Я должен позволить другим убить его для меня. Сиси? Я мог бы помочь им, но помогать врагам, которые поклялись уничтожить тебя самого, опасно. Есть ещё и другая возможность. Боги».
Ёси закрыл эту ячейку до следующего раза и снова задумался о Совете. Что я скажу им? Сейчас они, конечно, уже знают, что я встречался с гайдзинами. Я буду настаивать на соблюдении в будущем одного абсолютного правила: мы должны посылать только умных людей на эти встречи. Что ещё? Обязательно расскажу им о солдатах гайдзинов: все гигантского роста, в этих своих алых мундирах, коротких юбках и огромных шапках с перьями, каждый вооружен замковым ружьем, начищенным до блеска, — они заботятся о них так же, как мы о своих клинках.
Стоит ли мне говорить им, что эти враги глупы, не имеют понятия об утонченности и ими можно манипулировать, используя их собственные нетерпение и ненависть, — Мисамото сообщил мне достаточно, чтобы заключить, что они капризны и полны ненависти не меньше, чем любой из наших даймё? Нет, это я оставлю при себе. Но я скажу им, что завтра наша делегация не справится со своей задачей, если мы не изобретем отсрочки, на которую гайдзины с радостью согласятся.
Что же это будет?
— Этот посланный, Мисамото, — лениво произнес он, — высокий человек с большим носом, почему он говорил как женщина, использовал слова женской речи? Он что, наполовину мужчина, наполовину женщина?
— Я не знаю, господин. Может быть, и так. На кораблях у них много таких, господин, хотя они это скрывают.
— Зачем?
— Не знаю, господин. Их трудно понять. Они не говорят о совокуплении так открыто, как мы, не обсуждают, какая поза лучше или кто им нравится больше, мальчик или женщина. В отношении же того, что он говорит, как женщина: на их языке мужчины и женщины одинаково, то есть используют одни и те же слова, господин, не как японцы. Те немногие матросы, которые умели сказать несколько слов на нашем языке — я встречал таких, это были люди, побывавшие в Нагасаки, — все они говорили так же, как этот длинноносый, потому что единственными японцами, с кем они общались здесь, были шлюхи, они учили наши слова у шлюх. Они не подозревают, что наши женщины говорят не так, как мы, мужчины, господин, и используют другие слова, отличные от наших, как и пристало цивилизованным людям.
Ёси скрыл внезапно охватившее его волнение. «Наши продажные женщины — их единственная реальная связь с нашим миром, — подумал он. — И своя шлюха, разумеется, есть у каждого из них. Поэтому в качестве одного из способов управлять ими, даже нападать на них, мы можем использовать тех, с кем они делят ложе, женщин или мальчиков».
— Я не отдам приказа своему флоту открыть огонь по Эдо без официального письменного приказа Адмиралтейства или министерства иностранных дел, — сказал адмирал, лицо его раскраснелось. — Мои инструкции требуют быть осмотрительным, так же как и ваши. Это не карательная экспедиция.
— Ради бога, произошло убийство, и мы обязаны отреагировать. Конечно же, это карательная экспедиция! — Сэр Уильям был зол не в меньшей степени. Только что пробили восемь склянок, полночь, они сидели за круглым столом в адмиральской каюте на флагмане. Кроме них за столом присутствовал лишь генерал Томас Огилви. Каюта была просторная, с низким потолком и тяжелыми балками, через кормовые окна были видны штаговые огни других кораблей. — Повторяю, по моему мнению, их можно сломить только силой.
— Клянусь Богом, заручитесь приказом, и я сломлю их. — Адмирал вновь наполнил свой бокал портвейном из почти пустого хрустального графина. — Томас?
— Благодарю. — Генерал протянул ему свой бокал.
Стараясь сдержаться, сэр Уильям произнес:
— Лорд Расселл уже отдал нам распоряжение вытребовать у бакуфу двадцать пять тысяч фунтов репараций за убийства, совершенные в миссии в прошлом году, когда погибли сержант и капрал, — он будет ещё более возмущен этим новым инцидентом. Я знаю его, вы — нет, — добавил он, преувеличив немного для вящего эффекта. — Его одобрение я получу не раньше чем через три месяца. В этот раз мы должны получить полное удовлетворение, иначе убийства будут продолжаться. Без вашей поддержки я не могу маневрировать на переговорах.
— Я вас поддерживаю полностью, исключая лишь войну, клянусь Господом. Обстрел их столицы автоматически вовлекает нас в войну с ними. Сейчас мы не готовы к этому. Томас? Вы согласны со мной?
— Окружить деревню вроде Ходогайи, — осторожно произнес генерал, — уничтожить несколько сотен дикарей и заковать мелкого туземного царька в цепи — это совсем не то, что занять и удерживать этот огромный город и блокировать замок.
— Как же тогда быть с вашим заявлением, что «невозможно вообразить себе операцию, которую силы под моим командованием не в состоянии осуществить в кратчайшие сроки»? — заметил сэр Уильям, испепеляя его взглядом.
Генерал побагровел.
— То, что говорится при всех, как вам хорошо известно, имеет мало общего с практикой, как вам хорошо известно, Эдо — задача иного масштаба.
— Совершенно верно. — Адмирал осушил свой бокал.
— Тогда что вы предлагаете? — Молчание сгущалось. Ножка бокала сэра Уильяма вдруг хрустнула у него в пальцах, заставив всех вздрогнуть от неожиданности. — Чёрт! — воскликнул он. Это, однако, отвлекло его и до некоторой степени остудило его гнев. Небрежным жестом он взял салфетку и промокнул вино. — Я здесь посланник. Если я сочту необходимым отдать такой приказ, а вы откажетесь подчиниться, на что, разумеется, имеете право, я, как вы сами понимаете, подам прошение о вашей немедленной замене на этом посту.
Шея адмирала стала лиловой.
— Я уже представил все факты в Адмиралтейство. Но, пожалуйста, не поймите меня превратно: я более чем всегда готов искать отмщения за убийство Джона Кентербери и нападение на остальных. Если речь пойдет об Эдо, мне необходим только письменный приказ, как я уже говорил. Какая разница, сейчас или через три месяца, спешить нам некуда, эти дикари заплатят все, что с них причитается, этим городом или сотней других.
— Да, заплатят обязательно, клянусь Богом. — Сэр Уильям поднялся.
— Прежде чем вы уйдете, у меня есть для вас ещё кое-какая важная информация: я не могу обещать, что флот сможет долго простоять на якоре, как сейчас. Мои корабли беззащитны, морское дно здесь мелкое, это чревато большими неприятностями, погода обещает испортиться, в Иокогаме мы в большей безопасности.
— Как долго вы ещё сможете здесь находиться?
— День… не знаю, я не управляю погодой, которая в этом месяце очень изменчива, как вы, вероятно, и сами знаете.