не сказал, посмотрел как на таракана, и процедил:
— У меня, господин профессор, нет времени на бесполезные встречи. Жаль, что вы потратили своё.
Интересно, если я ему сейчас в глаз дам, это не скажется на предстоящем открытии? Заметит он свечение нужной фигни? Таких напыщенных козлов, преисполненных чувством собственного величия, редко удается встретить. И что теперь делать?
Глава 22
Как пелось в одной песенке Айболита — «Ходы кривые роет. Подземный умный крот. Нормальные герои. Всегда идут в обход!». Я решил стать умным кротом-айболитом и не лезть на рожон. Не хочет Вильгельм Конрад Рентген сейчас со мной общаться — пойдем в обход. Ничего страшного не случилось. Если подумать трезво, я порой нежеланных просителей и попрохладнее встречал. Так что мироздание мне просто вернуло бумерангом собственные поступки.
Потеряю ли я что-то, если так и не получится присутствовать при совершении открытия? Да ни грамма, поездка, можно сказать, туристическая. К декабрю уже сделают первую рентгенограмму, потерпеть чуть больше месяца. Но я хочу побыстрее. Чтобы не думал об этом Рентген, а сразу сделал. Вот даже выпячивать свое первенство не буду, когда притащу аппарат в Россию. Мне просто надо присутствовать при этом. Это как если бы у поклонника живописи появилась возможность посмотреть как Рембрандт «Ночной дозор» заканчивает. Я вернулся в гостиницу, наконец, позанимался ушу и пообедал. После чего прилег вздремнуть. А тут приносят записочку. Так мол, и так, господин Рентген готов встретится со мной в шесть часов.
Разумеется, я сидел в приемной ученого уже в пять сорок пять. И ровно в шесть меня запустили в кабинет, который был очень скромно отделан. Никаких дубовых панелей, кадок с пальмами, как сейчас принято. Много книжных полок, стол, два стула для посетителей.
— Я узнал, что вы буквально спасли жизнь большому меценату нашего университета Гансу Хоффману.
Ректор вышел из-за стола, приязненно улыбнулся. Пожал руку. Сама любезность, будто несколько часов назад не он, а его двойник меня отшивал, указывая направление желаемого движения.
— Ну это преувеличение про жизнь, — опешил я. — Просто обезболил.
— Зер геэртэ херр доктор! Моя благодарность не знает границ. Если бы с Гансом что-то случилось, финансирование столь важных экспериментов было бы прекращено. Не мне вам рассказывать, как иногда бывает…
Так и сказал, «зер геэртэ». Включил, значит, в круг общения, засранец. А Хоффман, выходит, отгружает помощь университету. Любопытно. В будущем — это станет общепринятой практикой. Богачи через эндаументы будут массово отмывать деньги, уходить от налогов…
— Как вы узнали, где я поселился?
— У нас в городе одна-единственная приличная гостиница, где мог бы остановиться профессор московского университета, — хохотнул Рентген. — И именно в ней также проживает бедняга Хоффман.
— Ясно. Кстати, об экспериментах, — подобрался я. — Нельзя ли поприсутствовать? Обещаю, даже дышать через раз буду. В гимназии увлекался этой наукой, долго думал, на кого учиться. Победила медицина, но старая любовь не ржавеет.
— Почему бы и нет? — пожал плечами ученый — Мы сейчас исследуем реакцию солей бария на ток…
Дальше Рентген начал долго и муторно рассказывать про свои опыты, понимал я с третьего на пятое — моему немецкому банально не хватало специфического вокабуляра. У любого круга специалистов есть свой птичий язык, непонятный непосвященным. Добавляем иностранную речь, непривычные и устаревшие термины, готово: слушатель уже борется с искушением изобразить взгляд барана на новые ворота. Но даже плохое кончается. А ради вечернего шоу восьмого ноября я готов был слушать рассуждения о физике долго. Кстати, лектор из Рентгена очень опасный. Рассказывает он тихим голосом, почти без интонаций. Сколько чашек кофе заливают в себя его студенты? Думаю, они делают неплохую кассу какой-нибудь близлежащей кофейне.
Подозреваю, что значение важности банкира очень трудно переоценить. Потому что учтивость достигла невиданных высот: Рентген заговорил о моих собственных изысканиях. Я коротко рассказал о стрептоциде, группах крови и операции на открытом сердце. Оказалось, что Вильгельм Конрад, вернее, его любезная супруга Анна Берта, успешно лечилась волшебным русским порошком. А я ведь думал воздействовать через нее, если напрямую не получится.
Расстались мы очень тепло. Меня даже чаем угостили. Договорились на завтрашний вечер. Раньше лекции, семинары и ректорская рутина. Только мощная сила воли удержала меня от торжествующего вопля, сопровождающего ритуальный праздничный танец дикаря племени тумба-юмба. Я сделал это!
Заниматься на следующий день больше ничем у меня не получалось. Общая приподнятость настроения не давала. Будто подросток, добившийся долгожданной взаимности от предмета своего обожания, я хотел поделиться радостью с окружающими. Только осознание, что всем остальным это крайне неинтересно, затыкало мне рот. Один Кузьма заметил радостные пробежки по номеру и прыжки с кровати, но сделал ошибочный вывод, что мне удалось втюхать местному университету нечто малопонятное и бесполезное, заработав при этом кучу деньжищ. Это привело к новому приступу хандры у моего слуги, потому что мечты о волшебной таблетке, которая убьет другое чудо и позволит пьянствовать, как это и предначертано божьей волей всем нормальным людям, никуда не делись.
Чтобы подогнать время, пошел прогуляться. Опять наткнулся на говорливого пейзажиста и постоял возле него, выслушивая очередную порцию местных хроник. Уступил настоятельной рекомендации и профланировал до той самой епископской резиденции, которую строили сорок лет. От нечего делать начал представлять, сколько же народу там работает и чем они занимаются. Потому что здание хоть и пониже нашего Зимнего, но вряд ли сильно короче.
После этого решил отобедать. Пока закажу, дождусь, поем неспешно, так и час икс наступит. Но повернувшись спиной к садово-парковому ансамблю, чуть не сбил с ног прогуливающуюся вдоль ограды барышню с зеленым зонтиком. Ба, да это Агнесс, красотка, строившая мне глазки в приемном покое местной больницы. Я тут же извинился, и поддержал ее за локоть, хоть в этом уже и не было никакой нужды.
— Фройляйн Агнесс? — приподнял я котелок.
И если мою улыбку от уха до уха я объяснить мог, то почему девушка так обрадовалась, понять не получалось. Что у нас было? Наилегчайший флирт на ее работе? Помилуйте, да любой нормальный мужчина, увидев такое чудо, начнет плоско шутить, лихо