Читать интересную книгу Парадоксы гениев (СИ) - Казиник Михаил Семенович

Заметки на полях 2-й части «Опытов в стихах и прозе» К. Н. Батюшкова

К. Батюшков

Переводы иноязычных текстов

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

1. Я скажу: пусть она будет счастлива! И это желание не сможет дать тебе счастья (фр.).

2. Благосклонность (фр.).

3. Мильвуа (фр.).

4. «Верните мне мои морозы» (фр.).

5. Торрисмондо (итал.).

6. Дурной вкус (фр.).

7. Тебя, бога, хвалим (лат.).

Комментарии

1. «Заметки ко 2-й части…» — Сделаны, по-видимому, не ранее 1830 г. Опубликованы в 1899 г. Находятся на полях экземпляра 2-й части «Опытов»; 5 из них чернильные, остальные сделаны карандашом. Приурочивание чернильных пометок к 1817 году, сделанное В. Л. Комаровичем («Литературное наследство», 1934, № 16–18, стр. 885), дальнейшим исследованием не подтверждается.

Из книги Батюшкова в разделе «Заметки на полях» приведены стихи и названы стихотворения, сопровожденные словесными замечаниями Пушкина и отчасти знаками, выражающими более или менее определенную оценку. Пометки с недостаточно ясной оценкой (черточки на полях, подчеркивания отдельных стихов или слов и т. д.) даны Пушкиным и к некоторым другим местам 2-й части «Опытов». Такие пометки, как и стихи, их вызвавшие, в текст тома не включены.

2. «Ошибка мифологическая и грамматическая». — Тифей (Тифон) и Энкелад, побежденные Зевсом, были положены под огнедышащую Этну. Не они, а Прометей питает «жадных птиц утробою своей» (миф.).

3. «Je dirai…» — Цитата из Парни (IX элегия четвертой книги).

4. «Невежество непростительное!» — Батюшков сам отметил в отделе опечаток Колхиду, заменившую античный город Халкиду на Эвбее.

5. «Подражание Ломоносову и Torrismondo». — Пушкин имеет в виду стихи из 2-й строфы «Вечернего размышления о божием величестве» Ломоносова и стихи заключительного хора трагедии Тасса «Торрисмондо», которые Батюшков привел в виде эпиграфа к своей элегии «Умирающий Тасс».

6. «Стих Муравьева». — Четвертый стих 7-й строфы стихотворения «Богине Невы».

7. «Это не Батюшкова, а Блудова…» — Д. Н. Блудов, в 20-х и 30-х гг. крупный сановник, в 10-х гг. был одним из главных участников «Арзамаса» и сочинял посредственные стихи.

8. «Темно, дело идет об Елизавете Алексеевне». — Об императрице, супруге Александра I.

9. «Это — умирающий Василий Львович…» — См. письмо Пушкина к Плетневу от 9 сентября 1830 г. о смерти В. Л. Пушкина.

Заключение

«Сказка о короле и непридворном поэте»

Эту сказку я написал, когда мне было 22 года — в 1973 году. За 47 лет ее актуальность нисколько не уменьшилась. Впрочем, судите сами.

Король был глуп. Впрочем, не только король. Глупыми были и начальник королевской гвардии, и королевские министры. И даже королевский повар.

Но повар в своем деле знал толк, в этом ему нужно отдать справедливость. А это, согласитесь, не так уж и мало.

Король же был очень глуп. Его можно было бы назвать королем глупцов, если бы он не был просто королем. А чины нужно беречь. В королевстве много подданных, и каждому нужен какой-нибудь чин. Поэтому чин короля глупцов прибережем до лучших времен. У короля был Придворный Поэт, который каждый день слагал ему новые оды. Вообще-то у королей бывает много придворных поэтов. Но некому было подсказать нашему королю, что, чем больше при Дворе поэтов, тем меньше возможностей еще при жизни успеть попасть в дураки. А «после нас хоть потоп», как говаривал его французский коллега.

Надо сказать, что народ в этом Королевстве жил очень бедно. Иногда казалось, что может дойти до того, что у народа лопнет терпенье. Но у Короля был Придворный Говорильщик. Он каждый день рассказывал народу, что в его бедности виновато соседнее Королевство. «Но в соседнем королевстве люди живут богато», — робко говорили «некоторые» из народа. «Поэтому и богато, — учил Говорильщик. — Потому что крадут все у нас». Как соседям удается красть, эти «некоторые» не осмеливались спросить. Но в целом народ ни о чем не спрашивал, потому что каждый день Говорильщик читал народу новые стихи Придворного Поэта, которые воспевали Короля. К тому же эти стихи каждый день печатали в газете. А раз ПЕЧАТАЛИ, то народ не мог сомневаться в их правдивости, ибо в этом государстве все так было устроено, что люди верили всему, что НАПЕЧАТАНО. Поэтому «некоторых» сомневающихся было так мало, что нечего было даже и ДУМАТЬ.

И еще. В этом же веке, в этом же государстве волею Провидения жил Поэт. Он писал стихи, которые невозможно было прочитать ни королю, ни министрам, ни даже повару. Потому что в них рассуждалось о смысле жизни. А смысл жизни для глупцов не требует рассуждений, ибо им всегда и все в жизни ясно. В этих стихах говорилось о взлете, радости и трагедии человеческой мысли. Но самой большой трагедией для короля был неожиданный дождь во время прогулки, а для повара — подгоревший перепел. Теперь вы, конечно, понимаете, почему Поэт никогда не был при Дворе и не читал своих стихов.

Однажды Король гулял по Королевскому парку и думал. (Глупые тоже думают, только мысли у них больно ничтожные. Поэтому они могут думать несколько дум сразу.) Как раз во время прогулки у короля было две мысли. Именно сегодня он узнал от одного из своих министров, что в его Королевстве кроме единственного, как он считал, Придворного Поэта живет еще один поэт. Но поэт этот ни разу не был при дворе. Почему — этого Король никак не мог понять и, конечно же, очень сердился. К тому же этот министр передал Королю мерзкий и вздорный слушок, что КОЕ-КТО КОЕ-ГДЕ считает стихи этого поэта несравненно талантливее стихов поэта Придворного.

И вдобавок министр сообщил совсем уже мерзкие слухи: КОЕ-КТО считает, что Придворный Поэт вообще не поэт, а притворщик.

Надо сказать, что главной обязанностью этого министра как раз и было подслушивать и подсматривать «кое-что кое-где» и передавать Королю или, чтобы не тревожить Короля, Начальнику королевской гвардии. Представляете себе, сколько у Короля министров, если даже в таком незначительном деле без министра не обойтись?

А если учесть, что у министра было немало официальных и добровольных помощников, которые подслушивали и подсматривали повсюду и за всеми, то найти поэта было делом несложным.

Итак, Король сердился. В Королевстве не может быть непридворного поэта! Конечно же, проще всего выгнать самозванца из Королевства — пусть не смущает людей, не оскверняет звания поэта. Выгнать! Хорошо, мудро и действенно, но, увы, скучно. А скука — самый страшный враг Короля и королевского двора… А что… если… Решено! Нужно устроить диспут между Придворным Поэтом и гнусным самозванцем, и, когда самозванец будет публично уязвлен, осмеян всеми, начиная от Министра по Кое-Чему и кончая королевским поваром, можно будет с позором выгнать стихоплета из Королевства. А судьями-ценителями будет не кто-нибудь, а сам Король и его министры! От радости Король даже поаплодировал сам себе!

Второй вопрос — куда приятнее. Будучи в гостях у соседнего короля, наш Король был приглашен на смотр диковинных людей. Ему демонстрировали счастливчиков, которые были абсолютно не похожи на всех остальных людей. Особенно запомнился Королю человек, который двигал ушами. Прямо-таки вроде человек как человек. Но ушами двигать умеет. Неужели в нашем Королевстве нет талантов? Найти!!! Кликнуть клич по Королевству: кто умеет двигать ушами, носом или еще чем-нибудь другим… отличается от обычных людей, должен явиться ко Двору через два дня, то есть в среду утром. Дабы продемонстрировать свои способности и удостоиться щедрого вознаграждения.

Как все замечательно вышло! Среда будет днем сплошных развлечений! Утром отбор диковинных людей, днем в объективном сражении осмеяние самозванца, возомнившего себя поэтом, а вечером — выступление диковинных людей. Сказано — сделано! Эй! Где мой церемониймейстер?

И пошло, пошло, завертелось, закружилось! Пойман самозванец, все дома вокруг дворца заполнены диковинными людьми, Придворный Поэт надел свой праздничный камзол, в Большом зале трон для Короля, кресла для министров, скамейки для повара, садовника, уборщика. (Вот будет потеха! Держись, самозванец!) Объявлены темы для поэтических импровизаций. Ах, среда, среда! Шумная, суетливая! Ах, Король-затейник! Начинаем, начинаем, фанфары, одеяния, украшения, блеск… и Король напудрен. Итак, конкурс диковинок, ценители готовы, все внимание! Двигайте ушами, носами, чем хотите и можете во имя процветания Короля и Королевства!

Удивительно, сколько в Королевстве оказалось талантливых людей! Не то что там шевелить ушами или носами, некоторые часами простаивали на голове, иные выворачивали головы в противоположную сторону, а один (шутка ли!) кричал по-петушиному!

У ценителей разбегались глаза: они не успевали выбирать достойных!

Вот ведь сколько в Королевстве замечательных людей, — думал Король.

Чем передавать друг другу Кое-Что Кое-Где, учились бы лучше шевелить ушами, — подумал Министр по Кое-Чему и остался настолько доволен своей мыслью, что решил при случае высказать эту мысль Королю и, получив одобрение, включить в Свод Святейших обязанностей подданных королевства. Люди будут учиться шевелить ушами, им некогда будет думать всякие думы, которые еще никогда не приводили к добру.

Но вот все отобраны. Вечером представление.

Король так пресытился впечатлениями, что и думать забыл о поэтическом диспуте. Ему напомнили, и Король, не скрывая недовольства, кивнул. В зал под гул оваций вошел Придворный Поэт в праздничном камзоле, а стражники ввели самозванца.

Вступительная речь Церемониймейстера прозвучала так: «Сегодня у нас поэтический диспут, ставящий своей целью дать оценку и разоблачить наглого самозванца, которого безо всяких на то оснований Кое-Кто Кое-Где осмеливается именовать Поэтом и… сравнивать со светилом нашего поэтического искусства — несравненным придворным поэтом, любовь и преданность которого к Королю не нуждаются в подтверждениях. Судить и оценивать этот диспут будут самые беспристрастные, самые ученые и объективные судьи на Земле — Великий Король и его министры!»

— Тема первая. Написать оду, в которой будет воспето самое мудрое, самое великое, самое совершенное во всем Королевстве. Время для сочинения — десять минут…

Через десять минут: «Слово нашему дорогому Придворному поэту».

Будь славен, наш Король родной, Как солнце миру ты сияешь. Мы за тебя стоим стеной, Ты в души наши жизнь вливаешь. Что в мире есть тебя мудрей, И что есть в мире совершенней Твоих прекрасных глаз, кудрей, Твоих божественных решений!

Овации потрясли зал. Король благосклонно кивнул.

А камзол Придворного Поэта был очень богат!

Церемониймейстер: «Слово самозванцу».

Стражники вывели Поэта на середину зала.

Под вальс Равеля В маленькой комнатке окон Стекла затянуты стужей. В мире небрежно-высоком Мой непродуманный ужин: Хлеб от чужого обеда, Фразы каких-то прохожих Лезут застольной беседой, Ложка на бритву похожа. Разум про то и про это Речь заведет сам с собою. Сердце — главенство банкета Тон задает тамадою. …(После второго бокала) …В зале является ветер, Тысячи листьев накалом Он вдохновляет звенеть. Скрипки настраивать время, Дам разводить в полонезе, Сколько прелестниц гарема, Сколько мадонн Веронезе. (После седьмого бокала) Путь мой лежал вдоль ущелья. Понял я вдруг, что не лгали Лермонтов, Байрон и Шелли. Понял, что стих — это бездна, Где все опоры лишь призрак. Понял, копать бесполезно Там, где нет верха и низа… …Кончен мой будничный ужин В прошлом ли веке иль в среду. Сколько секунд еще нужно, Чтобы дожить до обеда.

В зале стояла гнетущая тишина.

— Тема вторая: предназначение поэзии. Слово Придворному Поэту.

Будь славен, наш Король родной, Как солнце миру ты сияешь. Мы за тебя стоим стеной, Ты в души наши жизнь вливаешь. Что в мире есть тебя мудрей, И что есть в мире совершенней Твоих прекрасных глаз, кудрей, Твоих божественных решений! Поэзии предназначенье Теперь осмыслят все умы. Живи и здравствуй, о наш Гений! О наш Король! Ты — это мы!

Овации потрясли зал! Король благосклонно кивнул.

— Слово самозванцу!

Молитва для ливня листьев — Органа природы. Изгиб дирижерской кисти, Как тело при родах. Ласкается к небу море, Уставши от шторма, И радость в любимом взоре — Поэзии форма.

В зале тишина.

— Тема третья: выразить недовольство. Но поскольку поводов для недовольства в нашем Великом государстве (Слава Королю!) нет, то соревнующимся дается три-четыре строчки.

Придворный Поэт:

Становится мне очень грустно И гневных слов мне не хватает, Коль некий самозванец гнусный Свет-Короля не воспевает.

Овации потрясли зал!!!

Король скромно кивнул.

— Слово самозванцу!

Сонет Когда я убегаю от глупцов, Заполонивших мир со дна до краю, Дорогами потомков и отцов Я мысленно без устали блуждаю, И прошлое я вижу, словно рай, И в будущее верю, как ребенок, Так пой же, Шуберт, Себастьян, играй, Грядущее, готовься из пеленок. Нелепость? Нет! Живет вовеки Бах (Его работодатели почили), И Шуберт, словно шепот на губах, В отличие от королей, всесилен. Глупцов не сосчитать в любых веках, Но что они назавтра? Только прах.

И тут Церемониймейстер не выдержал. Подбежав к Королю, а затем к нескольким министрам, он неожиданно визгливым голосом прокричал:

— Долой гнусного самозванца! Выгнать его из Королевства!

К Поэту подбежали стражники, мигом надели наручники. Но в этот момент в зале появился один из королевских придворных, который входил в группу устроителей конкурса диковинок. Получив от Короля разрешение говорить, он произнес следующее:

— О великий Король! Во дворец явился некий старец, опоздавший к смотру диковинок. Он утверждает, что он самый удивительный человек во всем Королевстве.

В глазах Короля зажглись огоньки любопытства:

— А что он умеет делать? Быть может, он умеет двигать ушами в разные стороны одновременно — правое вперед, а левое назад? Говори же!

— О Король, он не выказывает никаких умений, но требует, чтобы его сей же час препроводили к Королю.

— Веди же его скорее! — крикнул Король и в нетерпении даже топнул ногой.

В зал ввели седого древнего старца. Поклон его Королю был не очень низок, и это заставило Короля насторожиться, а Министр по Кое-Чему записал Кое-Что в своей книжечке.

— Ты утверждаешь, старик, что ты самый диковинный человек во всем Королевстве?

— Диковинный не то слово, но все же думаю, что я вас чем-то заинтересую. Много-много лет назад я думал, читал, познавал, отрекшись от мирской суеты, от калейдоскопа времен и мнений, и наконец мне открылись Вечные истины. Я способен оценить любое явление, понятие, любой закон. Я — Хранитель беспристрастных мнений.

По мере того как старец говорил, огоньки в глазах Короля потухли. Не теряя последней надежды, он все же спросил: «Быть может, ты умеешь лучше всех двигать ушами или кричать по-козлиному? Если нет, то ступай со своими истинами туда, откуда пришел. Да по пути не забудь спросить, кто у нас в Королевстве действительно беспристрастен».

— Король! Прежде чем выгнать меня, выслушай мой рассказ. Быть может, он тебя заинтересует. Все, что расскажу тебе, — быль, но произошло это так давно, и мало кто помнит.

— Рассказывай, да покороче, — смилостивился Король.

…Много лет тому назад в одном королевстве жил ученый. Люди в том королевстве, впрочем как и во всех других, знали очень мало. Так, например, они считали, что Земля наша не вертится, а неподвижно стоит на месте. Теперь даже дети в твоем Королевстве знают о том, что Земля вращается вокруг Солнца, а тогда даже самые просвещенные люди жили в неведении. (Король самодовольно усмехнулся.)

Но ученый этот целью своей жизни поставил открытия самых важных идей. Ибо не мог жить в темноте незнания. Он создал разные приспособления, при помощи которых мог наблюдать за жизнью Вселенной. Наконец он установил среди самых важных фактов факт вращения Земли. Он написал об этом книгу и стал рассказывать людям. И тогда призвали его Король, министры и представители еще одной важной линии государственного управления — инквизиторы. Да и спросили, что за глупость он намолол и не считает ли он себя умнее Бога и Короля. «Если не откажешься от глупости, плохо тебе придется!» Ученый знал, какая система пыток может охладить его настойчивость, и стало ему страшно. Он мог годами самозабвенно работать, пренебрегая всеми радостями жизни, неделями не спать, пренебрегая здоровьем во имя познания. Но боли, боли пыток он переносить не мог.

— Отказываешься ли ты от дикого утверждения, будто Земля вертится?

— Отказываюсь, — с трудом выдавил он из себя.

— Поди прочь, глупец, и не мели чепухи.

Ученый ушел и вновь погрузился в работу. Прошло много лет, но уже никто не знал, чем занимается ученый в своем кабинете долгими днями и ночами.

…Ученый умирал. Он тяжело и мучительно болел. И чувствовал, что через несколько часов придет освобождение. Вокруг него стояли родные, знакомые, соседи. О! Как мучительно ему не хватало воздуха! Вдруг сознание его прояснилось, он почувствовал, что это его последний миг. Он с трудом приподнялся на постели и громко и четко произнес: «А все-таки она вертится!» Как только он это произнес, несколько человек быстро выбежали из комнаты. У постели остались только близкие люди.

Вдруг ученый почувствовал удивительную легкость, ему стало очень радостно. Он вдохнул полной грудью, приподнялся и спокойным взором обвел родных.

Свершилось чудо — он выздоровел! Какое счастье — жизнь продолжается!

И вдруг ему стало страшно, ведь он только что вслух высказал фразу, ведущую в инквизиторские застенки! Какой ужас! Чудом выжить, спастись от смерти только для того, чтобы попасть в камеру пыток к инквизиторам. Выбежавшие из комнаты люди, конечно, приведут сюда инквизиторов. Что делать?

И решение было принято. Ученый загримировался, приклеил усы, надел парик, попрощался с родными и ушел. Ушел, чтобы в других странах под другим именем продолжить познание великих истин. В комнату же был внесен пустой, наглухо закрытый гроб, который и увидели пришедшие за ним инквизиторы.

С тех пор мир так и считал, что последней фразой ученого было: «А все-таки она вертится». Родные, тщательно хранившие тайну, умерли, и лишь только мне известна эта тайна, ибо я и есть тот самый ученый. Я настолько привык жить под чужим именем, что, когда весь мир уже не сомневался в истинности моего открытия, я остался с ним. С тех пор я многое познал, и не только в жизни Вселенной, но и во многих других областях. Но то, о чем я вам рассказал, и многие другие случаи приучили меня жить не во временном калейдоскопе, а видеть в каждом времени вневременные ценности, смыслы Вечности. Мои познания, опыт и долгая жизнь тому подспорье.

— Стой, старик! — неожиданно вскричал Король. — Сейчас мы проверим истинность твоих слов! Если ты когда-то в таком серьезном вопросе, как вращение Земли, знал истину, то наше задание для тебя будет делом легчайшим. У нас давно все объективно решено, но будет интересно тебя проверить, действительно ли ты способен на объективное мнение. Вот тебе бумаги. Одни из них исписаны поэтом, другие — гнусным самозванцем, который осмелился назвать себя поэтом, а свою ничтожную чепуху назвал стихами.

Несколько минут старик читал, затем неожиданно рассмеялся: «Для того, чтобы определить поэта, здесь не нужно моего опыта и знаний. Творения подлинного поэта вот!» И он протянул Королю листы, исписанные самозванцем.

— Связать старика вместе с гнусным самозванцем! — раздался крик Короля. — Нет, сначала пытать бунтаря самыми страшными пытками, пока он не сознается, кто он на самом деле и где набрался такой ереси.

Глаза старика широко раскрылись:

— Пытать? За что? Король, я не сделал ничего дурного.

Но Король ничего не слышал — он был вне себя от гнева.

Неожиданно старик как-то сразу обмяк:

— О Король, помилуй, я подал тебе не те бумаги. Виной тому мое плохое зрение. Стихи настоящего вот. — И он протянул Королю листы, исписанные Придворным Поэтом.

— Глупый старик, — улыбнулся Король, — твоя старческая ошибка чуть не стоила тебе головы. Отпустите несчастного больного старика.

Старика отпустили, и он, многократно кланяясь, поплелся восвояси. За ним незаметно выскочил Министр по Кое-Чему.

— Гнать самозванца палками из Королевства, — распорядился Король и через минуту забыл о нем, потому что начинались выступления диковинных людей, что так тщательно отобраны авторитетным жюри.

Непередаваемое зрелище! Чтобы видеть такое, нужно быть не меньше чем королем!

За несколько часов Королевский Церемониймейстер поставил балет под названием «Ансамбль движущихся ушей». И как поставил! В ряду стоят 20 человек. Вначале двигали ушами первый и двадцатый, затем к ним присоединились второй и девятнадцатый и т. д., пока вся группа не задвигала ушами одновременно. Это была замечательная постановка! Король же с гордостью думал о могуществе и нерушимости Королевства, в котором ушами двигают не презренные одиночки, а массы…

В разгар выступления Крикуна по-петушиному в зале появился Министр по Кое-Чему. Вначале он попросил у Короля разрешения прервать Крикуна, а потом разрешения говорить. Получив и то и другое, министр сказал вот что:

— Ваше величество! Заботясь о благе, процветании и безопасности Королевства, я позволил себе не поверить старику и потихоньку пробрался за ним до самой его хижины. И не ошибся. Глядя в окно, я увидел, что старик прилег. Видимо, хорошо мы его пугнули. Некоторое время я ходил вокруг дома, и, подумав, что ничего больше не произойдет, собрался вернуться во дворец. Решил в последний раз заглянуть в окно и увидел, что вокруг постели старика столпилось немало народу, а сам он лежит с закрытыми глазами и тяжело и прерывисто дышит. Я понял, что старику совсем плохо, быть может, недалека и смерть. Воспользовавшись тем, что старик лежит с закрытыми глазами, а у его постели много людей, я решил зайти. Смешавшись с толпой, я стоял у постели и ждал. Началась предсмертная агония. Вдруг старик открыл глаза, приподнялся и четко и ясно произнес: «А все-таки тот, кого именуют самозванцем, и есть Настоящий Поэт!» Ярость переполнила меня, я легонько кивнул одному из тех, кто стоял у самой постели старика, — это был один из моих помощников по Кое-Чему. Мы вместе выскочили из дома старика. И вот я здесь, чтобы доложить обо всем Вашему Величеству и послать вооруженный отряд, дабы те препроводили старика в камеру пыток.

— Немедленно послать отряд! — вскричал Король.

— О мой Король! Отряд со стариком прибудет с минуты на минуту.

Только он это сказал, появился Начальник Королевской гвардии: «О мой Король! Отряд, прибывший в хибару к старику, увидел в комнате уже закрытый гроб. Старик скончался».

— Проклятый старик! Он умер своей смертью и этим самым ушел от нашего справедливого гнева! — вскричал Король. — Но сегодня я убедился, сколь много в моем Королевстве людей, которым дороги его интересы. И я не оставлю их без внимания. Ибо все должны знать, что я умею карать, но умею и миловать.

И все стоя прослушали королевский указ, в котором говорилось буквально следующее:

Первое. За новый цикл стихов Придворному Поэту присваивается Королевская премия Первой степени — сто тысяч золотых.

Второе. За прекрасную постановку балета «Ансамбль движущихся ушей» Королевскому Церемониймейстеру присваивается звание Королевского Балетмейстера.

Третье. За многолетнюю плодотворную деятельность на благо Королевства Министр по Кое-Чему награждается орденом Королевского чулка Левой ноги и назначается на пост Министра По Всему.

Четвертое. «Ансамблю движущихся ушей» присваивается звание «Королевского ансамбля Движущихся ушей».

Крикуну по-петушиному присваивается звание Королевского Крикуна по-петушиному.

С подлинным верно. Король.

Министр По Всему.