Он поднимает на меня глаза.
– Боюсь за Ра – и боюсь собственной беззащитности. Тюрьма страшнее смерти. Видишь ли, Ник, пока со мной меч Семьи Ча, я совершенно спокоен – но если его не будет…
– Хочешь остаться мужчиной? – спрашиваю я.
Ар-Нель досадливо морщится.
– Хочу остаться человеком. Вероятно, тебе это будет непросто понять… статус тела менее важен, право, чем статус души. Дело не в том, что с тобой произойдёт, Ник. Дело в том, как это случится. К примеру, шансы Ра победить равны нулю, ты и сам видишь; но ведь нам было необходимо прийти сюда, верно?
Я мотаю головой, оглядываюсь на наших конвоиров, спрашиваю шёпотом:
– То есть, ты считаешь, что Ра не справедливость восстанавливать пришёл?
– Он ещё очень юн, – говорит Ар-Нель в полный голос, пожимая плечами, – но он вовсе не дурачок. Я думаю, он вполне понимает, что его выбор – между смертью и метаморфозой.
У меня окончательно заходит ум за разум.
– Погоди, Ар-Нель, – говорю я. – Тогда какой во всём этом смысл вообще? Если Ра всё равно морально готов измениться и стать женой Принца…
Ар-Нель смотрит на меня со снисходительной жалостью.
– Может, ты и демон, Ник, – говорит он, усмехаясь, – но душой – плебей. Надеюсь, ты понимаешь, что смерть – это тоже выбор?
– Он мог и дома зарезаться, – возражаю я. – Это хорошо, по-твоему?
– Это был бы поступок отчаяния, – говорит Ар-Нель. У него есть особенный тон, вроде того, каким разговаривают с маленькими и отроду бестолковыми детьми – подчёркнутого горестного терпения; этот тон за две минуты выводит из себя почти любого нги-унг-лянца. Даже меня раздражает. – Быть убитым на поединке – особая смерть. Не просто смерть. Проявление любви, а не желания самоуничтожиться…
– Он притащился сюда, чтобы Принц мог его убить?!
– Сделай ударение не на «убить», а на «мог»… Мне страшно любопытно, откуда ты взялся, Ник. Иногда мне кажется, что ты свалился с неба…
Знал бы ты, насколько прав… и насколько я порой чувствую себя свалившимся с вашей маленькой зеленоватой луны – Ока Ночи…
Я уже собираюсь ответить, как вдруг до нашего уединённого приюта доносятся громкие восторженные вопли. В гостиную влетает взъерошенный лакей, сдирая с себя чёрно-красный шарф:
– Государь победил в поединке! Слава Государыне!
Суровые лица гвардейцев расцветают, они улыбаются нам.
– Слава Государыне! – радостно вопит мальчик с глазами дракона.
Второй гвардеец отвешивает нам поклон и сует мушкет в кобуру. Седой убийца в сопровождении толпы челядинцев вламывается в место нашего заточения:
– Уважаемый Господин Ча! – возглашает он со смущенной неумелой улыбкой. – Государыня изволила вас отметить. Она желала вас видеть, вас – и Господина Ника.
Ар-Нель встаёт и идёт сквозь толпу с непринуждённым видом, я следую за ним. Аристократы склоняют головы; на полу под ногами – чёрно-красные шарфы и ленты, их топчут, как мне кажется, слегка демонстративно.
В такой радостный день траур должен быть срочно закончен.
В королевской опочивальне – толпа. Два лакея поспешно застилают громадное ложе ярко-красным шёлком, а Принц держит Ра на руках – и Ра в таком же красном шёлке, в широком одеянии, вроде халата. Принц опускает Ра на ложе; у Ра – лицо бледное, губы искусаны, румянец пятнами и глаза светятся, но ни малейшей тени страха, стыда или хоть печали.
Я пытаюсь определять статус челядинцев по одежде и поведению. По моим выкладкам, рядом с Принцем и Ра – лейб-медик, церемониймейстер, синие смотрители – смотритель Дворца, наверное, смотритель Столицы и ещё какой-то смотритель с фениксами на подоле… чуть дальше – кто-то из старших родственников с собачьей головкой на эфесе и в трауре, на который уже накинули весёленький вышитый плащ, бледная немолодая женщина в королевском орнаменте, грузный и жёсткий, наверное, маршал, с лицом в рубцах, в кирасе под широченным камзолом… Вид у всей этой шикарной публики, как у детей на новогоднем утреннике, когда появляется Дед Мороз: «Слава Государыне!» – искренняя радость. Аристократы преклоняют колена перед ложем, пожирая Ра глазами.
Принц… то есть, уже Государь с окончательно подтверждённым статусом, представляет их: «Мой Дядя по Матери… Уважаемый Господин Канцлер… Господин Хе-Тн из Семьи Ло… Моя Тётя, Вдова Нэр…» Ра кивает, пытаясь улыбаться; видит нас и смотрит на своего Государя вопросительно.
– Назови, – говорит Государь. – Назови своих людей.
– Господин Ар-Нель из Семьи Ча, – говорит Ра. По голосу слышно, что чувствует себя наша Государыня, всё-таки, не блестяще. – Мой друг и наставник.
– Мой друг, – говорит Государь. – Мы побеседуем позже.
Ар-Нель вспыхивает и отвешивает глубокий поклон. Государь касается его плеча ритуальным жестом одобрения и благоволения вассалу. Смотрит на меня.
– Ник, – говорит Ра, смущаясь. – Просто Ник. Он… лекарь… слуга нашей Семьи.
– Ник… – повторяет Государь задумчиво – прикидывает, как поступить со мной. В конце концов принимает решение. – Слуга Государыни, отмеченный особыми заслугами, – говорит он то ли мне, то ли окружающим аристократам. – Ник, у тебя нет Имени Семьи?
Пожимаю плечами, киваю.
– С нынешнего дня твои дети имеют право носить имя Э-Тк, – говорит Государь.
Я подбираю с пола челюсть. Мне пожаловали дворянство и подарили земли – просто и мило.
Я принят на службу в свиту Государыни Ра – и я отныне титулованная особа. Идеальная легенда – это вовсе не легенда: настоящее жалованное дворянство.
Вот тебе и авантюра… я даже сам ещё не осознал до конца, как это вышло.
КомКон и Этнографическое Общество дружно хотели посмотреть на здешнюю придворную жизнь – пусть смотрят. Показываю!
Я совершенно уверен: в ближайшее время Земля выйдет со мной на связь. Вот вам информация – эксклюзивная, уникальная информация! Оэ, я стану другом короля!
И у меня будет возможность официально смотреть на всё, что я пожелаю увидеть… Ах, кабы мне какую-нибудь здешнюю учёную степень… Ну да это не важно.
Всё это время я работал не только как этнограф, но и как здешний простолюдин. Я убирал сено, чистил конюшни, ловил рыбу, следил за детьми, перестилал постели, драил полы, заваривал чай и сидел с больными. Я умею колоть дрова и наловчился косить траву здешним хитрым орудием, похожим на серп, а не на косу. Я лущил кукурузу и кастрировал поросят. Я даже освоил сложную науку сушить расписной шёлк, чтобы не испортить рисунок. Это может показаться низким и мелким – моим предшественникам и казалось – но я получил максимум информации и завел связи. Я был неприхотлив до предела и готов выполнить любое поручение. И вот, кажется, моё терпение, наконец, окупается.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});