийся в клетке черепа вопрос, даже невысказанный, изменил что-то в мировосприятии Оукса. Кожу покалывало, и ныли в предчувствии беды виски.
«Что, если программа Корабля подходит к концу?»
Отражение в мутном стекле молчало. Скрюченный карлик был наделен чертами самого Оукса, и, глядя на него, кэп испытал прилив гордости. Зрелый мужчина средних лет. Настоящий босс. Серебрящиеся виски лишь прибавляют его образу сурового достоинства. А полнота — это не просто жир. Несмотря на некоторую… пухлость, кожа Моргана сохранила благодаря его мучительным стараниям юношескую мягкость и чистоту.
Женщинам нравилось.
«Что, если корабль — на самом деле Корабль… истинный Бог?»
Воздух драл легкие, и Оукс сообразил, что дышит слишком часто.
«Сомнения».
А проклятый корабль не собирается избавить его от этих сомнений. И не собирался никогда. Он не кормит его и молчит. Оуксу приходилось питаться плодами гидропонных садов, а их вечно не хватало. Долго ли он сможет доверять хотя бы им? Пищи не хватает всем. При одной этой мысли ему захотелось жрать.
Оукс заглянул в бокал — там плескалось янтарное вино, оставляя на стенках маслянистые потеки. Под донышком собралась лужица, марая бурую поверхность столика.
«Я — кэп!»
Кэп должен верить в Корабль. Старик Кингстон, при всем его цинизме, верил всегда. «А я — не верю».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});