Читать интересную книгу "Тренер Култи - Мариана Запата"

посмотрел он в ее сторону или нет.

– Да, – подтвердил он.

– Култи… – Ладонь легла ему на плечо, и я не могла не заметить, как он ее сбросил.

– Долго тебя носило, – проворчал он, когда я остановилась рядом, но не слишком близко.

Я старалась не смотреть на женщину, которая до сих пор пыталась привлечь его внимание.

Совсем отчаялась, что ли? Капец.

Я просто пялилась на него, не скрывая своего раздражения. Он серьезно собрался меня отчитывать? Что, не мог найти более подходящего момента?

Собрав в кулак всю храбрость, которой у меня, считай, не осталось, я насилу успокоилась, расслабила плечи, чтобы не выдать своего напряжения, и моргнула.

– Да, тренер?

Его яркие глаза пронзили меня с силой прожектора. Самого сильного прожектора на земле. Судя по изгибу губ и подергиванию челюсти, он близок к убийству.

Даже не удосужившись взглянуть на женщину, которая все еще с надеждой смотрела на него, он понизил голос – к сожалению, не потому, что хотел избежать публичной сцены, а просто потому, что бесился, – и с нажимом спросил:

– Что с тобой сегодня такое?

Сразу к делу, конечно. Ну ладно. Я облизнула губы и пожала плечами.

– Не могла сосредоточиться на игре, извини.

То, что это больше не повторится, подразумевалось само собой.

– И все? – выплюнул он.

– У меня нет оправданий, – ответила я, наблюдая за тем, как женщина переводит между нами взгляд. – Я все понимаю, и мне очень жаль.

Он прикрыл глаза. Если бы я не знала его, то решила бы, что он хочет спать. Но нет, куда там.

– Ты играла как слабоумная.

Серьезно? Обязательно оскорблять меня на людях?

– Култи? – Женщина помахала рукой у него перед носом.

Немец повернул голову и так пристально уставился на нее, что она скривилась и отступила.

– Господи, я и забыла, какой ты урод. Не понимаю, зачем ты мне вообще нужен, – прошипела она.

Мужчина, который явно считал молчание золотом, не подвел. Он не сказал ни слова. Просто посмотрел на нее еще секунд пять, а потом обернулся ко мне, будто той женщины не существовало.

Какой же мудак.

– Твоя команда заслуживает безоговорочного внимания, а я – большей отдачи. Еще раз такое повторится, и заменю тебя на тридцать восьмую, – пригрозил он, не обращая внимания на женщину, которая покачала головой, развернулась и пошла прочь.

Вот теперь я вздрогнула и поморщилась. Кажется, даже судорожно вздохнула. Тридцать восьмая, молоденькая нападающая по имени Сэнди, только-только пришла в команду и подавала большие надежды.

– Научись разделять личные проблемы и футбол, поняла? – спросил он мрачным и жестким тоном, который отточил за последний месяц.

Неприятно признавать, но мое лицо вспыхнуло и покраснело от унижения. Он хотел убрать меня из основного состава? После единственной паршивой игры? Стыд, пронизанный злостью, захлестнул меня с головой.

И я считала его своим другом? Смех, да и только.

Когда дело доходило до «Пайпере», мы не были никакими друзьями. Передо мной стоял не тот человек, который называл меня Тако и с которым мы играли в футбол и софтбол, а кто-то совершенно другой.

«Научись разделять личные проблемы и футбол», – заявил он. Следуй его примеру.

Единственное, что я смогла сделать в ответ на поставленный ультиматум, – это отрывисто кивнуть. Я не собиралась напоминать ему, что одна плохая игра не отменяет сотню хороших. Я не собиралась оправдываться перед ним или извиняться. Он задел мою гордость, но я скомкала ее и аккуратно засунула куда подальше. А потом взяла себя в руки и твердо сказала:

– Ладно. Хорошо. Только в следующий раз не называй меня слабоумной в присутствии своей девушки, договорились?

Когда он закрыл глаза и заскрежетал зубами, до меня дошло, что я, возможно, сказала что-то не то. И только когда он начал скрести щеку, а секундой позже взорвался, я осознала: о да. Точно сказала.

– Твою мать, да ты издеваешься? – взревел он.

Сделав шаг назад, я уставилась на него огромными глазами, потому что, серьезно, чего еще ему надо?

– Нет.

– Я угрожаю отправить тебя на скамью запасных, а тебя волнует, что нас кто-то слышал?

Я прямо почувствовала, как у меня зашевелились волосы от такого напора, но не струсила. Я его не боялась.

– Именно. Если я плохо играю – значит, не заслуживаю стартового состава. Это отстойно, но я все понимаю. Я не собираюсь оспаривать очевидные факты. Но меня не устраивает, что ты грубишь мне при посторонних, и с ней ты тоже был мудаком. Господи, мать твою, боже. Слышал когда-нибудь о манерах, Германия?

Култи закинул руки за голову, зарываясь пальцами в короткие каштановые волосы.

– Я тебя сейчас встряхну.

– За что? Я говорю правду.

– Да потому что, – он прошипел что-то по-немецки, наверняка равносильное грязному ругательству, – ты совсем не собираешься за себя заступаться? Просто сдашься? – прорычал он.

– Да, именно. Чего ты от меня хочешь? Чтобы я тебя умоляла? Злилась? Закатила истерику и ушла? Я понимаю. Серьезно. Я откатала одну плохую игру; второй такой не будет. Это нормально. Меня не устраивает только твой тон и место, где ты решил это обсуждать.

От досады и раздражения он дернул себя за короткие волосы.

– Да, мать твою, ты должна разозлиться! Если бы мой тренер хотя бы намекнул, что отправит меня в запас, я бы с катушек слетел! Ты лучший игрок в команде…

Жизнью клянусь, у меня остановилось сердце. Что он только что сказал? Я не ослышалась?

– Ты вообще одна из лучших игроков на моей памяти, что в женском, что в мужском футболе. Что меня убивает, так это то, какая же ты, мать твою, мямля. Хватит зацикливаться на никчемных словах, которые кто-то там слышал. – У него раскраснелись щеки. – Отрасти яйца, Касильяс. Дай мне отпор. Никому не давай спуску, когда у тебя пытаются отнять то, что ты заслужила.

Его слова растекались по сознанию патокой, липкой и медленной. Я не понимала. Хотя, может, и понимала. Этот человек считал себя хозяином любого поля, на которое выходил. Игра начиналась с него и им же заканчивалась. Мудак, жадный до мяча.

И спорили мы о совершенно разном. Господи боже.

Глубоко вздохнув, я пристально на него посмотрела.

– Разумеется, я не хочу вылететь из основного состава, но еще мне не все равно, перед кем ты называешь меня слабоумной. Думаешь, меня устроит, если какой-то левый человек решит, что я даю вытирать об себя ноги? На поле – да, говори что хочешь, но даже не надейся, что я позволю тебе обращаться со мной так же отвратительно, как ты обращался