Читать интересную книгу Синдром самозванца - Виктор Че

class="p1">Это было ужасающее зрелище. Жанна была похожа на покойницу. Белая, иссохшая, болезненная, вся утыкана трубками, в окружении пищащих аппаратов. Ее маленькое тело утопало в темно-синей больничной постели, руки сложены поверх одеяла. Я не узнал ее. Говорят, что смерть делает человека другим. Болезнь поступает так же.

— Глубокое повреждение головного мозга, разрыв аневризмы и в результате обширный инсульт, — сказала врач-невролог, та самая, которая взялась за лечение по протекции от Поли. — Стабильная кома, мне очень жаль. Активности мозга практически никакой. Скорее всего, она никогда больше не проснется. Все, что мы можем, — это стабилизировать ее состояние, а дальше ей будет нужен пожизненный уход.

— Сколько вы можете продержать ее здесь? — спросила Поля. В глазах у нее стояли слезы.

— Максимум десять дней, — ответила врач, — дальше обязаны выписать. Из опеки еще не звонили, я думаю, через неделю начнут интересоваться.

— Спасибо, мы что-нибудь придумаем.

— Я вас оставлю, но ненадолго, хорошо?

— Да, спасибо.

Врач оставила нас одних в палате. Помимо Жанны здесь лежали еще три женщины примерно в таком же состоянии. Они были без сознания, подключены к аппаратуре. Судя по табличкам, прикрепленным к спинкам кроватей, Жанна среди них была самой молодой, хотя по внешнему виду этого не скажешь.

— Я не понимаю, почему это все случилось с ней, — сказал я. — Сначала шизофрения, потом удар за ударом. Удар за ударом.

— Проклятие какое-то, — ответила Поля. — И что сейчас делать, Вить? Если мы ее не устроим в нормальный хоспис, опека отдаст ее в какую-нибудь сраную больницу, где ее даже мыть не будут. И сиделку не наймешь. И навестить не придешь. Все запретят.

— Я в курсе, — сказал я. — Я постараюсь ускорить процесс или договорюсь с опекой, чтобы они не препятствовали размещению Жанны в нормальном хосписе.

Я взял Жанну за руку. Она была совсем тонкой, кожа и кости. Полное истощение. Но все же теплой. У Жанны всегда были ухоженные руки, аккуратные ногти и приятно пахла кожа. Сейчас это были сухие ладони очень больной женщины. Ногти отросли, и под ними скопилась грязь. Полина села на край кровати и провела ладонью по Жанниным волосам, ломким и блеклым.

— Я всегда завидовала ее волосам, — сказала Поля, — ей же вообще ничего с ними делать не нужно было. Помыла, посушила, расчесала — и вперед. Локоны сами вились. А у меня миллион баночек, бутылочек, масочек, чтобы они просто не выглядели как мочалка. Поэтому я сбрила их на фиг.

— Тебе очень идет.

— Спасибо. Давай накрасим ей ногти? Она любила ходить с маникюром.

— Это реанимация, тут нельзя, — ответил я. — Ногтевая пластина — показатель насыщения крови, давления и еще чего-то там. Обрати внимание на женщин, все лежат с руками на поверхности. У кого был лак на ногтях — стерли.

Я помнил это еще с первой реанимации Жанны. Когда я пришел навестить ее, она показала мне два пальца, по одному на каждой руке, с которых медсестры сняли лак, чтобы видеть ногтевую пластину.

— Но маникюр-то никто мне не запретит сделать, — сказала Поля и достала пилочку.

Поля решила остаться в Москве вплоть до момента, пока мы не разрулим ситуацию. Я предложил ей пожить у меня, она вежливо отказалась.

— У меня тут родовое гнездо, — сказала она, — любовно обставленная маленькая уютная квартирка. Я по ней соскучилась. Но спасибо за предложение, мне очень приятно.

— Мне надо написать отчет для заказчика. Поехали ко мне? Закажем еду, я буду тебе рассказывать и писать отчет.

Не знаю, зачем я ей это предложил. Потребности поговорить у меня особо не было. Не сказать чтобы я скучал по Поле или мы раньше были очень близки. Когда они работали с Жанной, то обычно я выслушивал про факапы Поли, ее заскоки и стервозность. Наверняка Полин художник-неудачник слушал про Жанну что-то похожее.

Полина не была для меня родной, и сердце не щемило. Но все же рядом с ней я чувствовал себя спокойнее. Как будто мне ничего не угрожает. Как будто тревога отступала. Честно говоря, я не очень понимал, откуда эта тревога во мне в принципе поселилась. Я переживал за Жанну, безусловно, но то была совсем другая тревога, более глубинная, более страшная. Как будто надвигалась тьма, хотя едва-едва забрезжил рассвет.

— А давай. С меня еда, с тебя — рассказ, — сказала Поля.

Мою квартиру она оценила. Сказала, что без Жанны я пустился во все тяжкие и стал барином с тягой к неуютным просторам. Мы расположились в кухне, куда я притащил ноутбук и блокнот с записями. Проговорить оказалось очень полезно. Я составил описание каждого из убийств, привел доказательства следствия и указал, что именно они пропустили. Вышло немного, четыре страницы. Далее следовал, собственно, профиль преступника.

— Вообще в моем договоре с профсоюзом нет задачи составить профиль преступника по этому делу, — сказал я, — есть задача откатить обвинение, доказать, что Павел Отлучный невиновен. И, собственно, это доказано. У него было алиби и не было мотива.

— Ну, вот тут я не очень с тобой соглашусь, — сказала Поля. — Ты считаешь, что раз у него были отношения с Людмилой, то другие женщины не могли его обидеть? Основа обвинения, если я тебя правильно поняла, состоит в том, что у Отлучного на любовном фронте большие проблемы, потому что эти конкретные женщины не увидели в нем того, кем он себя считает. Альфа-самцом, желанным для всех женщин планеты. Или что-то в этом духе. Верно?

Полина сделала большой глоток белого вина, кубики льда в бокале мягко брякнули.

— В целом верно, — ответил я. — Следствие упирает на то, что у Отлучного получалось со всеми, кроме этих трех девушек. Это так представлено, однако не доказано. Никаких других женщин в качестве свидетелей не привлекали. И выходит, что он вроде как обращался ко многим, и те соглашались. Но почему тогда у него ни в машине, ни дома не было их нижнего белья? Следствие на этот счет молчит, как будто такая дыра не стоит внимания. С другой стороны, они описывают только три случая, и все три — отказы, тогда с трусиками все ясно, но непонятно: зачем они намекают на его сексоголизм? В деле вроде формально дыр нет, но если присмотреться, то вязка крупная — палец просунешь.

Нам привезли две большие пиццы. Одна была с ветчиной и грибами, а другая — вегетарианская. Обе жирные и потрясающе вкусные. Пока Полина вот уже минут двадцать по крохотному кусочку откусывала от слайса овощной пиццы, я уминал третий кусок своей.

— А твоя теория состоит в