матросов к мысли, что капитан слеплен из того же теста. Но, прослужив под началом Хорнблауэра два года, Буш усвоил, что его странные методы иногда приносят поразительные плоды. Он готов был подчиняться ему — верно, хотя и слепо, покорно и в то же время восхищенно.
II
— Сэр, слуга из «Ангела» принес записку и ждет внизу, — сказала квартирная хозяйка, когда Хорнблауэр в ответ на стук пригласил ее войти в гостиную.
Хорнблауэр взял записку, взглянул на адрес и вздрогнул — он мгновенно узнал аккуратный женский почерк, которого не видел вот уже несколько месяцев. Сдерживая волнение, он обратился к жене:
— Записка адресована нам обоим, дорогая. Я открою?
— Да, конечно, — сказала Мария.
Хорнблауэр разорвал облатку и прочел:
Таверна «Ангел».
Плимут.
4 мая 1810.
Контр-адмирал сэр Перси и леди Барбара Лейтон сочтут за честь, если капитан и миссис Хорнблауэр отобедают с ними по указанному адресу завтра, пятого числа, в четыре часа дня.
— Адмирал в «Ангеле». Он приглашает нас завтра на обед, — сообщил Хорнблауэр небрежно. Сердце так и прыгало у него в груди. — С ним леди Барбара. Мне кажется, дорогая, надо пойти.
Он передал записку жене.
— У меня с собой только голубое платье, — сказала Мария, прочитав.
Женщина, получив приглашение, первым делом думает, во что ей одеться. Хорнблауэр постарался сосредоточиться на проблеме голубого платья. Душа его пела. Леди Барбара здесь — их разделяют какие-то двести ярдов.
— Оно тебе очень идет, — сказал он. — Ты же знаешь, как я его люблю.
Может быть, очень дорогое, хорошо сшитое платье и пошло бы Марии, на которой все обычно сидело комом. Но сходить надо непременно, и лучше, если он немного подбодрит Марию. Не важно, каким будет ее наряд, лишь бы она сама думала, что одета со вкусом. Мария отвечала счастливой улыбкой. Хорнблауэру стало стыдно. Он чувствовал себя Иудой. Рядом с леди Барбарой Мария будет казаться жалкой замарашкой. Однако, пока он притворяется любящим супругом, она будет счастлива и ничего не заподозрит.
Он написал ответную записку и позвонил, чтобы ее забрали. Потом застегнул мундир.
— Мне надо на корабль, — сказал он.
Мария взглянула укоризненно, и ему стало больно. Да, она мечтала чудесно посидеть вдвоем, а он и впрямь не собирался сегодня на «Сатерленд». Это только предлог, чтобы побыть в одиночестве и не слушать ее болтовню. Он уже предвкушал, как наедине с собой будет упиваться радостью. Леди Барбара в Плимуте, завтра он ее увидит! От волнения он не мог усидеть на месте.
Быстро шагая к причалу, Хорнблауэр только что не пел от радости. Он уже не раскаивался, вспоминая, как покорно смирилась Мария с его уходом — ей ли не знать, что капитан, снаряжающий в плавание линейный корабль, не распоряжается своим временем.
Торопясь уединиться, он всю дорогу подгонял и без того вспотевших гребцов; едва ступив на палубу, торопливо козырнул шканцам и сбежал вниз, в вожделенное укрытие. Он мог бы заняться сотней дел, но душа не лежала ни к одному. Через загроможденную вещами каюту, дальше, через дверь в переборке на кормовую галерею. Здесь, недосягаемый для докучных помех извне, он облокотился о поручень и стал глядеть на воду.
Шел отлив, с северо-востока дул легкий ветерок. Кормовая галерея «Сатерленда» была обращена на юг, к реке. Слева копошился муравейник дока, впереди покачивались на блестящей воде корабли, там и сям шныряли береговые лодки. За крышами Провиантского двора высился Эджкумский холм. Жаль только, что мыс Девил заслоняет город, а значит — и крышу гостиницы, которую леди Барбара освятила своим присутствием.
И все же она здесь, завтра он ее увидит. Хорнблауэр так сильно сжал поручень, что заныли пальцы. Он разжал их, отошел от поручня и заходил по галерее — голова опущена, чтобы не задевать верхнюю палубу, руки сцеплены за спиной. Боль, которую он испытал три недели назад, узнав, что леди Барбара вышла замуж за адмирала Лейтона, уже отпустила. Осталась только радость от мысли, что она его помнит. Некоторое время Хорнблауэр тешил себя надеждой: быть может, она последовала за мужем в Плимут нарочно, чтобы повидать его. Он не удосужился подумать, что ею, возможно, двигало желание подольше побыть с мужем. Это она уговорила сэра Перси немедленно послать приглашение — Хорнблауэр отказывался принять во внимание, что любой адмирал постарался бы как можно скорее взглянуть на незнакомого капитана, оказавшегося под его началом. Это она убедила сэра Перси просить за него в Адмиралтействе — тогда понятно, почему его назначили на «Сатерленд», не продержав в запасе и месяца. Именно леди Барбаре он обязан ощутимой прибавкой к жалованью — как капитан линейного корабля Хорнблауэр получал теперь на шестнадцать шиллингов больше.
Он уже прошел четвертую часть капитанского списка. Если его будут назначать так же аккуратно, то меньше чем через двадцать лет — то есть задолго до шестидесяти — он поднимет адмиральский флаг. А там пусть списывают в запас — с него вполне хватит адмиральского чина. На половинное адмиральское жалованье можно жить в Лондоне. Он найдет себе покровителя и пройдет в парламент. Будет жить в почете и довольстве. Почему бы нет? А леди Барбара его помнит, печется о нем, ищет встречи, несмотря на то что он так нелепо с ней обошелся. В нем вновь закипала радость.
Парившая на ветру чайка вдруг захлопала крыльями, пронзительно закричала прямо в лицо. Она бесцельно кричала и хлопала крыльями возле самой галереи, потом столь же бесцельно унеслась прочь. Хорнблауэр проводил ее взглядом, а когда вернулся к прерванной прогулке, то обнаружил, что нить рассуждений оборвалась. Отступившая было мысль о нехватке матросов вновь омрачила его сознание. Завтра он вынужден будет сознаться перед адмиралом, что не выполнил первейшую из капитанских обязанностей: на «Сатерленде» недостает ста пятидесяти матросов.
Может быть, Лейтон вовсе не хлопотал за него и Хорнблауэра забросила в его эскадру неведомая причуда судьбы. Лейтон будет ревновать к нему жену, искать способы его погубить. Он отравит ему жизнь, доведет до умопомешательства, наконец раздавит и добьется увольнения со службы — что адмиралу уничтожить капитана! Быть может, леди Барбара добилась его назначения в эскадру Лейтона, чтобы отомстить за прошлое. Хорнблауэра охватило отчаяние. Он готов был поверить в собственные фантастические домыслы.
Она догадалась, какая у него жена, и пригласила их нарочно, чтобы позлорадствовать. Завтрашний обед будет для него одним нескончаемым унижением. Жалованье ему выплатят не раньше чем дней через десять — иначе он сегодня же