Читать интересную книгу Амурские версты - Николай Наволочкин

— Ой, братцы, опять схватило! — только и успел сказать Леший и скатился в трюм.

— Плохи дела у Михайлы, — сочувствовали ему солдаты. — Такой был здоровый мужик… Вишь, как расхворался.

Михайло сидел в трюме и клял Кочета, из-за которого нельзя ему ни на барже посидеть, ни на берег выйти. А вдруг батальон вовсе тут станет. Так и сидеть ему все время в трюме? Да тут и правда в лешего превратишься. «Нет уж, если батальон останется здесь, убегу я опять. Лучше беглым быть, чем в трюме сидеть», — решил солдат.

Скоро послышались шаги подходившего к пристани строя, донеслись команда «разойдись!» и топот ног по сходням. Рота вернулась с молебна.

— Приехали в станицу, а уплывем из города, — обсуждали солдаты случившееся.

— Да какой это город! Вот Иркутск или Чита — это да, это город!

— Пока мы отсюда назад поплывем, может, и правда здесь город построится…

— А почему его Благовещенском назвали? — донесся в трюм голос Игната Тюменцева.

— Говорили же. Благая весть, значит, получена, что вернутся опять к России ее амурские земли. Потому и назвали город Благовещенском.

10 мая, так и не отдав приказа о дальнейшем движении 13-го батальона, генерал-губернатор на своем катере в сопровождении двух канонерских лодок отправился в недалекий отсюда Айгунь. С ним уплыли все офицеры походного штаба.

— Ну что, ребята, не надоело бока пролеживать? — вернувшись в роту, спросил батальонный командир.

— Ничего, мы привычные. Нам что лежать, что щи хлебать — все одно.

— Ладно, отдыхайте, раз все одно, — рассмеялся вместе с солдатами капитан Дьяченко.

В тот день пришла в Благовещенск четвертая рота.

Козловский задолго до того, как показались первые строения, устроился на носу баржи и не опускал подзорную трубу. Увидев растянувшиеся длинной цепочкой по берегу дома, мачту с флагом, причаленные баржи, группы солдат на берегу, он радостно выкрикнул:

— Дружнее, ребята, дружней! Покажите, как умеет ходить четвертая рота!

Солдатам и самим хотелось показать себя жителям станицы да и другим ротам батальона. Они перестали оборачиваться, дружно налегли на весла.

Прещепенко и Коровин находились на барже батальонного командира. Втроем они стали у борта, встречая подходившую баржу Козловского.

— С прибытием в город Благовещенск! — крикнул Дьяченко, когда первая баржа поравнялась с ним. — Хорошо идете, ребята!

Козловский, как всегда, был радостно возбужден. Доложив батальонному командиру о том, что вверенные ему казаки-переселенцы доставлены на места нового водворения, он прямо засиял, когда узнал, что прибыл не в станицу Усть-Зейскую, а в город.

— Вот уже два русских города на Амуре: Николаевск и Благовещенск! — воскликнул он. И стал расспрашивать — Куда мы теперь? Скоро ли дальше?

— Не пойму, чего вы торопитесь! — не разделяя восторгов молодого поручика, сказал всегда вступавший с ним в спор Прещепенко. — Дайте солдатам отдохнуть. Пусть хоть мозоли у них от весел подсохнут.

— Вы не знаете моих орлов, — заметил, нисколько, впрочем, не обижаясь, Козловский. — Прикажи им на этих баржах плыть на Камчатку, и они ни слова не скажут.

— Больных нет? — пряча улыбку, спросил Дьяченко.

— Больных?! — Козловский разулыбался во все розовощекое лицо, удивившись даже вопросу. — А вот сейчас сами услышите…

Он повернулся к реке, где заворачивала к берегу вторая баржа его роты, и звонко крикнул:

— Здоровы, ребята?!

— Все, как один! — дружно ответили на барже.

— Молодцы, ребята!

— Рады стараться!

— Вот видите, — оборачиваясь к капитану, сказал Козловский.

— Хорошо, — улыбнулся Прещепенко, — только не по уставу.

— Так скоро ли дальше? — довольный произведенным впечатлением, допытывался Козловский.

— Скоро, — ответил капитан. — Пока ремонтируйте баржи, приведите в порядок обмундирование.

Козловский вспомнил трагический случай, свидетелем которого он недавно был, и сказал:

— Да, господа, генерал-губернатор еще не знает, какое нелепое событие случилось. С есаулом Сухотиным…

В тишине, которая наступила после рассказа поручика, резко прозвучал голос Прещепенко.

— И правильно поступил Сухотин! Искупил свой позор.

— Нет, нет, вы послушайте, что мне удалось выяснить, — горячась, перебил его Козловский. — В станице Толбузиной я встретил знакомого старика-казака. Прелюбопытнейший человек, но дело не в нем. Оказалось, он из той же станицы, что и Сухотин. И вот этот старик Мандрика, сын его и невестка в один голос говорят: «Кольку Сухотина мы знаем. Не мог он потратить казенные деньги».

— Ну, вы их слушайте! — сказал Прещепенко. — Документы-то он оставил.

— Вот именно, вот именно. После разговора с Мандрикой я уже в пути разобрал все его документы. Пересчитал и могу доказать, что есаул Сухотин… — Козловский сделал паузу и повторил — Могу доказать, что есаул Сухотин ошибся в расчетах!

— Как так? — спросили разом Дьяченко и не вступавший до этою в разговор поручик Коровин.

— А вот, чтобы вам дать понятие, посмотрите, — Козловский расстегнул свою сумку, вынул из нее лист бумаги и стал показывать пальцем на нужные строки. — Здесь учтены все суммы — за лес, железо, вар, за работу, товары для казаков и прочее. Это считал я. А здесь, — он достал другой листок с неровными колонками цифр: — Это расчеты покойного есаула. Он просто не силен был в арифметике. Видите, я подчеркнул… Сухотин неверно сложил итог. Посчитал рубли за копейки. И вот… Впрочем, я несколько раз пересчитывал и надеюсь, что оправдаю честь есаула. Возьмите, Яков Васильевич, передайте генерал-губернатору.

— Он сегодня ушел в Айгунь, — беря бумаги, сказал Дьяченко. — Когда вернется, не знаю. Но я сегодня же все это передам в канцелярию.

Наступило одиннадцатое мая.

Солдаты и этот день думали провести в блаженном безделии. Никаких работ, никаких нарядов не предполагалось, а такое в солдатской службе случается нечасто. Как вдруг нарочный привез от генерал-губернатора приказ. Первая рота должна была передать все тяжелые грузы из батальонного имущества на баржи остальных рот и, оставив при себе только оружие, плотницкий инструмент и месячный запас продовольствия, отправляться немедля к стоянке генерал-губернатора на левом берегу Амура, напротив селения Айгунь. Остальным ротам ожидать в городе Благовещенске прибытия плотов с переселенцами, а затем сопровождать их в новые места поселения. После высадки переселенцев ротам приказывалось следовать к месту новой стоянки батальона. Там к тому времени уже будет находиться первая рота во главе с батальонным командиром.

Но и этот приказ не делал даже намека на то, где в конце концов станет 13-й батальон.

«Ладно, выяснится на стоянке Николая Николаевича», — решил капитан.

Лишнего тяжелого имущества на баржах первой роты не было, рота ведь везла в Благовещенск артиллерию, и командир распорядился готовиться к отплытию.

— Что там в Айгуне? Встречался ли генерал-губернатор с И-шанем? Начались ли переговоры о разграничении? — засыпали офицеры батальона вопросами прибывшего курьера.

Курьер, офицер из штаба генерал-губернатора, побывал недавно в Айгуне и охотно делился своими впечатлениями.

— Айгунь, господа, — сравнительно большая маньчжурская деревня, с крепостью посредине. Там за стеной из бревен несколько строений: казначейство, тюрьма и дом амбаня. Переговоры начинаются сегодня. Вчера же мы обедали у амбаня!

— Как там все было? Как настроение у китайцев? — нетерпеливо спросил Козловский.

— Позвольте, я уж расскажу все по порядку, — сказал курьер, усаживаясь на вынесенную солдатами скамейку. — Еще здесь 7 мая, как помните, амбань просил разрешения встретить Николая Николаевича салютом. И вот генерал только сошел на берег, как в стороне показался дым и послышался какой-то треск. Что такое, думаем мы, что за пиротехника? А это и был салют. Пушек у китайцев, по-видимому, нет, стреляли небольшие мортирки.

Наша канонерка ответила тремя залпами из полевых орудий. И хорошо, что только тремя, а то бы опять могла начаться паника. Говорят, так было в прошлом году, во время проводов графа Путятина. Но и этими залпами китайцы, по-моему, были озадачены.

Генералу для следования в город подали парадную одноколку амбаня. Он сел в нее вместе со статским советником Перовским. Нам предложили верховых лошадей. Таким порядком мы и следовали в крепость мимо изумленных жителей этого единственного на Амуре более или менее значительного китайского поселения. Николай Николаевич, конечно, милостиво улыбался на право и налево, чем, мне кажется, жители Айгуня остались особенно довольны.

Амбань вышел встречать генерал-губернатора к парадным, разукрашенным драконами воротам внутри крепости. Сам помог Николаю Николаевичу сойти с коляски и провел в дом. Мы направились следом. Там, в комнате, влево от входа, генерала уже ожидал князь И-шань, в шелковой курме с каким-то носорогом на груди, с гладким красным шариком на шапке. Важный старик. В ту комнату пригласили только Николая Николаевича, Перовского и Шишмарева. От китайцев там остались, кроме самого И-шаня, амбань Дзираминга и секретарь ротный командир Айжиндай.