Читать интересную книгу "Третий Лад - Родион Создателев"

войско из первопрестольного на усмирение Новгорода — отсечем гидре самую крепкую лапу.

Фёдор и Еремей Калгановы, как заворожённые глазели на то, как полыхает бумага рудожёлтым огнём в руке брата Матвея. Прогоревшие чёрные куски сыпались на пол, на ладонь главы Посольского приказа. Он дождался мгновения, когда пергамент выгорел и осыпался полностью. В его пальцах тлел последний кусочек. Огонь пощипался, обжёг кожу... Да разве это боль? Когда пламя неразделённой любви выжигает сердце — вот боль. Когда ты есемь: русский человек душой, помыслами, речами, повадками. Делами государевыми, заботами иноземными! А тебя не по делу за глаза кличут: мордой татарской, ордынским выползнем... Такое бесчестье — тоже боль. Когда на медвежьей потехе зверюга разрывал когтями лицо нерасторопного бойца, потом зубами драл мясо с кожей, пачкая морду кровью, пожирал нос горемыки, губы... боль нестерпимая. Попервой — боль, чуть погодя — смерть.

А когда дровишек подбрасываешь, разжигая костёр русской смуты, такое деяние — вовсе не боль. Борьба за власть сие называется.

Часть 2. Глава 9. Стать и огонь

На вечевой площади Великого Новгорода собралась толпа: бабы в сарафанах, служивые люди, посадские мужики, мелькали расшитые золотом кафтаны дворян и купцов. Многие горожане стояли с кольями в руках, дворяне и некоторые служивые — при саблях в ножнах. Неподалёку возвышались белые стены Собора Святой Софии. Перед толпой на деревянном помосте находилась новгородская знать в окружении воинов в синих кафтанах. Один из бойцов держал в руке бело-небесное знамя — стяг Новгородской земли.

Слева от новгородского митрополита стояла Ясина Бельцева — моложавая княгиня. Её высокое и стройное тело во всю длину облегала киноварного цвета мантия, расшитая золотом. Шею и плечи княгини укрыл византийский воротник, усыпанный диамантами и жемчугами. За мантией прятался синий сарафан. На голове покоился летняя шапка с атласным околышем. Густые светло-пшеничные локоны ниспадали на её византийский воротник и княжескую мантию.

На вечевую площадь заскочили два всадника. За спиной одного из них лежал на спине чалой лошади перепуганный мужичок в кафтане павлиньей расцветки — простоволосенький, с перевязанными кистями. Всадники остановили коней перед толпой. Один из дворян подошёл к лошади и резким движением рук скинул на землю подьячего Торгового приказа. Пленник шлёпнулся в пыль и жалобно вскрикнул.

Княгиня подняла десницу — гомон на вечевой площади стих.

— Новгородцы! Братья и сёстры! Митрополит Еларий... одобрение дал! Господь с нами!

Толпа возликовала. Голос княгини оказался весьма звонкий и не по-женски отливал некой булатной твёрдостью.

— Терпению нашему конец пришёл! Подати лютые — казна пустая. Не будем платить! Отрекаемся от преподлого Государя. Здравствуй и живи, гордый и непреклонный, господин наш, Великий Новгород!

Толпа снова возликовала — некоторые мужи стали кидать ввысь шапки.

— Как княгиня вопрошаю вас. Готовы ли вы постоять за вольную республику? Не пощадите животов своих в священной борьбе?

Толпа заревела, служивые и дворяне обнажили клинки сабель и задрали оружия ввысь. Посадские трясли в руках кольями.

— Веди нас, матушка!

— За Новгородскую республику!

— За вольность умрём!

— Умрём за тебя, княгиня!

— Славен живи, Новгород гордый!

Княгиня обернулась к митрополиту и знати. Некоторые из бояр покивали головами в согласии, а двое знатных новгородцев развели руками по сторонам: воля народа, мол.

— Братья и сёстры мои! Я первая умру за вас. Слава Господу! Слава Великому Новгороду!

Толпа снова возликовала, а княгиня поманила к себе десницей одного из знатных дворян — статного красавца в червлёном кафтане, расшитым золотом и жемчугами. Ясина Владимировна расстегнула киноварную мантию, скинула её в руку вельможи, оставшись в синем сарафане и в шапке с атласным околышем. Затем княгиня вытянула меч из ножен знатного красавца.

— Шапку тоже прими, — велела Бельцева.

Боярин стянул убор с владычицы. Амазонка поводила головой: на её византийский воротник густой волной осыпались светло-пшеничные пряди.

— Венч.

Боярин протянул обруч, унизанный мелкими жемчугами. Княгиня левой рукой насадила украшение на голову, сдвинув со лба волосы.

Вельможа шапкой с атласным околышем; собственностью Царицы новгородской земли, которую он держал в левой руке; посигналил кому-то в толпе. Изготовьтесь, мол.

Бельцева с саблей в руке спустилась вниз с деревянного помоста. Толпа расступилась, открыв дорогу владычице... Государыня Новгорода остановилась у возлежащего на земле подьячего в кафтане павлиньего цвета и с перевязанными кистями.

— Ну что, черть? Собрал подати с новгородцев, а?

По толпе прошелестел недружный хохоток.

— В исподнее, небось, уже омарался, скотинушка, — заключил один из ремесленных мужиков.

— Попить нашей кровушки вздумал, комар гадкий? — вопросила низенькая бабёнка в золотистом сарафане.

— Подневольный я человечек. Не казните меня... новгородцы! — задрожал подьячий. — Христом умоляю!

— Про Христа вспомнил, упырь! — донеслось из толпы.

Княгиня Бельцева занесла ввысь варяжский меч.

— Молись, фетю́к! Смертный час твой настал! — громовым голосом произнесла амазонка.

Подьячий задрожал телесами и закрыл глаза... От толпы отделился дюжий новгородец. Он держал в руках крупный кочан капусты. Мущина раскачал плод и лихо подбросил его прямо над головушкой пленника. Подчинённый Фёдора Калганова почуял недоброе и раскрыл глаза...

Мах оружием — амазонка рассекла кочан капусты точнёхонько над головой. Одна из половин гулко шмякнулась о затылок подьячего. Толпа расхохоталась. Княгиня Бельцева также растянула уста в улыбке.

— Возвертайся ты в свой остатнопрестольный град и передай царю лично: Господин Великий Новгород ему... не принадлежит. Отныне мы сызнова — Гордая Республика!

— Угум, — промычал подьячий, шмыгнув носом.

Амазонка задрала меч ввысь — сонмище зашлось дружным рёвом. Дворяне и служивые также обнажили свои оружия. Черный люд швырял вверх шапки-барловки, бабы посрывали с голов платки и размахивали ими по воздуху. Господин Великий Новгород — град, обид терпеть не привыкший. С лишком три столетия существовал вольной республикой. Дух предков завсегда царствовал в княгине Бельцевой и в её подданных. Никакие казни тирана-Мучителя не могли сломить его вовеки веков. Дух порывистый, стремительный и колючий, как северный ветер боре́й́.

Новгородцы, рассуждая о княжне, любили молвить: “Честная жена для супруга душа, а с хорошим умом и для всех хороша…”

В тверских землях сказывали: “На красный цветок и пчела летит”. Но в имении князей Милосельских factum особый случился. На чудный бутон приземлился самолично молодой княже. Василий Юрьевич верно предположил с год назад: его сын-вран припрятал бабёнку в ближайшей деревушке. До фамильного имения — всего пяток вёрст пути.

Стояло раннее утро... У входа в конюшню сидел на земле молодой опричник,