Гермиона поняла, что вообще мало знает о Теодоре, а если говорить точнее, то не знает ровным счетом ничего. В голову приходило разве что упоминание Гарри о том, что отец Теодора, Нотт-старший, присутствовал при возрождении Темного Лорда в нынешнем обличье и вообще был одним из самых верных его слуг. Кажется, он даже участвовал в сражении за пророчество в Отделе Тайн… В общем, так себе информация; ноль очков в пользу сына.
— Все готово, Грейнджер, — обратился к ней юноша от самых дверей, размашисто шагая навстречу. — Я все устроил. Завтра. Не думал, что все получится так быстро, но твое появление оказалось как нельзя кстати. Я был уверен, что придется ждать до Рождества, — улыбнулся он почти дружелюбно, останавливаясь в полуметре от стеллажа. Он был одет в черную мантию Пожирателя, но маски у него не было. Говорил громко и свободно, из чего Гермиона сделала логичный вывод: поблизости нет никого опасного. Разве что Нагайна, но она в ту минуту мирно отдыхала в постели самой Гермионы.
— Завтра? Но завтра возвращается…
— В том-то и дело, — спокойно перебил Теодор, скрестив руки на груди. — Это снимает с меня (да и с многих других) все подозрения. И оставляет только одного виноватого. Ну… ладно, хорошо, двух.
— Кого? — спросила Гермиона быстро и настороженно. Не то чтобы ее волновала судьба кого-нибудь из Пожирателей, но… но ей важно было выяснить всю подноготную готовящейся «авантюры» (сложно было назвать иным словом этот самоубийственный план).
— Это совершенно ненужная для тебя информация, но я, так и быть, скажу. Беллу и тебя. Твоя же палочка; сомневаюсь, что этот факт удастся скрыть, — усмехнулся Теодор и развел руками. — Хотя тут уж как повезет. Если он впадет в ярость, не разобравшись, в чем дело…
Сердце пропустило удар. Нет, ничего нового. Гермиона знала, что ей эта выходка с рук не сойдет, но сказанное вот так, напрямую, это здорово покоробило, если не сказать больше. Логично, она и так знала, какова ее роль во всем этом отчаянном плане, и была к ней абсолютно и решительно готова, но почему вдруг Беллатриса оказалась с ней в одном ряду?
— Весьма… эгоистично, — скрестив руки на груди, произнесла Гермиона с нескрываемым скепсисом в голосе. Несмотря на чисто слизеринский подход к вопросу, в целом она была парадоксально согласна с аргументами Теодора Нотта. В конце концов… Она готова была рисковать. Ей физически необходим был этот риск, иначе можно было окончательно погрязнуть в этой жуткой живой какофонии чувств и эмоций, что ни днем, ни ночью не давали ей покоя. Темный Лорд все равно не убьет ее. Наверное.
— Ну извини. Ты же сама, вроде, собиралась помочь. Или так, или никак.
Совершенно верно. Или так, или никак. Гермиона не стала упоминать, что под «эгоизмом» она подразумевала вовсе не беспокойство о себе, а всего лишь свое отношение к тому, как новоиспеченный Пожиратель собирается легко и непринужденно подставить своих же. Вместо этого девушка, взглянув в серьезное лицо слизеринца, тихо попросила:
— Посвяти меня в план.
— Разумеется. Но еще раз подчеркиваю: действовать придется только так, как я тебе скажу, и никак иначе. Слушай и запоминай. Темный Лорд вернется завтра утром. В одиннадцать будет собрание, и в это самое время ты спустишься и передашь палочку. У темниц никого не будет. Не раньше, поняла? Раньше можешь попасться.
— Почему не сегодня?
— Потому что сейчас я уйду, и в доме останешься ты и Беллатриса Лестрейндж, которая иногда очень любит спуститься в подвал и поиграть с пленниками, если ты понимаешь, о чем я. — Гермиону передернуло: она не понаслышке знала об «играх» мадам Лестрейндж. — А, ну еще где-то здесь, кажется, эта огромная змея… В общем, тебе лучше не попадаться, Грейнджер. Завтра в одиннадцать!
— Но у меня нет часов! — выпалила девушка, и Теодор тут же одним своим взглядом дал ей понять, что она сморозила глупость.
— М-м, — протянул он издевательски. — Прощаю, Грейнджер, в конце концов, я могу допустить, что ввиду особенностей твоего положения тебе просто не положено знать время. Часы есть в коридоре, ведущем в главную столовую, между портретами кого-то из белобрысых предков Малфоя; но там, скажем так, тебе лучше ходить аккуратно. — Нотт покачал головой, а Гермиона, кивнув и полностью игнорируя его высокомерный тон, вновь обратилась во внимание. Еще не хватало упустить что-то важное, поддавшись эмоциям. В том коридоре она действительно ни разу не была. — Слушай дальше. Скажешь, что ровно в двенадцать придет конвой, а в четыре часа — смена караула. Запомни, в четыре часа! В этот момент пленники смогут с помощью твоей палочки открыть дверь и должны будут проследовать в главную гостиную. Объяснишь им, как пройти, хотя заблудиться будет нереально, там всего один коридор. Камин в течение часа будет подключен к сети, я все устрою. Летучий порох на каминной полке. С четырех до пяти, запомнила? Ровно в четыре часа им нужно будет открыть решетки. Простой Алохоморы будет достаточно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я все поняла, — быстро кивнула Гермиона. — Но, позволь спросить, каким образом все это дискредитирует Беллатрису?
Нотт цокнул языком.
— О, очень просто. Теперь Белла хозяйка особняка. Поэтому ее дело следить за каминами и защитой периметра. В тот раз, когда ты чуть не сбежала, припоминаешь? Еще до того, как Малфой помог тебе, ты чуть до ограды не добралась. Люциус тогда едва не поседел, потому что знал, что бывает за такие проколы.
— Я поняла. Тогда…
— Нет, постой, — снова перебил юноша и — Гермиона не смогла не заметить — взглянул на нее странно, пристально. — Я еще не закончил. Самое главное… Слушай, э-э, Грейнджер. Это касается самого Темного Лорда. Я, повторюсь, понятия не имею, на кой черт он тебя тут держит и почему столько позволяет, да и не хочу ничего об этом знать. Но тебе лучше отвлечь его внимание завтра вечером. Не знаю, слышал, он чему-то учит тебя… Спроси его, что ли, о чем-нибудь или расскажи сама, — Нотт криво усмехнулся. — Если ты, конечно, готова на такие жертвы.
Гермиона вздернула подбородок, игнорируя участившееся сердцебиение.
— Я готова на все ради моих друзей.
Нотт хмыкнул.
— Сильно сомневаюсь, Грейнджер. Нужен весь вечер, отвлечь его на весь вечер. Чтобы он как можно дольше не вспоминал о… ни о чем. Чтобы все заключенные успели уйти и замести следы.
Девушка молча кивнула, чувствуя, как знакомый холодок проходит по спине.
***
Отвлечь внимание. На себя. Просто отвлечь внимание, как будто ей впервой! Да так, чтобы наверняка, на несколько часов. Чтобы пропажу не успели обнаружить быстро.
Вдруг он исчезнет куда-нибудь сразу после собрания? С чего чертов Нотт взял, что он останется в особняке? Нужно будет сразу после ждать его у дверей…? Нет. Он останется. Он точно останется. Он точно что-то заподозрит, сразу же.
Он уже здесь, ведь так?… А где Нагайна? Неужели Гермиона так глубоко погрузилась в свои мысли, что даже не заметила, как Нагайна уползла?
Время прошло слишком быстро.
Сверяться с часами пришлось дважды.
Отвлечь внимание, отвлечь. О чем она будет говорить?
Одиннадцать часов с четвертью: в подвал. Ни звука во всем доме, только ветер, едва слышно завывающий на лестницах. Чуть не споткнулась на нижней ступени. Тишина, оглушающая, давящая… Палочка крепко зажата в ладони.
***
Да, Драко Малфой, определенно, считал себя весьма и весьма разборчивым буквально во всем, что его окружало, и ни за что не стал бы подвергать сомнению эту свою, несомненно, фамильную черту. Но в эту самую минуту он, разморенный теплом огня и, возможно, самую малость, виски, сидел прямо на пыльном ковре у камина в странной хибаре под названием «Нора» (ковер он, конечно же, попытался предварительно почистить еще прошлым вечером, но быстро плюнул на это дело, решив довольствоваться тем, что есть). Теплую мантию юноша оставил на спинке одного из стульев, а рукава дорогой рубашки из «Твилфитт и Таттинг» неаккуратно закатал до локтя, совершенно не заботясь о том, как выглядит в ту минуту. Бутылка незабвенного огденского, которую прошлым вечером они с Уизли вдвоем опустошили наполовину, понемногу пустела (Драко даже не потрудился озаботиться посудой, периодически отхлебывая прямо из горлышка); рядом с ней можно было заметить пустую консервную банку из-под белой фасоли, открытую весьма неумело, явно заклинанием «топора», а чуть поодаль, ближе к решетке, валялись два черных, но уже остывших уголька, которые при ближайшем рассмотрении оказывались дочерна сожженными и совершенно непригодными в пищу картофелинами.