Старуха толкнула дверь и вошла в большое помещение с широким зарешеченным окном. Вдоль стен стояли узкие топчаны, покрытые коврами, да окованные железными узорчатыми пластинами сундучки. Посредине — низенький круглый стол, на нем — большая миска с горячим пловом и высокий кувшин с шербетом.
На топчанах, подобрав ноги, сидели несколько девушек и голодными глазами смотрели, как пышнотелая женщина, не обращая на них никакого внимания, доставала рукой из миски куски мяса побольше и запихивала в рот.
— Кальфа Мариам? — спросила старуха. — Пусть хранит тебя аллах!
— Да, я. А тебе чего? С чем пришла? — недовольно пробурчала кальфа, глотая мясо. — Видишь — не вовремя… У нас как раз завтрак.
— Прошу прощения, — поклонилась старуха. — Я подожду, если позволишь… Сяду вот тут. — И присела на краешек топчана.
Мариам покосилась на неё, но не сказала ничего. Ещё некоторое время она, не торопясь, запихивала в рот то, что повкуснее, потом прямо из кувшина напилась шербета и только после того, как вытерла рукой жирные губы, сказала коротко:
— Ешьте!
В то же мгновение девушки вскочили, окружили миску и стоя начали брать еду и торопливо глотать её, как голодные щенки.
Только одна осталась сидеть на своём месте в уголке, накрывшись платком.
— Ты чего? Ешь! — обернулась к ней Мариам. — Вчера не ужинала! Сегодня не завтракаешь! Или сдохнуть хочешь, чтобы меня обвинили в том, что я объедаю своих учениц?.. Но тебе это не удастся. Я заставлю тебя есть!
— Не буду есть! Не хочу! — ответила девушка, не открывая лица.
Услыхав её голос, старуха вздрогнула. Через просвет чадры, которую она так и не сняла, пристально посмотрела на строптивую одалиску.
— Нет, будешь! — Мариам поднялась и крикнула своим подопечным, которые уплетали плов из миски: — Эй, хватит вам! Оставьте малость этой сумасшедшей. Видали, она недовольна, что попала в султанский гарем! Ей бы стать наложницей или рабыней какого-нибудь грязного торгаша или спахии! Или на хозяйственном дворе топить печь в бане, стирать бельё, мыть посуду на кухне… Это лучше?
— Лучше.
— Ну и глупая ты! Но эта дурость пройдёт… Не таким здесь рога обламывали… Иди ешь!
— Не буду! Лучше умру…
— Ха-ха! Вы слыхали? Она не будет есть! Голод припечёт — сама попросишь… Доедайте, девчата, — не пропадать же добру!
Девушки опять бросились к миске и быстро опорожнили её. Было ясно, что голод — постоянный спутник их жизни.
Кальфа подошла к старухе, пнула ногой её узел.
— Покажи, что принесла. Чем удивишь моих красавиц?
Старуха поклонилась. Заскорузлыми пальцами развязала верёвку, стала вынимать небольшие кусочки цветастых тканей. Раскинула их на тахте поближе к свету.
Девушки в восторге всплёскивали руками.
— Ой, какая красота!
Кальфа Мариам тоже не смогла скрыть своих чувств. Как заворожённая рассматривала материю, — все было великолепным! Только странными казались размеры — совсем маленькие лоскуты: на косынку и то еле хватит
— Так из этого платья не выйдет! — воскликнула она с сожалением, примеряя на себя кусок яркого китайского шелка.
— Отчего не выйдет? — прошамкала старуха. — Во дворе стоит мой воз — там есть все, чего только душа пожелает! Правда, не очень много… На весь гарем не хватит. Но вам достанется. Мой старик отмерит, лишь бы денежки были!
Девушки кинулись к своим сундучкам и с зажатыми в руках акче, курушами и динарами выпорхнули из комнаты.
Одна лишь новенькая не проявила заинтересованности: согнувшись, как надломленный ветром стебелёк, молча сидела в углу на топчане.
Старуха начала медленно собирать своё добро, складывать в узел. Каждый лоскут она сворачивала по нескольку раз, укладывала, потом снова вынимала.
Кальфа нетерпеливо притопнула ногой.
— Да побыстрей ты!
— А ты, голубушка, иди, иди… Не бойся — я не воровка. Да и не одна я остаюсь, есть кому за мной присмотреть: — И старуха скрюченным пальцем указала на новенькую. — Иди, я сейчас соберу — да за тобой следом… Не мешкай, не то там расхватают все…
Последние слова подстегнули кальфу — хлопнув дверью, она протопала во двор.
В тот же миг старуха, открыв лицо, устремилась к девушке и совсем другим голосом воскликнула:
— Златка! Милая! Неужели не узнала меня?
— Арсен! — Девушка поначалу не поверила своим глазам, а потом с рыданием упала к нему на грудь. — Милый мой! Ты здесь!..
— Т-с-с! — Арсен зажал ей рот ладонью. — Слушай внимательно! Мы с Ненко прибыли за тобой. Он с подводой во дворе. Вот тебе другая одежда. — Он выхватил свёрток из своего узла. — Пока твои подружки выбирают у Ненко обновы, накинь на себя эти лохмотья рабыни, выйди во двор и жди нас возле ворот… Мы не задержимся. Быстрей!
Скомкав все лоскуты, казак запихнул их в узел и, вновь согнувшись, как старая бабка, заковылял из комнаты.
Около воза шла бойкая торговля. Ненко не скупился. За бесценок продавал то, что втридорога купил вчера с Арсеном у заморских купцов. Кальфа и девушки держали в руках отрезы дорогих тканей и, не имея больше денег, с завистью и сожалением смотрели на оставшееся.
Арсен, выйдя из гарема, подождал, пока мимо него промелькнула Златка, а потом направился к возу.
— Накупили, сороки? — зашипел он на девушек. — Вижу — набрали… Ну и хватит! А теперь — кыш, кыш! Некогда нам, надо ехать дальше, ведь в кошельках у вас, хе-хе, ничего не осталось! — Он влез на воз. — Погоняй, старик!
Ненко взмахнул камчой[92], хлестнул коней.
— Где она? — спросил тихо, когда немного отъехали.
— Вон побежала… Будет ждать… Теперь бы хоть малость пофартило нам!
Не задавая больше вопросов, Ненко быстрее погнал лошадей.
— Эй-эй, берегись! — кричал он тем, кто оказывался на пути.
Запыхавшаяся Златка стояла у ворот, боязливо озираясь вокруг через узенькую щель чадры. Она, видимо, ещё не могла поверить в реальность происходящего. Худенькую её фигурку так и притягивало к быстро приближающейся подводе.
Ненко натянул вожжи.
Арсен подхватил девушку под руки, поднял — и она мгновенно оказалась внутри будки.
— Гони! — крикнул казак.
Камча обожгла спины лошадей. Колёса, высекая из камней искры, громко затарахтели в узком проезде под каменной башней.
Часовые, стоявшие снаружи, у ворот, бросились на шум, однако завидев, что на них мчатся озверевшие кони, испуганно отшатнулись, чтобы не попасть под копыта.
— Вай, вай! Горе мне! — вопил Ненко, размахивая камчой. — Взбесились, окаянные! Вай, вай!
Капуджи скрестили длинные копья, закричали:
— Стой! Назад!
Но было поздно. Кибитка вихрем вылетела из-под башни, промчалась через широкий майдан, разгоняя испуганных прохожих, и скрылась за углом, в боковой улице.