— Ур-ра! — завопил Ремка Штыб в полном восторге. — Точка занятиям. Вот здорово — это ловко получилось! На целый месяц раньше отпустят. Во ловко!
И он встал на голову, болтая ногами над партой.
— Перевернись нормально, — посоветовал ему Сеня, стоя по-прежнему на стуле. — Рано радуешься. А Ирина Николаевна с разрешения Глеба Силыча договорилась уже в исполкоме. Вчера инженеры приходили смотреть. Мы же на возвышенности. Сюда вода подойдет не так уж скоро. Может быть, даже в этом году и не подойдет совсем. И Глеб Силыч уже был в исполкоме и с Ксаниной бабушкой, Галиной Петровной, согласовал все.
— Да что согласовал? Про что ты говоришь? Хватит тебе кругом да около вертеться! Говори толком! — закричали со всех сторон.
— Ты испытываешь предел нашего терпения, — добавил, как всегда, Сурен. — Предупреждаю, у меня оно уже исчерпывается.
— Так вот, слушайте: решили, что пятый класс, наш и седьмой остаются заниматься тут. Здесь скоро получится вроде острова. Вода же кругом обойдет, понимаете? И мы тут прямо будем жить. Ведь мальков классы освободятся. Нам будут сделаны в них эти самые, общежития, спальни, или, как их, тротуары, что ли… Елизавета Порфирьевна сказала…
— Доргтуаргы, — поправил Пьер.
— Ага! Потому что невозможно каждый день всех два раза взад-вперед возить на лодках. Хотя лодки уже к нам везут. Уже на станции, говорят, выгружают. Вот и будем мы тут жить в школе. Будем как на острове. Правда, здорово?!
— Уй, это да-а!.. — пронеслось по классу.
Девочки растерянно поглядывали на окна. Должно быть, старались представить себе, как это они будут тут жить, окруженные со всех сторон водой. А у мальчишек уже глаза разгорелись. Все стали наперебой уточнять, как это получится здорово — словно на корабле будем!
— И флаг поднимем на крыше, — мечтал вслух Сеня. — А питание нам будут привозить, и девочки станут его разогревать.
— Ну конечно… Обязательно девочки. Почему это именно девочки?
— Вы будете кухарить, такое уж ваше дело, а мы будем швабрами полы мыть, — успокоил их Сеня.
— Надраивать! — внес поправку всемудрый Сурен.
— Надргаивать палубу, как на коргабле, — прибавил Пьер.
Никто даже не заметил, как вошла Ирина Николаевна. Она сразу поняла, что классу уже все известно.
— Так как же, довольны? Или все-таки побаиваетесь? — спросила вожатая.
— А чего трусить? Го! Бояться!.. Вот еще!
Ее обступили со всех сторон, отталкивая друг друга, продираясь к ней вплотную, затеребили вопросами:
— А родители отпустят?
— Ирина Николаевна, мы здесь, значит, и ночевать будем? Вообще жить?
— А в выходной будем ездить домой на лодках?
— А в кино как? Нас будут возить?
Ирина Николаевна, поворачиваясь в разные стороны, откуда неслись вопросы, объясняла, что в кино будут возить, и домой отпускать на воскресенье, и на Праздник Воды все поедут. Но жить будут в младших классах, которые переоборудуют в дортуары. В Совете надеются, что порядок у школьников будет образцовый. И ей, Ирине Николаевне, доверили все это дело. Не только директор и завуч Елизавета Порфирьевна, но и она будет отвечать перед родителями, перед городом. И вожатая надеется, что пионеры не подведут.
— Все это, конечно, довольно трудно, — заключила Ирина Николаевна. — Но что делать? Иначе нам придется терять целый месяц занятий. С новым помещением получилась задержка. Не бросать же нам учение до конца года. Вот и решили использовать опыт волгодонцев. Они его успешно провели, когда строили канал. Там на одной станции такая же заминка со строительством школы вышла, и ребята прекраснейшим образом жили и занимались в старой школе, хотя их уже окружала вода. А что, разве у нас с вами кто-нибудь боится?
Конечно, никто не боялся. А если кто немного и трусил в душе, то не подал виду сейчас.
Однако все это было не так-то просто. Строительная комиссия, обследовавшая здание школы и холм, на котором она располагалась, вынесла заключение, что необходимо произвести работы по укреплению грунта возле школы и на всякий случай оградить ее водозащитной дамбой. Начались сильные весенние дожди, паводок мог быть высокий. Нужно было принять меры, чтобы вода не подошла к самым стенам школы.
И вот теперь каждый день утренняя смена после уроков, а дневная до начала занятий отрабатывали по два часа на возведении дамбы вокруг школьного участка. Само здание школы стояло на крутогоре. Когда-то, в старое время, здесь было рудничное управление. Управляющий Альберт Оттович Грюппон избрал эту возвышенность потому, что считал нужным иметь постоянно хороший обзор вверенного ему района из окна своего кабинета. И действительно, из этой комнаты, где теперь была учительская, открывался великолепный вид на поселок и примыкающий к нему край степного простора. А прежде из окна кабинета управляющего была видна как на ладони вся старая Сухоярка, и копры, и терриконы, и трущобная, нищенская Собачеевка, где когда-то селились как попало, в грязных хибарах.
Большой пустырь, оставшийся после снесения Собачеевки, а частично и нескольких старых кварталов самой Сухоярки, отделял школьный холм от плоскогорья, на котором, собственно, и был теперь городок. Там, на возвышенности, возводились новые кварталы. Там же достраивалось и новое помещение для школы. Все расчищенное пространство до возвышенности, где сегодня еще оставалось старое школьное здание, должно было вскоре покрыться водой, которой таким образом предстояло полностью отрезать школу от города. Но в этом не было ничего страшного. Жили ведь так школьники одной задонской станицы в ту весну, когда заканчивалось строительство Волго-Донского канала. Жили в отрезанной водой школе, да еще учились как! Ни одного дня не потеряли, ни один человек не остался на второй год. Об этом тогда и в газетах писали.
Но, может быть, вы думаете, что легко два часа подряд копать лопатой землю? Или утрамбовывать ее на крутом склоне дамбы? Или возить щебенку в тачках? Или таскать и укладывать глыбы песчаника? Нет, это не пустяки!..
Но зато — черт возьми! — до чего интересно было чувствовать себя тоже одним из покорителей стихии, как любил выражаться Сурен Арзумян, одним из тех, кто взялся управлять судьбой воды и указывать ей путь. И как приятно было потом, показывая друг другу натертые ладони, пить кружками воду из холодного кипятильника, сплевывать в сторону и снисходительно признаваться:
— Ничего. Досталось сегодня нашему брату.
Все работали. Все, даже Ремка Штыб, который единственно чему научился у строителей, так это кричать: «Перекур!» — и втыкать лопату в землю, обивая ладони о штаны, хотя, конечно, курить при Ирине Николаевне он бы никогда и не решился. Все работали. И каждый делал что мог. И напрасно прикрепленная со строительства шофёрка Тася, языкастая, разбитная — Сеня знал ее, потому что она прежде работала в автоколонне отца, — подъезжая задним ходом на своем самосвале со щебнем, кричала, перекрывая грохот ссыпающихся камней: