возникшие перед нами железнодорожные пути. Некоторое время автомобиль,
точно заяц, прыгал по железной дороге, пока не достиг стены, подобной той, что
окружает Цитадель. Здесь я повернул и повел машину вдоль стены.
Когда впереди показались ворота, я слегка запаниковал – как мне
остановиться?
Бросив давить на газ, я добился того, что машина поехала медленно. Отец
Никодим задумчиво смотрел перед собой, словно забыв обо мне. А была не была!
Прямо перед воротами я до предела вдавил в пол среднюю педаль. Машина
остановилась, я стукнулся об руль так, что в носу засвербело.
-Приехали, отец Никодим, - сообщил я.
-Вижу, - буркнул он, потирая лоб и, открыв дверцу, вылез из машины.
Отца Никодима пошатывало; мне пришлось подставить ему плечо, иначе он
просто-напросто свалился бы в снег.
Я ударил ногой по воротам, закричал:
-Открывайте!
В отворившемся окошке появилось лицо караульного. Бросив взгляд на
отца Никодима, он побледнел и, захлопнув окошко, загремел засовами.
Поскрипывая, створки ворот разошлись в стороны.
Караульный вытянулся в струнку, не сводя глаз с отца Никодима, который,
кажется, потерял сознание.
-Чего уставился? - прохрипел я под тяжестью навалившегося на меня главы
ОСОБи. – Доложи начальству.
6
У ОЧАГА
Отдельная квартира… Ведь в этом что-то есть. Сухо, тепло, уютно. Не
воняет парашей и портянками, как в стрелковых бараках; никто не орет посреди
ночи, увидев во сне дьявола, не постанывает, теребя член, не играет в карты, не
дерется, не блюет на пол зеленкой.
Я потянулся на кровати; мышцы приятно напряглись. В окно была видна
частичка Второй Базы, а именно: железнодорожное депо. Пузатый локомотив,
выпустив черную тучу, потащил состав, состоящий из четырех вагон-бараков:
отряд стрелков отправился на очередную зачистку в Джунгли…
Встав с постели, я подошел к столу, попил воды из бутыли. Есть не
хотелось, хотя кроме тварки и сухарей, у меня была банка соленой рыбы.
Посмотрев на себя в треснутое зеркало (клочковатая борода, в глазах –
усталая холодность), я вышел из квартиры прямо на улицу. Два стрелка рубили
для меня дрова. Я остановился понаблюдать за их работой (топоры сочно
вонзаются в дерево, оно трескается, роняя на снег желтые щепки). Лес рубят,
щепки летят.
-Будете в тепле, конунг, - заискивающим голосом сказал один из
дроворубов.
И он, и я знали, что стрелок Артур еще не провозглашен конунгом, хотя уже
обеспечен всеми привилегиями. Дроворуб авансом лижет зад старшему по
званию...
Я побрел в сторону депо. За спиной – едва слышно:
-Повезло мудаку.
Дроворубы правы: мне повезло, причем не единожды. Варяг и его банда
подвернулись как раз вовремя; в машине отца Никодима оказалась винтовка;
наконец, меня не пришили, как Меира, и я имел возможность спасти главу
ОСОБи. «Спасти главу ОСОБи»! Ну, надо же! Какую причудливую мозаику
складывает жизнь… Я спас от насилия человека, чьи подчиненные совершили
насилие над моей женщиной. Подчиненные? В голове возникла картина: отец
Никодим насилует Марину. Содрогнувшись, я встряхнул головой, пытаясь
освободиться от миража.
За железнодорожными путями расположились административные здания
Второй Военной Базы, среди которых выделялась пузатая пятиэтажная башня с
широкой плоской крышей и уже знакомым мне зеленым плакатом над
охраняемым автоматчиками входом: «Будущее зависит от тебя». Справа от депо
– плац, за ним виднеются крыши бараков, слева – площадка, уставленная
ржавыми танками, уныло опустившими стволы.
На плацу несколько стрелков бросали мяч. Кожаная сфера время от
времени взмывала высоко в небо, затмевая солнце. Однажды в Джунглях я
наблюдал настоящее солнечное затмение – черная тень понемногу съедала
светило, вгоняя в душу страх: а ну, как солнце больше никогда не вернется?
-Эй, солдат!
Похоже, эти парни не узнали спасителя отца Никодима. Досада и
облегчение поровну разделили сердце.
-Не желаешь сыграть? Нам как раз одного не хватает.
Несколько пар глаз насмешливо (так мне показалось) уставились на меня.
Я молча ступил на плац.
Игра началась. Стрелок, получивший мяч, стремительно понесся к
прочерченной на снегу линии.
-Держи его!
Я бросился наперерез, но опоздал. Стрелок занес мяч за линию и победно
вскинул руки.
-Попроворней, - крикнул бородач из моей команды. – Бросай мяч.
Я с досадой швырнул ему мяч и побежал вперед. Через двадцать шагов,
обернулся. Кожаный снаряд, вращаясь в воздухе, летел ко мне. Подпрыгнув, я
схватил его и … тут же исчез под грудой тел. Мяч все еще был у меня в руках,
горячий, как готовая взорваться бомба.
-Пытайся передать! – орал кто-то. – Пытайся!
В переплетении рук и ног я увидел просвет и, напрягшись, сунул в него мяч.
Куча-мала, накрывшая меня, тут же распалась. Я вскочил на ноги, увидел, как
бородач вносит кожаный снаряд за линию противника.
-Есть! – крик вырвался сам по себе.
-Молодец, паря, - возвращаясь в свою зону, бородач хлопнул меня по
плечу. – Но не расслабляйся, сейчас решающее очко.
Стрелок, держа мяч под мышкой, несся вперед, и я оказался на его пути.
Мы врезались друг в друга, покатились по утрамбованному снегу, вцепившись в
мяч. Игроки обеих команд бросились на подмогу. Смрадное дыханье и запах пота
резали ноздри, кто-то тянул меня за ногу, но я не отпускал мяч. От
подбадривающих криков звенело в ушах…
Вдруг резкая боль пронзила руку. Держащий мяч стрелок вцепился в нее
зубами. Разве это по правилам? Я заорал и, изловчившись, ударил его в пах. Нет
правил – значит, нет! Мяч очутился в моих руках! Напрягшись, я выкарабкался из
кучи людских тел и понесся к линии. На пути остался только один игрок. Я сделал
вид, что побегу вправо, а сам побежал влево, - не разгадав маневра, стрелок сел
на пятую точку, матерясь, на чем свет стоит.
-Есть!
Я положил мяч за линию и, не оглядываясь, пошел прочь с площадки. Игра
окончена – я выиграл.
-Эй, скажи хоть, как тебя звать? – окликнули сзади.
-Артур, - обернувшись, бросил я.
По шушуканью и удивленным возгласам нетрудно было догадаться, что эти
ребята поняли – они играли со спасителем отца Никодима.
Потную спину начал щупать мороз. Я собирался обойти Вторую Базу, но
теперь мне хотелось домой. До-мой! Как здорово звучит.
В депо прибыл состав. Интересно получилось: выходил из дома, поезд
отправлялся, возвращаюсь: прибывает. Из вагон-бараков друг за дружкой
выскакивали стрелки и выстраивались в неровную цепочку. Ухо выхватывало:
-Я в него жахнул, подхожу, а он, прикинь, еще шевелится. Во, думаю,
живучий. Присмотрелся, а этот дикарь на грудь сковородку приладил.
-Троих замочил, за это мне конунг пайку удвоил.
- Классная соска! Я ее в развалинах нашел и там же поимел.
Показался конунг и все разговоры стихли. Это был невысокий коренастый
мужик с неровным лысым черепом; на куртке, чуть повыше локтя, нашивка –
серпик луны. Он начал орать на стрелков сорванным голосом.
Спина моя, кажется, обледенела. Пора домой…
Подлезши под вагон, я перебрался на другую сторону. Крики лысого конунга
стали тише.
Перед моей квартирой, радуя глаз, высилась дровяная горка. Молодцы,
дроворубы, постарались. Приятно пахло деревом. Один из немногих приятных
запахов, все еще доступный человеку. Почему-то вспомнился запах Марининых
волос: кажется, в нем было что-то древесное. Как она там, в Пустоши?
На душе заскреблась тоска. Один, совсем один. Не с кем перекинуться
словом…
Я отворил дверь квартиры и в изумлении замер на пороге. Кого угодно
ожидал увидеть у себя в гостях, но только не отца Никодима!
Глава ОСОБи как ни в чем ни бывало возлежал на моей кровати.
-Ну, наконец-то, Артур! Где ты бродишь?
Он поднялся.
-Да вот, ваш крест, смотрел Базу,- смущенно проговорил я.
-Ну, и как тебе?
-Впечатляет.
-Правда? – отец Никодим недоверчиво сверкнул глазом. – А я решил
проведать тебя. Дай, думаю, проведаю будущего конунга.
-Спасибо, ваш крест. Это незаслуженная честь.
-Ну, не скромничай, - глава ОСОБи присел к столу. – Ты больше, чем
другие, заслужил эту должность.
-Спасибо, ваш крест.
Отец Никодим погладил аккуратно расчесанную и вправленную в золотое
кольцо бороду.
-Присядь, Артур.
Я опустился на стул напротив него.
-Вот, - в руках отца Никодима появилась банка с выцветшей этикеткой. – Из