Еще один взмах Хлыстом, и Призма вылетела из рук главаря Коф, щелчок пальцев и она уже в левой руке, вертясь и сверкая гранями. Коф остались практически беззащитными, будто голыми, не только перед мной, но и перед всем Первозданным. Не знаю где их Карта, да и не хочу знать.
Кхай. Все верно, он обещал расчистить мне Путь, и свое слово он сдержал. Может быть, и остальные мои союзники выполнили свою часть, невидимую мне, но от этого не менее важную? Ведь сейчас здесь только горстка Коф, нет Цаде, нет других их союзников, нет их Карт.
За всей этой простотой скрывается кропотливая работа моих друзей. Да, все верно, Паруф, Саден, Ирэ и остальные — это мои друзья, и во всей бесконечности миров только они моя опора и поддержка. И еще те, что сейчас стоят по обе стороны от меня — мой Проводник и мой… Кхай.
— Вы глупцы, — Хлыст исходил угрожающими волнами, но я стояла перед строем Коф и смотрела на них почти с сожалением, — одураченные глупцы, которые и сами не знают, за что сражаются. Где ваша Карта?
— Не твое дело! — вскинулся один из молодых магов, но старший оборвал его, останавливая и сопротивление отряда.
— Не мое? Возможно, — я пожала плечами, — но вы готовы умереть за свою цель?
— Нет!
— Да!
Выкрики прозвучали одновременно, такие противоречивые, такие правдивые. Стало совершенно очевидно, что и в рядах Коф нет единства. Так может быть, действительно, не стоит карать весь Дом за ошибки его Тана?
— Тана…? — вопросительно взглянула на их старшего.
— Тана Йазир, — с поклоном представился главный, а я порадовалась, что среди них есть кто-то из Тана, возможно, не все еще потеряно.
— Тана Йазир, я знаю, что у вас приказ, и понимаю, что вы чтите свой Дом, но у вас есть и право принимать единоличные решения в экстренных случаях.
Йазир кивнул, молча подтверждая сказанное, а я продолжила:
— Хорошо. Вы признаете, что эта битва проиграна Коф?
Молодой Коф ярился, было видно, что он едва сдерживает громкие слова, но вот Йазир стоял неподвижной скалой. Вполне вероятно, что он достаточно стар, чтобы обрести мудрость и осторожность.
— Признаю.
Молодой дернулся, словно ему отвесили пощечину:
— Нет! Как вы смеете! Это предательство! Мы умрем, но не сдадимся этим тварям! Они уничтожили наш Дом!
Вот тут этот ребенок, конечно, прав. С Жемчужным Дворцом я не очень аккуратно поступила, но…
— На то были причины, — я посмотрела в голубые глаза паренька, — Тана Йазир подтвердит.
И вновь короткий кивок:
— Все так. Тана Аэль была в своем праве.
Он все еще называл меня Аэль, то ли не желая выдавать свою осведомленность, то ли, действительно, не зная главного. Однако, было не место и не время выяснять детали.
— Тана Йазир, готовы ли вы пропустить нас?
Старший смерил меня долгим взглядом, как-то странно покосился на Лаита, а потом глухо промолвил:
— Да. Вы вольны пройти дальше.
Это была победа, полная и безоговорочная. Не было смысла в уничтожении этих несчастных, даже фанатичного паренька — сколько их таких — молодых и неразумных? Отец благоволит юности и чистым порывам, даже если они глупы и ни к чему не приведут.
— Благодарю, Тана Йазир.
Отряд Коф расступился, пропуская нас к выходу из Леса. Мы не боялись удара в спину, но Призму я на всякий случай настроила. Хаоситы такие хаоситы…
Глава 37. Ненависть к Врагу. Кхай
Что можно сказать о Тихой Равнине? Она тихая. Бескрайняя. Блекло-зеленая. Смертельно-опасная для всех, кроме Реш. Это последний рубеж обороны Храма, лишь внешне похожий на кусочек упорядоченного, не самый приветливый и живописный, но все же. Один сплошной обман.
О Равнине ходит множество слухов. Кто-то может рассказать о внезапно разверзающихся пропастях под ногами, полных раскаленной лавы, или шипящей кислоты. От кого-то можно услышать про трещины в воздухе, куда засасывает все живое и не живое, эдакие прорехи в Бездну. Кто-то с серьезным лицом вещает о нашествии саа’ле, целой армии. Кто-то с круглыми от страха глазами шепотом описывает доселе невиданных Зверей, до которых моорнам еще кошмарить и кошмарить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Как уже было сказано — сплошной обман.
Все дело в том, что вся Равнина поросла дурман-травой. За простым названием скрывается самый сильный наркотик всех миров, один вдох пыльцы дурман-травы и любой хаосит потеряется в видениях. Любой, но не Реш — у нас к этой травке иммунитет, для нас Храм припас другие наркотики. Да, естественно, травка цветет постоянно, мелкими такими, желтенькими цветочками. Пыльца, правда, в воздух поднимается не всегда, только во время Бури. А Бури тут случаются ежедневно, ежечасно, без всякого расписания и предупреждения. Вот и видится каждому разное, в меру его воображения и согласно затаенным страхам.
На самом же деле, Равнина — это просто бескрайнее море травы, граничащее со столь же бескрайним Стальным Морем, где нет вообще никакой живности, так как нет в нем и грамма силы, а где нет силы, жизни не может быть по определению. Стальное Море — это прямой путь в Бездну, а Равнина — к Храму.
Мы с Ваэль стояли на самом краю бледно-зеленой, шелестящей массы и даже не удивлялись полному отсутствию желтых цветочков. Храм ждал нас, именно нас, так что сейчас мы наблюдали феномен под названием «Око Бури» — участок Первозданного, где все нормально, абсолютно нормально. До зубовного скрежета.
— Как-то мне это не нравится, — Лаит смотрел на Равнину и черную точку Храма вдалеке с изрядной долей подозрения, — вам не кажется, что все это дурно пахнет?
— Разложение, вот что ты чувствуешь, — просветил я его, — Равнина очень жадная до свежего мяса. Одурманит, свалит с ног, а потом медленно пережевывает.
После сказанного оставалось только злорадно наблюдать, как и без того белокожий Проводник посерел лицом и обреченно промолвил:
— И мы сунемся прямо в пасть… этому?
— Да не бойся, все не так плохо, цветочки сейчас спят, а сама трава не столь опасна. Главное не попасть ей в корни.
Моя тсани, наоборот, была полна оптимизма и какого-то странного веселья. Она и так сильно удивила своим решением оставить Коф в живых, а тут еще эта лукавая улыбка и огонек в лиловых глазах. Что ты задумала, жизнь моя?
— А давай наперегонки! — и эта девчонка склонила голову набок, хитро прищурив глаза.
Короткая вспышка силы и возле нас оказалась огромная аркх’саашат, ее любимая форма, только почему-то не черная, как должно, а… розовая. Аэль заметила удивление на моем лице, огляделась, и до нас донеслось злое шипение, волна явного недовольства и несколько безуспешных попыток исправить окрас. Проделки Аит’Ле, не иначе…
Было забавно наблюдать за розовым хвостом с аккуратным серебристым бантиком на конце, но немигающий взгляд моей тсани дал ясно понять, что сейчас не время для шуток, сколь тонкими бы они ни были.
Я понял, что задумала эта неугомонная, но…
— Тсани, а как быть с твоим Проводником?
Хвост опять недовольно дернулся, выражая весь спектр отрицательных эмоций, но до когтеприкладства не дал довести, как ни странно, Лаит:
— Я умею быстро бегать.
Ну раз он так думает… Волна Оборота, и я уже взирал на дурман-траву и мою тсани совсем иначе. Палитра запахов расширилась невероятно, гниль больше не казалась вонью, наоборот, она пахла сладко и довольно-таки приятно. Кошачье фырканье вздыбило иголки на загривке, реакция тела на сильного соперника, ничего личного, все же в форме Зверей иногда бразды правления отходят инстинктам, а аркх’саашат те еще одиночки. Лобастая морда оказалась рядом совершенно неожиданно, Ваэль всегда отлично справлялась с кошачьими, перенимая их повадки даже в форме человека, а уж подкрадываться она умела виртуозно. Длинный, шершавый язык прошелся по уху, еще один горячий фырк и тсани сорвалась с места без всякого сигнала и договоренности.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Трава мялась под лапами, но тут же восставала, словно никого и не было. Розовый хвост мелькал далеко впереди, его не так просто догнать, а уж тем более, обойти, но я старался, очень старался. К моему великому удивлению, Проводник держался рядом, его сердца отбивали ровный ритм. Или выносливый, или… О второй вероятности думать не хотелось, да и в форме Зверя это казалось не столь важным, я лишь на миг скосил глаза, не увидел ничего подозрительного и вновь сосредоточился на розовом безобразии с серебристым бантиком.