Читать интересную книгу Психосоматика. Психотерапевтический подход - Геннадий Аверьянов

Да, как ни странно, страдает не только симпатический отдел вегетативной нервной системы, но еще и парасимпатический. Усиление первого в ответ на стрессор может сопровождаться, как подавлением, так и активацией антагонистического ему парасимпатического отдела вегетативной нервной системы (могут возникнуть позывы на мочеиспускание, расстройства стула и т. п.). Следует добавить, что после прекращения действия возбуждающих факторов активность парасимпатической нервной системы, связанная с восстановительным процессом в результате своеобразной сверхкомпенсации, может приводить к перенапряжению последней. Например, хорошо известны экспериментально доказанные случаи вагусной остановки сердца во время выраженного стресса (Richter C.P., 1957), а также проявление выраженной общей слабости в ответ на сильный раздражитель и т. п.

Психогенная смерть

C.P. Richter в опытах на крысах проиллюстрировал феномен вагусной остановки сердца. Прирученные крысы, опущенные в специальный цилиндр с водой, из которого невозможно было выбраться, оставались живыми около 60 часов. Если же в этот цилиндр помещались дикие крысы, то дыхание их практически сразу резко замедлялось и через несколько минут сердце останавливалось в фазе диастолы. Однако если у диких крыс не возникало чувства безнадежности, что обеспечивалось предварительными «тренировками», во время которых эти дикие крысы неоднократно помещались и изымались из цилиндра, то длительность выживания в этом цилиндре у прирученных и диких крыс оказывалась одинаковой (Richter C.P., 1957).

При этом нельзя не заметить, что человек – за счет своей мыслительной деятельности, нередко заводящей его в тупик, – способен испытывать чувство безвыходности посильнее упомянутых грызунов. Не случайно даже загадочную «смерть Вуду», наступающую у аборигена после того, как он узнает о насланном на него проклятии шамана, или при нарушении им «смертельного табу», объясняют перенапряжением не симпатической, а парасимпатической системы, в результате которой наступает все та же вагусная остановка сердца (Райковский Я., 1979).

Кроме того, мы, будучи «людьми приличными», не считаем нужным (или возможным) проявлять в таких случаях свои эмоции, то есть насильственно их сдерживаем. Однако соматовегетативная реакция, как известно благодаря работам П.К. Анохина, от подобного подавления «внешнего компонента эмоции» только усиливается! Таким образом, наше сердце, например, в подобных ситуациях будет биться не меньше, а больше, чем у животного, если бы оно оказалось (предположим такую немыслимую возможность) на нашем месте. Но мы не допустим «позорного бегства», «не опустимся на тот уровень, чтобы выяснять отношения кулаками» – мы сдержимся, а если испытаем эти чувства в кабинете начальника или «в сцене примирения» с набившим оскомину супругом (супругой), – то сдержимся исключительно, подавим любую негативную эмоциональную реакцию. Животное, конечно, резонно бы ретировалось из-под бомбежки столь сильными стрессорами, но мы останемся на месте, попытаемся до последнего «сохранить лицо», испытывая при этом настоящую вегетативную катастрофу.

Впрочем, есть и еще одно отличие, существенно отделяющее нас от таких «нормальных», в сравнении с нами, животных; и состоит это отличие в том, что количество тех стрессов, которое переживает животное, не идет ни в какое сравнение с тем числом, которое выпадает на долю человека. Животное живет в «блаженном неведении», мы же находимся в курсе всех возможных и невозможных неприятностей, которые могут, как нам иногда кажется, произойти с нами, потому что они происходили с другими людьми. Мы боимся, кроме прочего, социальных оценок, утраты с таким трудом завоеванных позиций в отношениях с родственниками, друзьями, коллегами; мы опасаемся показаться недостаточно сведущими, некомпетентными, недостаточно мужественными или недостаточно женственными, недостаточно красивыми или чересчур обеспеченными, слишком нравственными или абсолютно безнравственными; наконец, нас пугает финансовое неблагополучие, нерешенность бытовых и профессиональных проблем, отсутствие в нашей жизни «большой и вечной любви», ощущение непонятости, короче говоря, «имя им – легион».

Обезьяна, ставшая человеком (на время эксперимента)

Не самый гуманный, но зато более чем показательный эксперимент, демонстрирующий трагичность подавления естественных реакций, возникающих в ситуации стресса, был проведен в Сухумском отделении АМН СССР Ю.М. Репиным и В.Г. Страцевым. Суть этого исследования заключалась в том, что подопытные обезьяны иммобилизировались, а после этого подвергались воздействию «сигналом угрозы», который вызывал агрессивно-оборонительное возбуждение. Невозможность вследствие иммобилизации реализации обоих запрограммированных природой вариантов поведения («борьбы» или «бегства») приводила к устойчивой диастолической гипертонии. Развивающееся заболевание имело хроническое течение, сочеталось с ожирением, изменениями артерий атеросклеротического характера, клиническими и морфологическими признаками ишемической болезни сердца.

Симпато-адреналовая активация начального периода постепенно сменялась признаками истощения этой системы в стадии стабилизации гипертензии. Кора надпочечников, выделявшая значительные количества стероидных гормонов при формировании патологии, претерпевала выраженные изменения при хронизации заболевания, создавалась картина «дискортицизма», который наблюдается у ряда больных с артериальной гипертензией из числа вида «Homo Sapiens».

Все это позволило авторам сделать вывод, что психосоматические заболевания (в данном случае – гипертоническая болезнь) являются преимущественно человеческим недугом, возникающим вследствие жесткой социальной регламентации поведения, предполагающей подавление (торможение) внешних – двигательных компонентов пищевой, половой и агрессивно-оборонительной реакций (Репин Ю.М., Страцев В.Г., 1975). Действительно, иммобилизация, которая в эксперименте была насильно и жестоко применена к животным, находящимся в состоянии стресса, является нашим обычным состоянием в обыденной жизни.

Какому перенапряжению в конечном итоге мы подвергаем собственную вегетативную нервную систему, даже трудно себе представить! В целом вегетативные реакции – от приступов сердцебиения до кишечного дискомфорта – явления обычные в нашей жизни, полной стрессов, тревог, неоправданных зачастую, но все равно отменных страхов. Психологи не случайно назвали прошлый – ХХ век – «веком тревоги»: за одну только вторую его половину количество неврозов, по данным ВОЗ, выросло в 24 раза! Но большинство людей, конечно, традиционно фиксируются на своих психологических переживаниях, а вегетативные составляющие этих тревог проходят для них относительно бесследно. Другая часть людей (в силу ряда обстоятельств, о которых речь пойдет ниже) или просто не замечают своих стрессоров, а потому видят лишь проявления «вегетативной дисфункции», или же фиксируются на этих соматовегетативных проявлениях своей тревоги раньше, нежели успевают понять, что естественным образом растревожились по какой-то абсолютно посторонней причине.

Как человек оценит эти реакции своей вегетативной нервной системы – в значительной степени зависит от того, насколько высок уровень его психологической культуры, насколько хорошо он знаком с механизмами образования и проявления эмоций. Разумеется, по большей части в этом спектре уровень культуры нашего населения крайне низок, поэтому нет ничего странного в том, что для очень большого числа наших сограждан эти естественные вегетативные проявления тревоги значат не что иное, как симптомы «больного сердца», «плохих сосудов», а потому – «скорой и неминуемой смерти». Впрочем, определенную роль играет и специфика восприятия человеком «внутренней жизни» своего организма. Оказывается, что различия здесь весьма существенны – одни лица вообще «глухи» к своему сердцебиению, повышенному (в разумных пределах) давлению, желудочному дискомфорту и т. п., а другие, напротив, ощущают эти отклонения настолько отчетливо, что справиться с возникающим ужасом по поводу их возникновения ни сил, ни здравого смысла у них не хватает.

Кроме того, в специальных исследованиях было выяснено, что лица, сообщающие о большем количестве вегетативных изменений во время переживания эмоций, объективно обнаруживают большую физиологическую чувствительность к действию эмоциональных факторов. То есть у людей, вегетативные реакции которых являются более отчетливыми и хорошо осознаются, эмоциональный процесс протекает с большей выраженностью, нежели у тех лиц, у которых эти реакции менее выражены (Mandler G. et al., 1958). Иными словами, импульсы, поступающие от внутренних органов, поддерживают эмоциональный процесс, то есть здесь – в этой группе лиц – мы имеем дело со своего рода самозаводящейся машиной. С одной стороны, эмоциональные реакции сопровождаются у этих людей избыточной («сверхнормативной») вегетативной реакцией, но, с другой стороны, ощущение и осознание ими последней приводит к тому, что усиливается изначальная эмоциональная реакция, а значит, и свойственная ей избыточная вегетативная составляющая. По всей видимости, среди наших больных с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией) преобладают как раз эти лица с особенной способностью к ощущению собственных «вегетативных эксцессов». Именно эта особенная чувствительность и предопределяет то, что основной своей проблемой данные пациенты будут считать не тревогу и не эмоциональную неустойчивость, а телесные (соматовегетативные) проявления этих эмоциональных состояний, не понимая, правда, что стали жертвой скорее «эмоции», нежели «тела».