подозреваю тоже. Наш узкий круг ожил в один миг стоило предводителю вернуться в лоно семьи. В такие минуты проведённые вместе острее всего понимаешь, насколько важны близкие люди и какое место в твоей душе прочно занимал каждый из них. Меня воспитывала мама, отца никогда не было. Она ни разу не вспоминала о нём, а я не спрашивала. Лишь повзрослев, я исключительно для себя сделала предположение, что скорей всего случайная связь дала всходы в виде меня, а парень попросту сбежал, испугавшись ответственности. Я очень её любила и благодарна за всё, что она для меня сделала и что дала. За то, что не пошла на аборт, не отказалась и не бросила, не определила в интернат или детский дом. Мы с ней до сих пор близки. Но она продолжала жить в маленьком городке, наотрез отказываясь переезжать к нам. Тем самым сокращая встречи до нескольких раз в год и звонков раз в неделю. И постепенно за последние семь лет, живя вместе с Марией Мстиславовной под одной крышей, мы сроднились с ней настолько, будто знали друг друга всю жизнь. А про мои чувства к мужу и говорить нечего. Я влюблена в него практически с самых первых дней знакомства и вряд ли когда-то перестану любить.
Тётя Маша беззлобно подшучивала над племянником, рассказывая случаи из его детства, а я смотрела на их счастливые, смеющиеся лица, не вслушиваясь в слова, а лишь упиваясь ощущением настоящего дома, атмосферой уюта и душевного тепла, которые окутали нас троих. Единственное тёмное пятно, помимо непонятностей с Герой, пряталось глубоко в душе и удручало меня до сих пор — потеря ребёнка из-за выкидыша. После чего наша семья покатилась в бездонную пропасть с обрыва, и я не знала, чем остановить падение… стоило ли… был ли у меня хотя бы один призрачный шанс…
— Мира, ты будешь десерт? Мороженое осталось и ореховые плюшки, твои любимые.
— Когда ты всё успеваешь? — не переставала изумляться тётиным талантам по части кулинарии.
— Ты же сама мне помогала тесто замешивать, неужто забыла? — наступил черёд тёти дивиться моей короткой памяти.
— Извини, теперь вспомнила, — рассмеялась сама над собой.
— Ох, молодёжь, и чем только забиты ваши непутёвые головы, — всплеснула она руками и неодобрительно цокнула.
— Должно быть жизнью, тёть Маш, — подсказала ей.
— Ты слишком молода, чтобы думать о жизни Мирушка. Доживи до моих лет, вот тогда и задумаешься. Глядишь — к тому времени как раз появится чем.
Тут даже Гера расхохотался: — Тётя, сделай одолжение, ослабь воспитательный процесс, прошу.
— Так, кто будет чай? — она ловко сменила тему.
— Я пас. Меня не заманишь ни мороженым, ни плюшками, я предпочитаю коньяк, — Гера озвучил свои пожелания.
— С тобой давным-давно всё ясно, — она подарила племяннику широкую улыбку, а после перевела взгляд на меня, — а ты, Мира?
— Я ничего не хочу, кроме, разве что, посидеть у камина.
— Тогда идите к огню, а я здесь приберу.
— Вот ещё не хватало, вместе приберём, — запротестовала. Ей от меня сегодня досталось грубых слов, немножко подлизаться лишним не будет. Когда Гера вышел, оставив женский коллектив, то на кухне стало будто холоднее.
— Иди за ним, Мира, — зашипела на меня тётушка, — видишь же, что он сегодня в хорошем настроении. Вот и лови момент раз уж не слушаешь моих советов.
Это именно то, о чём я думала буквально секунду назад, но перед тётей неудобно: — Я всё же сначала помогу тебе, а после пойду.
— И когда ты придёшь, он надумает себе невесть чего и хорошего настроения как не бывало. Иди кому говорю, — она замахнулась на меня зажатым в руке кухонным полотенцем. Посомневавшись ещё не много, я тем не менее позволила себе поддаться душевному порыву.
— Хорошо, ты права. Спокойной ночи и спасибо.
Вернувшись в каминную комнату, я застала мужа сидящим в кресле, вытянувшем расслабленно ноги, в одной руке бокал с янтарной жидкостью, веки расслаблено прикрыты. Он казался таким домашним и родным, что сердце сжалось, ощущая острую, тоскливую потребность забраться к нему на колени и прижаться к горячей груди, свернувшись калачиком. Пока я предавалась иллюзорным мечтам, Гера оказывается наблюдал за мной из-под ресниц:
— Чего застыла. Налей себе что-нибудь и садись… Хотя постой.
Я замерла на полпути, страшась непонятно чего и всего сразу.
— Присаживайся в кресло. Я сам налью. Что будешь?
Задумалась, временно растерявшись, но Гера снова ответил за меня:
— Красное вино. Для крови говорят полезно.
Через минуту мы сидели в креслах друг напротив друга, а рядом шумно потрескивали дрова в камине. После первого глотка вина в горле запершило от терпкости, но на языке расцвёл ароматный, изысканный букет, напоминая о лете, солнечным лучам и крупным, лопающимся, истекающим соком виноградинам. От наслаждения я прикрыла глаза, откидывая голову на спинку кресла и прикрывая веки. Губы почмокивали, язык слизывал несуществующие капли.
— Ты очень красивая, Мира, — густой голос с вибрацией заставил вскинуть голову и широко распахнуть глаза. Я прикусила нижнюю губу, но уже не от вкуса вина, а от вспыхнувшей нужды в поцелуе.
Ну, почему?! Почему я реагирую так, что одна единственная фраза, произнесённая голосом Геры, заставляла жаждать поцелуев.
— Хотя, когда мы познакомились, ты больше походила на лягушонка. — Его хриплый смех отозвался спазмом внизу моего живота. Я зарделась смущением на собственные желания, а вскоре и возмущением на неуместное сравнение, которое он подобрал. Сделав маленький глоток, предпочла скрыться за фужером и отвернулась к огню.
— Я вовсе не похожа на лягушку, — некоторое время спустя не удержалась от недовольной реплики.
— Сейчас, конечно, не похожа. Ты давно превратилась в прекрасного лебедя, Мира. Теперь даже слепой не назовёт тебя лягушкой.
Что происходит? Сегодня новая тактика? Я чувствовала, что моё лицо загорелось багрянцем. Но предпочла сделать вид, что провинился жар от камина, тогда как моё смущение совершенно ни при чём.
— Но в день нашего знакомства ты прыгала через лужи точь-в-точь как лягушонок, — муж продолжил меня откровенно подначивать, сверкая хитрой синевой глаз, окружённых едва заметными лучиками морщин.
— Вовсе не лягушонок, — дались ему эти лягушки, посетовала про себя, — я же не виновата, что в тот день дождь зарядил с самого утра.
— Я сидел в машине, — Гера продолжил делиться собственными воспоминаниями, — как вдруг через потёки дождя на боковом окне заметил мелкого лягушонка, который натянув на голову огромный плащ, очень старательно перепрыгивал через каждую лужу, словно опасался намочить лапки. Но выходило откровенно паршиво.
— Так я была без зонта, — невольно вспомнила тот совершенно обычный и непримечательный день, который по итогу стал