на слетевшие траки. Ну, или что там за управление у этих иностранных коробок? Джойстик или руль?
Я вновь попытался откинуть с ног придавивший меня бетонный обломок. Нифига. Весит тонны две, не меньше...
Ну, зато теперь я знаю, почему танки избегают таранить здания. А то все гадал, чего это консерва в объезд многоквартирного дома поехала, а не тупо пробилась через подъезд. Так ведь и быстрее и внезапнее. Пробил всеми своими семьюдесятью тоннами бетонную плиту и — хопа! Иностранная делегация передает пламенный привет автоматизированным станциям помех! Бурные овации встречающих, слезы счастья на глазах делегатов и полсотни трупов несчастных срочников, у чьих командиров не хватило мозгов организовать периметр вокруг своей дислокации. Опять нам отдуваться пришлось... И, судя по количеству обожженных ошметков родного пикселя — в последний раз.
Чертовы рэбовцы! Ну не могут не обосраться! Вечно нас под монастырь подвести норовят. Мы, между прочим, радиоэлектронная разведка, а не носовые платки, чтоб им сопли утирать!
Ладно, хоть подвал выручил. Оказывается, танки именно из-за них здания не таранят. Пол их не выдерживает. Проваливается. Отчего дорогущая махина намертво застревает в руинах. Заклинивший башенный привод, слетевшие гусеницы да поломанный ствол — эта коробка еще легко отделалась!
— Ну, или не очень... — натужно прохрипел я, упирая трубу одноразового гранатомета в навалившийся бетонный блок.
Опять нихрена. Ни на миллиметр не сдвинуть. Черт, еще и ног совсем не чувствую. Походу все — отвоевался.
Я оглядел разрушенный недавней бомбардировкой квартал, но так и не нашел никого из своих. Походу, весь взвод положили.
Ну да, тут пара обугленных автоматов, там чей-то шлем валяется, а вон и тело «микрофонщика» прямо надо мной со второго этажа выглядывает. Судя по отсутствующей половине лица и исчезнувшей левой руке, рядовой уже никогда не побравирует знанием португальского с английским. Да и про свои азиатские порно-мультики о сиськах и перерождениях больше никому не расскажет.
Блин, нехорошо как-то над своими же потешаться... Зачерствел, что ли? А хотя, как иначе-то. Уже третья военная кампания по счету и бог знает какой двухсотый в почетном списке взвода. Тут либо черствей, либо в дурку отправишься. А без юмора, пусть и трижды черного и тупого — в нашем деле никуда. Сердце на полку, а чувство вины в унитаз. После победы поплачем. Все вместе. Кто от счастья, кто от горя. И вообще, пошел этот микрофонщик в жопу! Капитан может его сколько угодно отмазывать, но я-то знаю, кто в тот дом с гражданскими гранату кинул...
Ладно, к черту. Надо выбираться, прежде чем иностранцы прочухают, что их танковый взвод вместе с сопровождением елдой накрылись.
Почувствовав подступающую боль, я вынул из пенала и заглотил еще одну таблетку кеторола. Промедол попривычнее, конечно, но и так сойдет. Ладно, отдохнули и хватит. Пора бы и делом заняться.
Отстегнув автоматный ремень, я, кое-как, метнул его в сторону. Мимо. Подтянул и метнул еще раз. Опять мимо... С пятой попытки, карабин наконец зацепился оторванный кусок камуфляжа.
— Говорил же дураку, под погоном лямку не продевать... — скрежеща зубами от натуги, я подтянул к себе почерневшую от копоти конечность.
Запекшаяся кровь на пустом погоне, равно как и выглядывающие лоскуты мертвой плоти волновали меня куда меньше, закрепленной на оторванной руке рации.
— Прогресс, елки-палки... — порадовался я новенькой шестьдесят-восьмерке.
Вся в крови, один тумблер куда затерялся на дисплее с частотами ничего не разобрать, но...
— Хрипит, родная! — радостно воскликнул я, положив наушники на плечо.
Пальцы едва слушались, но частота РЭБовцев нашлась быстро. Белым шум. Ладно, резервная. Обратно шум. Хрен с ним, давай общую. Вакуэйшн? Что еще за Вакуэйшн? С каких это пор басурмане на общей частоте сидят? И куда это они эвакуируются? Город-то почти за ними, разве нет?
Пальцы снова застучали по клавишам, но в наушниках ничего не изменилось. Шум, хрип, чьи-то истеричные вопли, механический голос, монотонно ведущий обратный отсчет
Из-за коптящего угла здания, высекая искры на повороте, вдруг показалась рэбовская мотолыга. Красуясь не свернутой антенной, словно парусом, гусеничный вездеход не сбавляя скорости, понесся по раздолбанной воронками дороге.
В противоположную от меня сторону.
Вот же задроты конченные! Нет, чтобы раненных поискать — за свои жопы трясутся! Ну ничего, я до них еще доберусь... Все под трибунал пойдут, ссыкуны очкастые! Элита доморощенная! Вечно задницы из своих кунгов показать боятся!
Вслед за первой мотолыгой показалась вторая, третья, четвертая... За ними запылила наша буханка с «арбалетами» и командирский «Тигр». В отличие от старого «Газика», новомодный «Тигр» не справился с управлением и, задорно кувыркаясь, улетел в кювет. Ни одна машина даже ход не сбавила. Будто не заметили.
— Ох, не к добру все это...
Нервно сглотнув, я потянулся в нагрудный карман за сигаретой. Буржуйский табак отыскался сразу, а вот зажигалка куда-то запропастилась. Тем временем на частотах происходило что-то страшное. Кто-то из иностранцев молился, кто-то из наших матерился, а кто-то разъяренно требовал вертолет.
Поиски зажигалки прервались истошным визгом. Все сигналы мгновенно оборвались, и из рации доносился лишь пронзительный хрип. Солнце, что уже склонилось за горизонтом, отчего-то поднялось обратно, освещая окрестности все усиливающимся светом.
Темно-синее небо приобрело неестественные бледно-белые оттенки. Многочисленные розовые облака испарились за секунду. Сильный подземный толчок обрушил пяток этажей прямиком на завалившийся танк. Сквозь резкий ветер, перерастающий в бурю прорывалась лишь истеричная статика из наушников.
Походу, все же отбегались. Все и разом. Как в нашем любимом анекдоте про рэбовцев — ребята решили повоевать, но полем боя стала их жопа...
Тени от разрушенных домов стремительно вытягивались, стремясь в мою сторону подобно щупальцам бесплотного кальмара, пока, в одно мгновения, они разом не испарились во сиянии бушующего пламени.
— Ну пизде... Стоп, что?! — только и выдохнул я, уставившись в красивое голубое небо.
Очень красивое, очень голубое, и совершенно незнакомое. Ни дыма, ни розовых облаков, да и солнце какое-то больно утреннее...
— Ух, е! — грудь что-то сильно обожгло, и я немедленно вскочил на ноги.
Под удивительно чистенькие берцы рухнула, какая незнакомая железка. Дымящаяся, бесформенная — будто толстый лом в плавильную печку сунули.
Секунду, да это же автомат! Елки-палки, точно он! Вон, приклад весь почернел и тлеет!
— Что за фокусы... — покачав головой, я жадно затянулся табачным дымом и удивленно уставился на зажженную сигарету.
Не понял. Я же не успел прикурить, разве нет?
Истлевший бронежилет, кусок расплавившегося пластика вместо наушников, рация вообще хрен пойми где, от кобуры только лямки остались, а