Читать интересную книгу Честь снайпера - Стивен Хантер

Пуля ударила его под латеральным входящим углом примерно в шести дюймах ниже левого уха — слегка ниже места, где заканчивался торс и начиналась шея и немногим впереди от медиальной линии плеча, отчего раздался звук, напомнивший тем, кто находился рядом, удар кувалдой по куску говядины. Пуля вошла в тело под углом около восьмидесяти градусов, поскольку она снижалась, а не двигалась по прямой линии. Мощный удар вынудил его дёрнуться, а изысканный, но небрежно носимый костюм Грёдля заколыхался, потревоженный воздушной волной, созданной пулей, также породившей взрывчик распылённой крови, кожи и шерстяного волокна, распространившийся розовым туманом.

Проникая сквозь кожу и подкожные ткани, пуля снова замедлилась, но не радикально: пропахав желеобразные ткани гортани и глотки, она порвала голосовые связки, полностью уничтожила щитовидный и перстневидный хрящи, и слегка деформировалась, преодолевая сопротивление тканей, которое к тому же вынудило пулю изменить траекторию. Затем она вспорола вдоль подключичную и сонную артерии в том месте, где грудинно-ключичный сустав соединяется с глубинными мышцами шеи. Окончательно сбившись с курса, пуля беспорядочно понеслась по случайной траектории, на которой ей попались левое лёгкое, сердце, аорта, правое лёгкое, диафрагма, печень и кишечник, причиняя массивные раны. Наконец, она упокоилась — погнутая, потерявшая часть блестящей медной оболочки в своей одиссее внутри тела, засев в кишечнике и напоследок превратив печень в паштет. Раны в печень неизбежно смертельны, но к тому времени, как печень была разорвана, человек получил такое количество иных смертельных ранений, что печень уже не имела никакого значения.

Оберштурмбанфюрер не упал сразу же. По мере того, как гидростатическое давление в его теле снижалось сообразно полученным ранениям, он всё сильнее переносил вес на правую ногу. Какой-то внутренний гироскоп, ещё не понимавший, что тело уже мертво и уловивший судорогу, принял меры к сохранению равновесия, скомандовав другой ноге сделать шаг для обретения стабильности. Вследствие этого Грёдль ещё больше повернулся вбок — так, что полностью развернулся к Салиду перед тем, как окончательно рухнуть. Перила моста задержали его падение, и он сполз вниз по опоре конструкции, повисая на верёвочном ограждении.

Его тело было мертво, а вот мозг ещё жил. Во время падения его глаза выражали недоверие, разочарование и что-то вроде любопытства: как же ей всё-таки удалось выстрелить? Наконец, его силящиеся сфокусироваться глаза окончательно потеряли искру жизни и он грохнулся на перекладины моста. Никакое нервное электричество не внесло коррекции, чтобы предотвратить падение, и лишь посмертный рефлекс ещё раз пошевелил его согнувшиеся конечности.

Капитан Салид в ужасе понял, что атомизированная кровь, кожа и другие клеточные ткани забрызгали его одежду и лицо. Шокированный, он смотрел на лежащего перед ним мёртвого человека, как вдруг — наконец-то — до его ушей издалека донёсся звук винтовочного выстрела.

Глава 49

Карпаты. Осыпной склон Наше время

Это должно было сработать.

Боб отправил Рейли вперёд, вручив «Стэн» и более-менее научив, как его использовать: предупредил о рычажке предохранителя и показал, как менять магазины (пулями вперёд!) Это было самое важное: пули смотрят вперёд, магазин в шахту до щелчка, потянуть затвор назад и снова стреляй. Вперёд! Вперёд! Ей пришлось понять разницу между пулей и патроном, которая никогда не попадала в поле зрения журналистов, в особенности учившихся в Гарварде. К счастью, её образование было вполне достойным этой работы: в Гарварде Кэти не училась.

Её задача состояла в следующем: когда она услышит крик «Давай!», выглянуть из-за валуна, удерживая оружие зажатым под мышкой, навестись на оппонентов так точно, как будет возможно и нажать спуск. За четыре секунды «Стэн» выстрелит тридцать раз. Ей следует попытаться удержать его от подбрасывания, удерживая ниже и не переживать за её цели. Смысл в том, чтобы разогнать преследователей с тропы, вынудив их залечь в кустах и начать продумывать дальнейшие шаги.

В этот момент Боб сзади снарядит пять гранат Миллса № 36 и бросит их туда, где залягут плохие парни. Те из них, кого пощадят пять взрывов и тысяча стальных осколков, разлетающихся на сверхзвуковой скорости, будут как минимум крайне ошарашены. Сверх того, воздух будет затянут пылью и дымом, мешающими видеть. Боб подойдёт ближе и зальёт всё, что будет шевелиться, со своего «Стэна».

— Собаку прибери, — велела она.

— Не гарантирую ничего по поводу собаки, но, скорее всего, пёс погибнет.

Он подумал, что взрывы превратят собаку в «Альпо», но кто мог знать наверняка? Собаку никогда не предвосхитишь.

Теперь он сидел со «Стэном» и кучей № 36 за скалой несколькими ярдами ниже и в стороне от тропы. Оставалось только ждать. «Большая часть войны состоит из ожидания», — говорил ей Боб. «Ожидание может свести с ума. Оставайся при рассудке — думай о чём-нибудь ещё.»

Сам Суэггер в это время думал об оружии — о том, которое он хотел бы сейчас иметь и о низком качестве того, что у него было. Каждая граната представляла собой классическое грязно-оливковое яйцо, исчерченное перекрещивающимися углублениями, предопределявшими фрагментацию. С одного конца торчал стержень, от которого отходила деталь, называемая ложкой или рычагом — плоская полоска металла, поднимавшаяся под давлением пружины при извлечении стержня-чеки, после чего гранату следовало бросить — поскольку боёк, приводимый в движение пружиной, разбивал детонатор, поджигавший запал. Спустя четыре с половиной секунды граната становилась взрывом и смертью. Гранаты — хитрая штука: доверять им нельзя. Брось её чуть позже, и она убьёт тебя, а не их. Другая проблема: бросаешь её — а она попадает в вытянутый сук и отлетает назад — совсем неловко. Вследствие этого Боб проверил, имеет ли траектория его бросков достаточную свободу, а также убедился, что все чеки могут быть легко выдернуты из своих отверстий. Слишком много хороших парней погибли во Вьетнаме из-за ошибок в обращении с гранатами. Гранаты обычно тяжелее, чем кажутся, и грамотное обращение с ними требует определённой практики. Боб последний раз бросал гранаты в 1966-м, во время первого тура во Вьетнам. Во время следующих двух туров ему так и не пришлось воспользоваться гранатами, отчего он считал себя счастливчиком.

Этим гранатам было по семьдесят лет. Бум или не бум — вот в чём вопрос. Поэтому он и намеревался бросить все пять — если только две сработают, у него уже будет шанс победить в этой войне (или хотя бы перейти к части со «Стэном»).

Более мерзкого оружия попросту не существовало. Его невозможно было любить — если только он не спасал вам жизнь миллион раз, но и тогда оно требовало бы проявления силы воли. «Стэн» представлял собой несколько стальных труб, сваренных вместе в пятницу, 4:57 по британскому летнему фронтовому времени, за три минуты до конца смены. Капли и потёки металла, затвердевшие в наросты, повсюду пятнали его будто бы гладкую поверхность, словно по нему брызнули горячим, а теперь застывшим маслом. Он был вне всякой критики — словно бы его создали за кухонным столом (а фактически там «Стэн» и был создан). Дребезжащий и разболтанный, с неснятыми фасками, он нещадно карал руки и тело стрелка, будучи попросту трубой с торчащими из неё под нескладными углами штуковинами. Магазин вставлялся горизонтально, что делало его адски разбалансированным, а защищающая спуск скоба была создана до того, как появилось понятие о кривых линиях. Ничего из элегантности, обтекаемости, изящества, эргономики или солидности в нём не было. Мушка отсутствовала, целик же представлял собою небольшой бугорок с отверстием — никто и никогда не использовал его. Номенклатурное название было столь же тупым: автоматический карабин. Единственное, на что годилась эта штука — так это убийство людей.

Боб не горел желанием бороться за свою жизнь с этой штукой, предпочитая нечто иное. Однако, британцы победили в своей части Второй Мировой, так что придётся вывозить с тем, что есть. Ради Людмилы Петровой он пошёл бы в бой даже с консервной открывалкой.

Тут он услышал преследователей — наконец-то. Это принесло долгожданное облегчение. Пригнувшись и не высовываясь, Боб смог их и увидеть.

Шестеро. Семеро, если и собаку считать — она шла первой, вынюхивая феромоны, которых там не было. Пёс тянул на поводке за собой Первого Громилу, а за ними следовали Громилы со Второго по Пятый, все в спортивных костюмах или джинсах — действительно здоровые, сильные, крепко сбитые парни. Бандитское мясо — у каждого короткоствольный АК-74 с длинным оранжевым магазином на сорок патронов. Джерри Ренн не затруднялся с выпиской команды «А» из Дубая — он набрал бойцов с московских улиц, типичных дешёвых бандитов с тяжёлыми бровями, челюстями, сведёнными избытком тестостерона, шеями, подобными покрышкам дизельных грузовиков, огромными ручищами и аурой быстрой и бездумной брутальности, столь необходимой для наведения ужаса на задумавших сопротивление и поддержания порядка в группе, равно как и для гарантии комфорта боссу. Наркокурьеры, охранники, силовая поддержка, вышибалы, коллекторы, убийцы, стрелки — чего бы ради их ни позвали, они обеспечивали всё, что нужно безо всяких раздумий до дела и вины после, будучи универсальными солдатами любой банды. За их работу им платили кокаином, шлюхами и золотыми цепями. В хорошие дни у них было всё из этого, в плохой день им доставался свинец на скорости в тысячу двести футов в секунду.