Я бросил короткий взгляд через плечо, чтобы не запнуться о свернутые канаты и, шаг за шагом пятясь, приблизился к лестнице, уводя тварь как можно дальше от ничего не замечающего вокруг себя Гаррета. Зверь полз за мной охотно, разевал пасть, демонстрируя кривоватые желтые клыки, и я внезапно с легкой иронией подумал, что сейчас это несмышленое животное, не обладающее ни магией, ни зачатками разума, представляет для меня куда большую опасность, чем утреннее нападение морского змея. Я поймал себя на мысли, что остро боюсь этой твари, как раньше, в другой жизни и в другом мире боялся встретить в лесу дикого зверя.
Еще совсем недавно я мог позволить себе прикоснуться к сознанию любого животного, поселив в нем покорность или испуг, но не сейчас. Теперь мне оставалось надеяться только на умения тела, не имея права позволить себе прикасаться к оскудевшему источнику магических сил.
Ощутив, что следующим шагом вступлю на лестницу, я развернулся и взбежал по ступеням, нагнулся, подхватывая изогнутый морской палаш, и повернулся лишь для того, чтобы вновь лишиться только что обретенного оружия. Зверь оказался столь прыток, что не отстал даже на лестнице, приняв мое бегство за сигнал к нападению. Когда я поворачивался, он был уже рядом и замахнулся ластой, желая нанести мне увечье. По счастью, я успел повернуться, и под удар попала не открытая спина, а рука, сжавшая оружие. Меч с грохотом покатился вниз по ступеням, из рваной раны на предплечье брызнула кровь, приводя хищника в неописуемый восторг. Он дернулся вперед, желая меня добить, но я отскочил назад за груду оружия, и вытащил еще один клинок с широким лезвием. Многие моряки предпочитали кошкодеры, подобные этому, чтобы наносить мощные рубящие удары. Сейчас я бы предпочел колющий клинок, но, как говорится, за что взялась рука. И без того мое положение было незавидным. Зверь врезался в сваленное оружие, взвыл, повредив себе брюхо, отпрянул, и я, не упуская шанса, взмахом отхватил твари половину ласты с легкостью, с которой топорик мясника крушит кости.
Это была моя безоговорочная победа. Хрящ, обтянутый кожей, упал на доски; лишившийся ласты зверь заметался, проломил своим телом перила и рухнул на палубу, покатился по ней, не переставая выть, а потом заковылял к спасительному пролому в борту. Тяжело перевалившись через край, он со шлепком рухнула в воду, подняв высокий фонтан брызг.
— Демиан! — разнесся над кораблем отчаянный крик Марики. — Это же…
Ее хрупкая фигурка замерла у грота, девушка смотрела на меня испуганно.
— Ну, теперь мы с тобой убедились, что миранги — не выдумка, — серьезно сообщил я, присаживаясь на ступеньку. — Это же настоящая беда, — пожаловался я, оглядывая палубу.
— Ты ранен? — Марика сделала несколько шагов в моем направлении.
— Пустяки, оцарапался, — я приподнял руку, с которой вяло капала кровь.
— Тогда я не понимаю, почему «беда», — девушка нахмурилась.
— Дурочка, посмотри вокруг! — не сдержался я, ощущая, как запоздало колотится сердце, реагируя на пережитую опасность. Бывает, ты успеваешь испугаться, но бывает и так, что испуг и осознание того, что ты только что мог погибнуть, приходят позднее, когда все уже закончилось. В этом и состоит искусство воина.
— Что? — кажется, Марика тоже злилась.
— Я только что здесь все убрал! — проворчал я, сбавляя тон.
Девочка посмотрела вокруг себя по-другому, ее взгляд задержался на бурых мазках, покрывших палубу, и черных полосах слизи.
Поджав губы, она внезапно возмущенно топнула ногой:
— Ты с ума сошел?! Эта тварь могла убить тебя, радуйся, что отделался грязью на досках! О чем ты вообще думаешь?!
— Ну, может быть о том, что ты оставила в очаге без присмотра огонь на корабле, где все сделано из дерева и может загореться в любой момент.
Марика развернулась, скрыв от меня залитое краской лицо, и убежала обратно.
Я перевел взгляд в сторону — Гаррет продолжал спокойно и размеренно тереть щеткой засохшую кровь.
— Мне бы такие нервы как у тебя, дружище, — посетовал я. — Быть равнодушным в момент, когда тебя оценивают с гастрономической точки зрения, это многого стоит. Впрочем, не такой ценой, верно ведь?
Я осторожно ощупал руку, пытаясь понять, почему отнялась кисть, но очевидно, причина была в силе удара, обрушившегося на предплечье. Сама рана казалась не опасной, коготь просто вспорол кожу, но рука ниже локтя казалась чужой, и я с трепетом подумал о нервном яде, какой бывает у некоторых морских рыб. Будем надеяться, это пройдет, и в любом случае надо промыть и перевязать.
Я встал, разрываясь между необходимостью и обязанностью. Оставлять сумасшедшего одного на палубе, куда в любой момент могла взобраться еще одна подобная тварь, было боязно, но и рану нужно было закрыть.
— Демиан! — внезапно донеслось снизу. — Я нашла ткань, чтобы тебя перевязать! Можно отрезать от мотка, который везли на продажу?
Она спрашивала у меня разрешения даже тогда, когда все эти товары были никому не нужны. Впрочем, я остался формальным хозяином того, что уцелело на Бегущей, в этом было зерно правды.
— Конечно! — отозвался я. — Возьми все, что нужно и что удастся найти, я же уже говорил тебе!
— Тогда погоди немного, не оставляй Гаррета одного, я видела в кают-компании флягу Херта, там он держал бренди для себя. Если повезет, он не испортился и пригодится!
Я поджал губы и присел обратно, не спуская глаз с ветрового и положив рядом с собой кошкодер. Произошли две важные вещи: во-первых, в минуту опасности Марика назвала меня по имени, во-вторых, она справилась со своими эмоциями и обидой, делая то, что необходимо. Если дальше все пойдет также, я смогу на нее положиться, а это необычайно важно, потому что поможет нам выжить.
Через несколько минут я увидел Марику, осторожно шагающую по палубе. Она несла кружку выпаренной воды как величайшую ценность, боясь расплескать ее, и зажатый подмышкой отрез желтой ткани, с неровными, рваными краями. Было видно, что, отделяя его от мотка, девушка очень торопилась. Во второй руке Марика несла большую кожаную флягу с теснением в виде профиля парусника. Подойдя, она расставила все это на ступенях и протянула руки.
— Давай, и не ной, я хочу посмотреть, все ли в порядке.
Я едва не засмеялся над ее наставительным тоном, но сдержался, хотя, уверен, она заметила насмешку в моих глазах. Повернувшись, я позволил ей пробежаться по руке неожиданно сильными пальцами. Девочка свое дело знала, тщательно ощупывая кости и пытаясь найти разлом. Ее руки остыли и были приятно прохладными. Я с трудом удержался, чтобы не пощупать ее лоб. Ушел ли жар? Наверное, да, раз руки стали холодными.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});