Читать интересную книгу Наука умирать - Владимир Рынкевич

   — Почему не переправляемся?.. К шапочному разбору придём?

Марков их понимал и как мог успокаивал.

   — Не переживайте, господа. Без нас город не возьмут. Торопитесь на переправе. Чтобы ни минуты задержки. А я покину левый берег последним, как капитан погибающего корабля.

Сам удивился: откуда такой пессимистический юмор? От странных приказов командующего, старающегося затолкать его на самые «задворки» боя? Неужели Екатеринодар действительно на грани падения, и большевики эвакуируются? Утром опять прошёл слух, что город взят, и обозники кричали «ура».

Шагах в ста от дороги Миончинский поставил батарею походной колонной, чтобы по первому приказу выехать на переправу. Стреноженные лошади бродили рядом. Артиллеристы отдыхали, прогуливались, наблюдали за переправой, подходили к берегу. Марков увидел Брянцева — накануне прапорщик был с ним у костра. Стоял на берегу, мечтательно вглядываясь в мутную вешнюю воду, играющую оранжевыми солнечными блестками. Генерал окликнул его — любил демонстрировать свой резкий, однотонный, но громкий голос:

   — Прапорщик Брянцев, ко мне!

Брянцев подходил дисциплинированно быстро, но с каким-то новым достоинством, словно за ночь повзрослел на несколько лет. Докладывая, таил во взгляде нечто своё, далёкое от войны, от генеральских приказов, от гула переправы. Под глазами — тёмные круги. Может быть, просто пьянствовал всю ночь? Всё изменяется очень быстро. Вот и прапорщик...

   — Вы, помнится, говорили, что у вас в Екатеринодаре родственники и вы хорошо знаете город?

   — Так точно, ваше превосходительство.

   — И хотели пойти туда в разведку.

   — Готов идти немедленно. Доставлю вам необходимые сведения и своим попытаюсь помочь. Знаю, что они живы. Дядя Коля работает врачом в больнице. Наверное, там сейчас госпиталь.

   — Я пошлю вас офицером связи к генералу Богаевскому — командиру 2-й бригады. Напишу ему записку, чтобы помог вам проникнуть в город. Переоденьтесь, документы достанете — там убитых красных полно — у них всё можно найти. Мне, да и Богаевскому и всем нам, надо точно знать положение в городе: уходят ли красные, эвакуируют ли своих или готовы оборонять город. Что у них за артиллерия? Где стоят батареи? Ну и расположение частей. Какие части. На всё это вам одна ночь. Завтра утром, даст Бог, я буду там, впереди. Будьте внимательны и осторожны. Узнав истинное состояние войск противника, мы найдём способы быстро взять город.

Прапорщику дали лошадь, он вступил на паром вместе с казаками Кубанского полка. Заскрипел трос, закачались доски парома, Брянцев опёрся о бортовую жердь и вглядывался в отдаляющийся зелёный берег, где ещё стояли повозки и палатки, сновали люди. Он нашёл ту палатку. Клава там. Она права: он всю жизнь будет помнить её поцелуй, её ласки.

В Елизаветинской Брянцев окунулся в мирную жизнь ближнего тыла побеждающей армии. На площади весело маршировали молодые станичники, призванные приказом Корнилова. Их учили петь Корниловский марш:

За Россию и свободуЕсли в бой зовут,То корниловцы и в воду,И в огонь пойдут.Вперёд на бой,Вперёд на бой,На бой, открытый бой.

В церкви шла утренняя служба. Четвёртая неделя поста. Средокрестная. Средопостие. Сегодня среда — перелом поста. Бабушка, бывало, садилась в переднем углу за стол и стучала незаметно, объясняя Феденьке, что это пост переламывается.

Работает большой магазин, в витринах даже книги церковного содержания. Брянцев, отдавая лошадь на штабную коновязь, услышал от коноводов о более интересном торговом заведении, куда и направился. Из магазина вышел Борис Суворин, Их здесь, при армии, два брата, но почему-то почти никогда не увидишь их вместе. Говорят, политические разногласия.

Журналист приветливо поздоровался, вспомнил бой за хуторами Филипповскими:

   — Поймали вы тогда своего врага?

   — Поймал, только позже, на Георгие-Афипской. Больше его нет.

Сказал со спокойной гордостью, сознавая себя бойцом, рыцарем, настоящим мужчиной.

   — А я вот купил записную книжку. Именно в ней буду писать большой очерк о нашем походе. Вы тоже в магазин?

   — Нет. Есть более интересное место: у казака Кабанца в погребе отличное пиво. У меня есть полчаса времени — еду в бригаду Богаевского с сопровождающими.

Кабанец — в радостной суете: такой спрос, такие посетители, такой заработок. Приглашал в хату за стол, желающие сидели во дворе на солнышке за длинным столом. Пиво хозяин и его домашние подавали в кружках, в чашках, стаканах, даже в мисочках — не хватало посуды. Пиво цвета мёда было вкусное, холодное, крепкое. Знатоки подмигивали: «Не иначе, спиртом сдобрил».

   — Вчера наши вас вспоминали, — сказал Брянцев. — Говорили о «Протоколах сионских мудрецов». Неужели действительно вся эта революция идёт по ихнему плану?

   — «Протоколы» я читал, — с некоторым раздумьем ответил Суворин, — и книга у меня есть. Вернее, была. В Питере осталась. Пусть большевики читают. Отец верил. А я, по правде сказать, считаю, что это фальшивка. И доказательства тому есть. Сионские мудрецы, то бишь умные евреи, не стали бы сочинять такую чушь себе во вред. А вы в бой?

   — Да. Задание генерала Маркова.

   — О-о! Личное задание Маркова! Вы делаете успехи. По-моему, Марков — один из лучших наших генералов.

   — Лучший. На нём держится вся армия.

   — Почему же его бригада не участвует в наступлении?

   — По высшим стратегическим соображениям.

   — Ну, уж, прапорщик! Так уж и по высшим. Какая-нибудь интрига. С Корниловым, может быть, не поладил?

   — Мне пора, Борис Алексеевич. Прощайте.

   — Почему же «прощайте»? До свиданья.

У Брянцева вдруг заныло в груди, и не солнце в глазах, а чёрные тени в углах дворов, и старая казачка с плачем и причитаниями провожающая сына, нетерпеливо рвущегося к строю, с винтовкой в руке, с новыми синими погонами на плечах. Она чувствует, что его убьют. Неужели и меня? Я должен сражаться за освобождение России. И за счастье женщины, которая меня любит. Защищать от варваров её красоту, её нежность, её любовь. Он до конца дней будет помнить её поцелуй. А когда он наступит, этот конец?

Ехали по большой дороге к Екатеринодару. Впереди гремели орудия красных. Отъехав несколько вёрст, увидели и разрывы. Сопровождающий казак объяснял, что с утра шёл бой за молочную ферму Кубанского экономического общества.

   — Видите вон там справа рощица? Это и есть ферма. Над самой над Кубанью.

Чем ближе к ферме, тем чаще шарахаются кони от трупов, разбросанных по степи и вдоль дороги. Больше всего чёрных бушлатов. Погибшие матросы-большевики. Въехали в рощу, и здесь лошади вставали на дыбы, ржали с истерическим хрипом — трупы матросов на каждом шагу.

Южные сосны со своими короткими зелёными кудрями давали мало тени, в роще стояла жара, над телами погибших роями вились мухи и пахло гниющим мясом. Роща окружала ферму с севера и запада, с восточной же, с боевой стороны, росли ещё безлистые тополя. За ними, в дыму разрывов, панорама Екатеринодара — стены и крыши домов, линии улиц, кресты церквей, здание Черноморского вокзала на северо-западной окраине.

Только что была отбита контратака красных, командиры толпились у белого домика, стоящего в тополях, солдаты и ординарцы наводили там порядок — ждали Корнилова. Генерал Богаевский, черноволосый усач с озабоченным лицом, выслушал доклад Брянцева, прочитал записку, сказал:

   — Вот генерал Казанович, командир Партизанского полка, вам поможет, прапорщик. Борис Ильич — офицер связи от генерала Маркова. Займитесь с ним.

Казанович — сухощавый, седобородый, лет около пятидесяти с чисто генеральским выражением лица, требующим немедленного и безусловного повиновения, — мельком просмотрел записку, сказал: «После» — и вернулся к главному: к разговору Богаевского с полковником Барцевичем из штаба Корнилова. Все они смотрели на окутанный дымом город и говорили не просто о ходе обычного боя, где может быть всякое — и переход к обороне, и даже отступление. Они говорили о жизни и смерти. Жизнь — это войти в те улицы, занять большей вокзал, перекреститься, подойдя к той церкви. Всё остальное — смерть.

   — Вы сами сейчас видели, полковник, что сражается один полк Бориса Ильича. Где же армия? Ещё ночью, в два часа ночи, когда я получил приказ Лавра Георгиевича о наступлении, то хотел ехать к нему и просить об отмене приказа. Потом понял, что это невозможно. Утром, когда Борис Ильич начал атаковать ферму, я вдруг узнаю, что Корниловский полк, который должен начать наступление одновременно с Казановичем, стоит на месте. Почему? Оказывается, Неженцев не получил вовремя приказа. Как это понимать?