Читать интересную книгу Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен

Римский претор Гай Сервилий, облеченный проконсульской властью, узнал от своих шпионов, что город Аскул (Асколи) в Абруццах отправляет соседним городам заложников. Сервилий со своим легатом Фонтейем и небольшим отрядом отправился в Аскул и обратился к жителям, собравшимся в театре на большое представление, с громовой речью и угрозами. Знакомый вид секир и угрозы претора были искрой, которая воспламенила веками накопившуюся ненависть. Толпа тут же в театре растерзала римских магистратов, а затем, словно для того, чтобы неслыханным злодеянием отрезать всякий путь к примирению, местные власти приказали запереть городские ворота, и все находившиеся в городе римляне были перебиты, а имущество их разграблено.

Восстание распространилось по полуострову с быстротой степного пожара. Впереди шел храбрый и многочисленный народ марсов, действовавший заодно с мелкими, но энергичными абруццскими союзами: пелигнами, марруцинами, френтанами и вестинами. Душой движения был храбрый и умный Квинт Силон, о котором уже упоминалось выше. Марсы прежде всех формально порвали с Римом; поэтому эту войну впоследствии стали называть марсийской. Их примеру последовали самнитские общины, а затем и все прочие италийские общины — от Лириса и Абруцц до Апулии и Калабрии. Таким образом вскоре вся средняя и южная Италия поднялась против Рима.

Этруски и умбры держали сторону Рима; они уже прежде выступали на стороне всадников против Друза. Характерно, что у них уже с давних пор была всесильна земельная и денежная аристократия, а среднее сословие совершенно исчезло, тогда как в Абруццах и вокруг них крестьянство сохранилось лучше, чем во всей прочей Италии. Восстание было, таким образом, в основном делом крестьянства и вообще среднего сословия, тогда как муниципальная аристократия и теперь еще продолжала держать сторону Рима. Отсюда понятно, почему отдельные общины в восставших округах, а в восставших общинах меньшинство, стояли за союз с Римом. Так например, вестинский город Пинна остался верным Риму и выдержал тяжелую осаду; в области гирпинов образован был отряд сторонников Рима под начальством Мината Магия из Эклана, поддерживавший военные операции римских войск в Кампании. Наконец, Риму оставались верны находившиеся в лучшем положении союзные города в Кампании, Нола и Нуцерия, и греческие приморские города, Неаполь и Регий, а также если не все, то большинство латинских колоний, как например, Альба и Эзерния. В общем, как и во время войны с Ганнибалом, латинские и греческие города остались на стороне Рима, а сабелльские примкнули к восставшим. Предки римлян основали свое владычество в Италии на выделении привилегированной аристократии; искусно разделяя италийское население по степеням зависимости, римляне держали одни общины в повиновении с помощью других, более привилегированных, а в каждой общине властвовали с помощью муниципальной аристократии. Лишь теперь, при никуда не годном управлении олигархии, вполне выявилось, как прочно государственные мужи IV и V вв. [сер. V — сер. III вв.] строили свое здание. Здание это выдержало уже не одно сотрясение, оно устояло и теперь против бури. Впрочем, если привилегированные города не отпали сразу от Рима при первом же толчке, это еще не значило, что они останутся, как во время войны с Ганнибалом, преданными Риму и впредь, после тяжелых поражений. Решительного испытания еще не последовало.

Итак, была пролита кровь, и Италия разделилась на два больших военных лагеря. Правда, как мы видели, это еще далеко не было всеобщим восстанием италийских союзников. Но восстание уже приняло такие размеры, которых, быть может, не ожидали сами вожди. Поэтому со стороны восставших не было заносчивостью, когда они предложили римлянам приемлемое соглашение. Они отправили послов в Рим и предложили сложить оружие при условии приема их в число римских граждан.

Это предложение было отвергнуто. Дух солидарности, так долго отсутствовавший в Риме, казалось, внезапно воскрес теперь с тем, чтобы с упрямой ограниченностью воспротивиться справедливым требованиям подданных, которые опирались теперь также на значительные военные силы.

После поражений правительственной политики в Африке и Галлии каждый раз начиналась волна процессов. Точно так же и теперь ближайшим последствием восстания италиков была волна процессов. Всадническая аристократия расправлялась таким путем с теми лицами из правительственной партии, которых — основательно или нет — считали ближайшими виновниками катастрофы. По предложению трибуна Квинта Вария, была учреждена особая комиссия по делам о государственной измене, несмотря на сопротивление оптиматов и интерцессию со стороны других трибунов. Разумеется, комиссия состояла из членов сословия всадников; это сословие боролось за предложение Вария, причем открыто прибегало к силе. Комиссия должна была расследовать заговор, затеянный Друзом и широко распространенный в Италии, а также в Риме; восстание якобы выросло из этого заговора, а поэтому участие в последнем теперь, когда половина Италии взялась за оружие, являлось в глазах озлобленных и испуганных римлян несомненной государственной изменой. Приговоры комиссии сильно опустошили ряды тех сенаторов, которые склонялись к соглашению. В числе других видных лиц был отправлен в изгнание близкий друг Друза, молодой и талантливый Гай Котта. Престарелый Марк Скавр еле избежал той же участи. Недоверие и подозрительность по отношению к сенаторам, сочувствовавшим реформам Друза, зашли так далеко, что вскоре затем консул Луп писал из армии сенату, будто оптиматы в его лагере поддерживают постоянные сношения с неприятелем. Однако показания пойманных марсийских лазутчиков выявили всю неосновательность этого подозрения. В этом смысле царь Митридат правильно утверждал, что партийные распри раздирают римское государство сильнее, чем сама союзническая война.

Однако на первых порах восстание и террор комиссии по делам о государственной измене восстановили по крайней мере видимость единодушия и силы римлян. Партийные распри умолкли. Выдающиеся офицеры всех направлений — демократы, как Гай Марий, аристократы, как Луций Сулла, друзья Друза, как Публий Сульпиций Руф, предоставили себя в распоряжение правительства. Раздачи хлеба были сильно ограничены; это произошло, кажется, именно в это время, согласно постановлению народа, в целях экономии государственных средств для военных нужд. Это было тем более необходимо, что при угрожающей позиции царя Митридата провинция Азия могла в любую минуту оказаться во власти неприятеля, и римская казна лишилась бы одного из главных источников своих доходов. По постановлению сената, все суды, за исключением комиссии по делам о государственной измене, временно приостановили свою деятельность. Деловая жизнь замерла, все заботы направлены были исключительно на набор солдат и производство оружия.

Пока Рим собирал таким образом силы для предстоящей тяжелой борьбы, повстанцам надо было разрешить более трудную задачу: построить во время войны свою политическую организацию. «Противо-Римом», или городом «Италия», был избран город Корфиний в прекрасной равнине у берегов реки Пескары. Он лежал в области пелигнов среди марсийских, самнитских, марруцинских и вестинских земель, т. е. в самом сердце восставших областей. Право гражданства Корфиния было распространено на все восставшие общины; в городе были отведены соответственной величины места для форума и сенатской курии. Сенату из 500 членов поручено было выработать конституцию и организовать военное руководство. По его призыву граждане избрали из лиц сенаторского звания двух консулов и 12 преторов, которым было передано, по примеру двух консулов и 6 преторов в Риме, высшее управление в военное и мирное время. Латинский язык, бывший уже в то время во всеобщем употреблении у марсов и пиценов, остался официальным языком, но наряду с ним и на равных правах был поставлен самнитский язык, преобладавший в южной Италии. Надписи на серебряных монетах делались то на одном, то на другом языке. Новое италийское государство чеканило монеты от своего имени, но по римскому образцу и римской пробы; таким образом оно присвоило себе также монетную регалию, которая уже в течение 200 лет принадлежала Риму. Из этих мероприятий явствует, что, — как впрочем, и само собой понятно, — италики ставили себе целью уже не добиваться уравнения в правах с Римом, а уничтожить или покорить Рим и основать новое государство. Но эти же мероприятия говорят также, что новая италийская конституция была лишь сколком, точной копией с римской или — что одно и то же — обе конституции повторяли те учреждения, которые с незапамятных времен существовали у италийских народов: вместо государственного устройства городское устройство с исконными народными собраниями, столь же громоздкими и ничтожными, как римские комиции, с правящей коллегией, заключавшей в себе такие же элементы олигархии, как и римский сенат, с исполнительной властью, разделенной между множеством соперничающих между собой высших должностных лиц. Римскому образцу подражали вплоть до мельчайших деталей.