Я недавно получил письмо от коллеги, в котором она описывала «совершенно неожиданные» последствия того, что представлялось простым переломом — дислокацией щиколотки. Она предполагала, что выздоровление будет проходить без осложнений — произойдет немедленное восстановление всех сложных движений и умений, которыми она раньше обладала, как только это стало бы физически возможным. Однако, к ее изумлению, случилось иначе; она обнаружила, что после того как нога через несколько недель была освобождена от гипса, она лишилась всевозможных ранее автоматических движений и была вынуждена учиться им заново. В этом действительно опасность неподвижности и ортопедических ограничений: сложные движения не совершаются, не практикуются внутренне — и человек не может вообразить себе движения, которые физически невозможны, которые через несколько недель оказываются забыты — и затем делаются неврологически, нейропсихологически невозможными» — Примеч. авт.
38
В 1974 году Лурия поинтересовался, считаю ли я важным то, что нога была левой, — возникли бы, например, сходные синдромы, если бы повреждена и прооперирована оказалась правая нога? В то время я не мог ему ответить; его вопрос вспомнился мне, когда я невольно попал в контрольную группу. Интерес Лурии был связан с тем, что центральные синдромы невнимания, отчуждения (синдром Потцля и т.д.) обычно поражают левую сторону тела и связаны с повреждениями недоминантного полушария, которое по сравнению с доминантным обладает гораздо более низким уровнем сознания. Не предотвратил бы более высокий уровень, интересовался Лурия, возникновения синдрома на противоположной стороне? — Примеч. авт.
39
Я, как и другие, иногда испытывал на приеме у дантиста неожиданное «исчезновение» челюсти, как только начинал действовать новокаин, — чувство странной информированности, так что приходилось заглядывать в зеркальце дантиста, чтобы обнадежить себя. Отражение в таких случаях и успокаивает, и нет: челюсть видна, но выглядит нереальной, не принадлежащей себе, какой и чувствуется. (Это особенно часто случается, когда анестетик вкалывается с обеих сторон одновременно; поэтому дантисты предпочитают делать укол в разные участки десны по очереди.) — Примеч. авт.
40
В конце 1983 года я послал в «Бритиш медикал джорнэл» заметку для их раздела «Клинические курьезы». Она им понравилась, но была отклонена на том основании, что была слишком длинной. Когда моя правая рука оказалась иммобилизованной, я послал им другой «клинический курьез», длиной всего в пятьдесят слов. Они были поражены его краткостью и немедленно приняли заметку к публикации, но поинтересовались, как кто-то, обладающий моим многословием, сумел ограничить себя так сурово? Когда я сообщил о своем несчастном случае, о том, что мне приходится писать левой рукой, мне ответили: «Нам жаль, что с Вами такое случилось, но это замечательно улучшило Ваш стиль?» Эта первая заметка, как и другие, написанные с такими мучениями, касалась в основном фантомов (они были потом включены в «Человека, который принял свою жену за шляпу»). Один случай, который я описал в то время, касался пациентки, которая в результате сенсорной невропатии совершенно утратила проприоцепцию и телесный образ, всякое ощущение своего тела. Другим примером была женщина, которая после инсульта утратила всякое представление о «левизне» в своем теле и в личном пространстве (оба эти примера также вошли в «Человека, который принял свою жену за шляпу»), — Примеч. авт.
41
«Как получается, что вы, неврологи, в конце концов становитесь мистиками?» — однажды спросила меня психоаналитик Кэрол Фельдман; этот вопрос уходит глубоко в эпистемологию — и в психику. См. «Неврология и душа», «Неа Торкревью оф букс», 11 ноября 1990 г. — Примеч. авт.
42
Карты репрезентации в коре мозга у взрослых «зависимы от употребления», как пишет Мерзенич; они на протяжении жизни функционируют динамически. — Примеч. авт.
43
Однако если это так, возникает вопрос: как насчет фантомов — этих странных фиксированных образов конечностей, которые могут сохраняться на протяжении многих лет после ампутации? Окаменелые образы, так сказать, не соответствующие существующей реальности».. Представляется вероятным, что фантомы поддерживаются, по крайней мере в значительной степени, продолжающимся (патологическим) периферическим возбуждением — например, рассеченных нервов конечности (возможной и центральным тоже). Это особенно очевидно, если имеет место формирование невромы в культе нерва; невромы часто вызывают мучительно болезненные фантомы. Если поступление периферических сигналов прекращается, фантом исчезает — я наблюдал это у одного пациента с фантомным пальцем; фантом исчез, когда больной утратил чувствительность пальцев из-за диабетической невропатии. Напротив, стимуляция периферического нерва имеет тенденцию стимулировать фантом, что может использоваться с этой целью перенесшими ампутацию: они могут использовать образ фантома для приведения в действие протеза. Фантомы также могут стимулироваться или устраняться стимуляцией или анестезией соответствующих спинномозговых корешков. (Эти и другие феномены обсуждаются в книге «Человек, который принял жену за шляпу».) — Примеч. авт.
44
Во время написания книги «Нога как точка опоры» я думал, что потеря проприоцепции — достаточное условие для «отказа» и «отчуждения»» Теперь я думаю, что этого достаточно для «отказа», но не для «отчуждения». Так, больные сухоткой, хотя «теряют» конечности, не рассматривают их как «чужие», И Кристина, «лишившаяся тела» леди, которую я описываю в «Человеке, который принял жену за шляпу», хотя была способна (я видел это несколько раз) принять свою руку, когда на нее не смотрела, за чью-то еще, никогда не рассматривала свою руку как «чужую». Требуется, как считает И. Розенфельд, не только потеря проприоцепции, но потеря боли и других ощущений, чтобы конечность воспринималась как «чужая» (Розенфельд, 1991). — Примеч. авт.
45
Однажды один из моих студентов перенес сильное обморожение; ему казалось, что его пальцы ампутированы и у него остался только ужасный, в форме дубинки кулак, Когда анестезия длится долго, возникает большая опасность повреждения тех частей, которые игнорируются, — отсюда постоянные несчастья с конечностями у больных проказой. — Примеч. авт.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});