Читать интересную книгу Космонавты живут на Земле - Геннадий Семенихин

Женя не знала, что происходило в эти минуты за массивными звуконепроницаемыми дверями. Леня Рогов еще с утра появился в городке космонавтов. Разбудив заспанную лаборантку Сонечку, он уместился на стуле напротив телевизора и неотрывно следил за Женей, задумчиво двигавшейся по тесному пространству камеры. Он нашел ее мало изменившейся. Простенькая прическа делала ее похожей на десятиклассницу. Появился Василий Николаевич Рябцев, старательно, как всегда, выбритый, подмигнул белокурой Соне.

— Пресса, оказывается, уже здесь.

— Вчера прилетел из Сибири, и вот, как видите... — сообщил Рогов.

— Вижу, вижу, — засмеялся Рябцев, — чуть свет, и я у ваших ног...

— Послушайте, Василий Николаевич, — пропуская шутку мимо ушей, продолжал журналист, — это правда, что Женя сегодня выходит?

— Абсолютная. Ровно через час я освобождаю ее из заточения. Причем без всяких амнистий. Свой срок она отбыла не только полностью, но даже и оценку отличную заслужила.

Рогов ничего не ответил, только вдруг резко повернулся и вышел из лаборатории.

...Когда, освободившись от электродов, пройдя последнее медицинское обследование, Женя вышла из сурдокамеры, майское голубое небо и пышная разросшаяся на густых деревьях зелень заполнили ей глаза. Остановившись у подоконника, она жадно вдыхала родниково-чистый воздух. Бродили в нем острые запахи клейкой ели, смолистых сосенок и осин. Были эти запахи настолько сильными и дурманящими, что ей стало трудно дышать. Женя увидела стены и крыши родного городка, разбегавшиеся во все стороны от учебного корпуса аллейки, редких пешеходов на них. Потом недоуменно стала оглядываться.

— Мы, кажется, погрустнели? — лукаво заметил Василий Николаевич. — Это по какой же причине? Или вас не радует вновь обретенная свобода? Или еще что? Ах, знаю. Вы решили, что некий рыцарь печального образа, именуемый Леонидом Дмитриевичем Роговым, не пришел вас встретить. Успокойтесь и подойдите к другому окошку.

Светлова, не ответив, подошла к другому окну и, перегнувшись через свежевыкрашенный подоконник, увидела на порожках главного входа журналиста. В руках он держал букет цветов, такой пышный и яркий, что все проходившие мимо не могли удержаться от улыбок.

— Леонид Дмитриевич! — закричала звонкоголосая Женя. — Я сейчас. — И, стуча каблучками, выбежала из лаборатории.

Педантичный Рябцев только головой покачал вслед.

А Женины каблучки уже отбивали дробь на последних ступеньках лестницы. Кивнув часовому, девушка вихрем вылетела из здания. Ветер колыхнул светлые волосы. Она увидела Рогова, неловко прижимавшего букет к серому, старательно выутюженному костюму.

— Леонид Дмитриевич, Леня! Ну, здравствуйте!

Светлова была вся наполнена радостью оттого, что наконец-таки вновь увидела голубое небо и что тугой весенний воздух плещется ей в лицо, что снова она шагает по асфальтовым дорожкам городка. Рогов по-своему истолковал ее порыв. И когда она, захлебываясь от восторга, воскликнула: «Вот мы и встретились!» — он не совсем уверенно решил: «Значит, соскучилась». Глаза его засветились.

— А я вчера вечером из Сибири прилетел... чтобы к вашему выходу из сурдокамеры поспеть. Ну а вы-то, вы... вспомнили обо мне хоть раз в своем заточении?

Обогнув здание корпуса, они пошли вдаль от центральной части городка. Аллейка упиралась в зеленый забор. Сели на дальней скамейке. Глаза Жени, щурясь от острого солнца, жадно ощупывали далекую кромку горизонта. Там небо сливалось с зубчаткой леса, и от этого линия горизонта казалась зеленой. Если бы Светлову сейчас спросили, счастлива ли она, как бы она громко воскликнула: да! Над скамейкой, словно две свечи, возвышались тоненькие березы. Под тугим ветерком звонко шепталась на хрупких ветвях листва. Женя вскочила, вскинув вверх руки, продекламировала:

Я пришел к тебе с приветомРассказать, что солнце встало...

Рогов восторженно вздохнул:

— А знаете, Женя? Представьте себе такую картину. В недалеком будущем вы достигнете какой-нибудь планеты, станете на ее поверхность и обратитесь к вечному светилу вот так же.

— Что вы говорите! — лукаво воскликнула девушка. — Думаете, так может быть? Вы понимаете, Леонид Дмитриевич! Я сейчас, после душной сурдокамеры, готова обнять весь мир.

— Женя, — проговорил Рогов с тихой улыбкой, — вы будете когда-нибудь обращаться ко мне на «ты»?

Светлова удивленно расширила глаза.

— Обязательно, Леня! Честное пионерское — буду. А почему вы сегодня такой торжественный? Совсем как министр иностранных дел, прибывший на очередную сессию ООН.

Рогов вздохнул. На его небрежно выбритой шее вздрогнула родинка.

— Женя, — проговорил он тихо, — Женя... я сегодня ехал, чтобы сказать вам... Я очень серьезно...

Она все поняла, возвратилась к скамейке и положила на ее спинку тонкую руку. От сбежавшей с лица улыбки лицо ее как-то сразу осунулось и посерело.

— Ой, Леня, — испуганно произнесла она, — я вас очень, очень прошу. Не надо сейчас никаких серьезных разговоров. Вы же очень для меня дорогой человек и должны мою просьбу выполнить. Смотрите, вон Марина, Алеша Горелов и Субботин. Нас ищут. Идемте.

И, схватив помрачневшего Рогова за руку, Светлова потащила его по аллейке — совсем как расшалившаяся девочка тащит за собой на веревочке игрушечного бычка, вовсе не заботясь о том, катится ли он за ней на колесиках или уже давным-давно волочится на боку.

— Ребята, мы тут! — разнесся ее звонкий голос по городку.

14

Поздно ночью на квартире у Алексея Горелова зазвонил телефон. Еще сонный, босыми ногами прошлепал он к столу, снял трубку.

— Говорит Мочалов. Вы мне очень нужны. Сможете быть минут через двадцать у меня в кабинете?

— Слушаюсь, товарищ генерал.

Над погрузившимся в сон городком космонавтов стояли плотные сумерки. Как это и бывало всегда, после двенадцати ночи по приказу коменданта Кольского на всех аллейках выключался свет, лишь центральная дорога от проходной к штабу освещалась всю ночь. Алексей прошагал в кромешной тьме до широкой клумбы. Во всем штабе светились только два угловых окна — кабинет командира части. В пустом коридоре гулко отдавались шаги.

Генерал встретил Горелова сдержанно, жестом указал на придвинутое к столу мягкое кресло. Генерал был спокоен, но так и пробивалась сквозь это спокойствие усталость. Из раскрытой бутылки боржоми поднимались веселые пузырьки. Мочалов локтями уперся в стол, ладонями обхватил седеющие виски. Потом, стряхивая оцепенение, выпрямился в кресле. Поискал среди разбросанных на столе бумаг желтый конверт.

— Это я сегодня получил, Алексей Павлович. И знаете, от кого? От Кузьмы...

— От полковника Ефимкова? — встрепенулся Горелов.

— Ну, для вас — от полковника Ефимкова, — покровительственно согласился генерал, а для меня от Кузьмы просто. Пишет, что Соболевка стоит на прежнем месте, летают они без катастроф, ваши друзья уже поднялись на ступеньку выше: кто командиром звена стал, кто заместителем комэска.

— Там прекрасные ребята, товарищ генерал, — одобрительно подхватил Алексей, — да и мне в Соболевке прекрасно жилось.

— А разве у нас хуже?

— Нет, товарищ генерал. Но я твердо уяснил разницу между летчиком и космонавтом.

— В чем же она, по-вашему, заключается?

— В том, что летчик живет в воздухе, а космонавт на земле.

Мочалов сосредоточенно потер переносицу.

— Не понимаю.

— Так это ж очень просто, — оживился Горелов, — в авиации я летал иногда ежедневно, иногда через день. Там я жил в воздухе. А здесь, чтобы когда-то провести в космосе ограниченный отрезок времени, я живу и работаю на земле, потому что наши тренировочные полеты и сравниться не могут с теми, какие я выполнял у Кузьмы Петровича.

Уголками губ Мочалов улыбнулся:

— И это вас разочаровывает?

— Нет, товарищ генерал! — воскликнул Алеша. — Какое может быть разочарование, если сбывается заветная мечта... мечта всей моей молодости, да и вообще — жизни!

Генерал недоверчиво покачал головой:

— А вот Кузьма не верит. Спрашивает, не испортил ли я вам биографии. Смотрите, что накалякал: «У меня бы Алешка Горелов у комэсках ходил. А вот что он делает у тебя — одному богу известно. Не лучше ли синицу в руки, чем журавля в небе?» Как вы считаете, Алексей Павлович?

На голове Горелова шевельнулись кудряшки.

— Я свою синицу намерен в космосе словить.

Мочалов положил конверт на прежнее место.

— Любит он вас, Алексей, вот и беспокоится о судьбе. Вы ему обязательно напишите, если давно не писали. К старости мы все становимся несколько сентиментальными, и знаете, как радуешься письму от бывшего подчиненного, которого ты уважал, а может, и больше — любил! Пусть не всегда ему сразу ответишь, но какая искорка западает в душу!