Тем не менее в 2010 году американские политологи начали высказывать сомнения в лояльности исламистского правительства Турции. Поддержка иранской ядерной программы, отказ от размещения американского радара, который планировалось сделать ключевым элементом новой системы ПРО, создаваемой администрацией Обамы, – все это, по словам экспертов, означало, что «Турция поворачивается к Западу спиной». «Если укрепление отношений с Ираном можно обосновать с помощью географии, – писал американский политолог Ариэль Коэн, – то связи с ХАМАС и Суданом означают лишь одно: исламистская солидарность оказывается для правящей турецкой партии важнее декларируемого прозападного курса»[481].
В марте 2010 года международный комитет Конгресса США признал события, которые происходили в 1915 году в Османской империи, геноцидом армянского народа. И политологи провозгласили это решение «черной меткой», которую американцы вручили турецким союзникам. Американские конгрессмены не в первый раз играли на нервах своих ближневосточных союзников: в 1975 и 1984 годах палата представителей уже принимала резолюцию об армянском геноциде, однако тогда ее не удалось протолкнуть через Сенат. Несколько попыток было предпринято и в эпоху Буша.
Конечно, никто не рассчитывал, что Обама и Клинтон выполнят свои предвыборные обещания и признают геноцид армян: кто же воспринимает всерьез ритуальные заклинания кандидатов на президентское кресло, чьи шансы на выборах во многом зависят от штата Калифорния, где решающую роль играют голоса именно армянских избирателей. В традиционном выступлении по поводу годовщины событий 1915 года президент Обама даже не заикнулся о признании геноцида. Но то, что он не стал препятствовать одобрению резолюции в комитете по иностранным делам, многие наблюдатели объясняли желанием США проучить отбившегося от рук Эрдогана.
Отдаляясь от Запада, турецкие исламисты в первую очередь руководствовались соображениями прагматизма. «Когда Россия является крупнейшим торговым партнером Турции, – писал журнал The Foreign Policy, – а Иран остается основным источником дешевого природного газа, поставки которого способствуют росту турецкой экономики, очень сложно по-прежнему играть роль верного союзника США. Интересы бизнеса диктуют и введение безвизового режима с Сирией, которую американцы считают государством, спонсирующим терроризм»[482].
В июле 2010 года во время визита в Анкару британский премьер Дэвид Камерон заявил, что Запад совершает ошибку, закрывая для Турции дверь «в клуб избранных», и сравнил эту мусульманскую державу, принимающую активное участие в афганской миссии НАТО, с «охранником лагеря, которому не разрешают погреться у огня». «Турецких исламистов, – писала The Guardian, – которые поначалу искренне стремились в ЕС, оскорбило пренебрежительное отношение европейцев, которые по ходу игры изменили ее правила, отказавшись обсуждать вопрос о членстве Турции в «христианском» Союзе[483].
С тех пор как МИД Турции возглавил Ахмет Давутоглу, которого прозвали турецким Киссинджером, внешняя политика государства кардинально изменилась. Как отмечал профессор Лондонской школы экономики Джеймс Кер-Линдсей, «министр пытался создать на международной арене образ новой Турции самостоятельного игрока, который обеспечивает стабильность в регионе. Проводя в жизнь неокемалистскую доктрину, Давутоглу сглаживал исторические противоречия с соседями на Ближнем Востоке, в Средиземноморье и на Кавказе, отказывался от характерного для его предшественников догматичного подхода, чтобы утвердить региональное лидерство Турции»[484]. В этом смысле заслуживало внимания предложенная Эрдоганом после российско-грузинской войны платформа безопасности и сотрудничества, смысл которой заключался в том, что проблемы Закавказья должны решаться региональными державами без участия Соединенных Штатов.
По мнению ряда американских экспертов, корни неокемализма следовало искать не в учении Ататюрка, а в идеологических концепциях османских времен, когда «власть не была зациклена на внутриполитических проблемах». Фактически исламисты Эрдогана объявили себя наследниками Блистательной Порты и пообещали восстановить то положение, которое Турция занимала на Ближнем Востоке до Первой мировой войны. С 2002 по 2010 год экспорт турецких товаров в страны региона удвоился, а антизападные и антиизраильские лозунги, которые вовсю эксплуатировало правительство Эрдогана, принесли ему поддержку арабской улицы.
Оставалось только отказаться от «особых отношений» с еврейским государством. Турция, как известно, была первой мусульманской страной, признавшей Израиль и долгие годы она оставалась единственным союзником Иерусалима на Среднем Востоке. Страны развивали торговлю и военное сотрудничество, обменивались разведданными, еврейское лобби в Вашингтоне продвигало турецкие интересы, а Анкара выступала посредником на переговорах Израиля с Сирией. Но когда ПСР провозгласила неокемалистскую доктрину, стало очевидно, что союз с «сионистским государством» будет мешать амбициям новой Османской империи. В конце 2008 года операция «Литой свинец» в секторе Газа дала Анкаре прекрасный повод для ссоры с неудобным союзником. И когда в январе 2009 года Эрдоган со скандалом покинул давосский саммит, обвинив израильского президента Шимона Переса в массовых убийствах, на Ближнем Востоке его встречали как героя.
В итоге Турция фактически присоединилась к антиизраильскому блоку Сирии и Ирана. В мае 2010 года Анкара организовала рейд так называемой «Флотилии свободы». Это обошлось ей в несколько десятков миллионов долларов и, по мнению большинства политологов, было хорошо спланированной провокацией. Израильские спецназовцы, совершенно того не ожидая, встретили на борту турецкого гуманитарного судна «Мави Мармара» вооруженную толпу, оказавшую им яростное сопротивление. В результате были убиты девять граждан Турции, и команда Эрдогана тут же провозгласила недавнего союзника «вероломным, опасным, безответственным и избалованным государством, которое привыкло к полной безнаказанности»[485]. После того как правительство Биньямина Нетаньяху отказалось принести официальные извинения, из Анкары были высланы все израильские дипломаты рангом выше второго секретаря посольства. Турция заморозила военные, разведывательные и экономические связи с еврейским государством и присоединилась к Ирану, который давно уже призывал МАГАТЭ заняться израильской ядерной программой и наложить на Иерусалим санкции за несоблюдение режима нераспространения.
И хотя команда Обамы прохладно относилась к Израилю, амбиции турецких исламистов стали вызывать у нее неподдельный страх. Не случайно в Вашингтоне все чаще задумывались о том, как восстановить в Турции позиции сторонников светской власти, способных уравновесить влияние ПСР. В феврале 2010 года команда Эрдогана всерьез была напугана визитом в Анкару замгоссекретаря США Уильяма Бернса, который первым делом провел встречу с заместителем начальника турецкого генштаба генералом армии Асланом Гюнером. Возможно, именно эта встреча послужила поводом для новой волны арестов по делу о заговоре против исламистского правительства. На скамье подсудимых оказались не только отставные, но и действующие генералы турецкой армии, обвиненные в подготовке так называемого плана «Кувалда», целью которого было создать в стране атмосферу хаоса и страха, чтобы вынудить военных взять власть в свои руки.
В начале 2011 года Обаме было уже не до амбиций турецкой элиты. Начиная с «жасминовой» революции в Тунисе, в результате которой был свергнут президент Зин Бен Али, управлявший страной с 1987 года, на Ближнем Востоке началась серия восстаний и мятежей, получивших название «арабская весна».
«Не корабли управляют ветрами», – говорили арабы, желая подчеркнуть бессмысленность любого народного выступления против местных правителей, опиравшихся на армию и спецслужбы. И представить себе, что солдаты, которых отправили на усмирение мятежа, будут брататься с бунтовщиками и откажутся стрелять в беснующуюся толпу, было практически невозможно. Но именно это происходило в Египте в январе 2011 года. Западные СМИ сравнивали каирский «марш миллионов» с падением Берлинской стены, многие эксперты были убеждены, что египтянам удастся повторить опыт Туниса, и «Мубарак вынужден будет снять номер в саудовском отеле по соседству с Бен Али». Однако оптимисты надеялись, что рокировочка, которую произвел египетский президент 29 января 2011 года, назначив своим заместителем шефа спецслужб Омара Сулеймана, сможет спасти правящий режим: Мубарак, уйдет в отставку, но страной будет править человек, лично ему преданный.
Хотя нельзя было забывать о том, что в египетскую «революцию» вложены огромные деньги. Причем, как это ни парадоксально, местную оппозицию спонсировали одновременно Иран и Соединенные Штаты. С Ираном все было предельно ясно. Египет Мубарака считался главным стратегическим соперником Исламской Республики. И падение «фараона» было в ее интересах. «На наших глазах рождается новый исламский Ближний Восток, – провозгласил во время пятничной молитвы один из иранских духовных лидеров аятолла Ахмад Хатами. – Время диктаторов, поддерживаемых Западом, в арабском мире прошло»[486].