Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ситуация вокруг Берлина осложнялась с каждым часом. К исходу дня 23 апреля ожесточенные бои шли на северо-восточных и южных окраинах города. Дальнобойная советская артиллерия подвергала обстрелу рейхстаг и имперскую канцелярию. Фюрер, как затравленный зверь, метался в своем бетонном бункере, снимал и назначал командующих армий и командиров дивизий, но это уже ничего не решало. Государственная машина рейха пошла вразнос. Вермахт под ударами Красной армии стремительно таял, как мартовский снег. Вслед за ним забуксовала еще вчера не знавшая сбоев машина репрессий. Мюллеру стало не до того, чтобы искать и карать врагов фюрера. До падения рейха оставались считаные дни. Шелленберг посчитал, что пора действовать без Гиммлера и самому искать милостей у американцев. В торге с ними за свою жизнь и будущее главным и самым важным его козырем являлись агенты и резиденты, оставленные на глубокое оседание на территории, подконтрольной большевикам. 24 апреля Шелленберг дал команду Курмису приступить к выполнению плана «Зеро».
* * *Поздним вечером требовательный стук в дверь комнаты общежития Восточного министерства поднял на ноги Миклашевского. Он открыл и лицом к лицу столкнулся с обер-лейтенантом Брунером и капитаном Лемке. Оба были одеты в гражданское платье. Левые полы кожаных плащ-пальто подозрительно топорщились. Игорь посмотрел им в глаза, холодные и неподвижные, как у змеи, и его пронзила догадка: «Они решили действовать!» Следующей мыслью было: «Как связаться с Лаубэ?»
Но Лемке не дал ему такой возможности и потребовал:
– Пять минут на сборы, боксер!
– Как пять?!
– У нас нет времени!
– Хорошо. Спускайтесь вниз, я сейчас догоню, – предложил Игорь, надеясь что-нибудь придумать, как дать знать Лаубэ.
– Ты – не фрау, так что не стесняйся! Одевайся при нас! – приказал Лемке и плюхнулся на стул.
– Ха-ха, – гоготнул Брунер и, стащив со спинки стула рубашку, бросил Миклашевскому.
Игорь старался, как мог, тянул время и напряженно искал выход. Но гитлеровцы не отходили от него ни на шаг и чуть ли не под руки вывели на улицу. Там ждала машина, за рулем находился не штатный водитель, а оберлейтенант Ланге.
«Рейхер решил играть ва-банк», – утвердился в своей догадке Игорь.
Подтверждение тому он находил в поведении гитлеровцев. На лице Лемке, не отличавшегося большим умом, все было написано. Он и не очень старался играть роль, отведенную ему Рейхером. Его выдавали глаза. Лемке смотрел на Миклашевского как на живой труп, призванный вместе с курсантами-агентами сыграть роль массовки в спектакле для гестапо.
Слепая волна ненависти захлестнула Игоря. Он готов был пустить в ход кулаки и нож, незаметно прихваченный на кухне, но разум взял верх над чувствами. Его гибкий ум искал способ, как оторваться от гитлеровцев, чтобы дать знать о себе Лаубэ. И такой шанс появился, когда они подъехали к КПП лагеря Восточного министерства. Незаметно от Лемке и Брунера он вытащил из кармана пропуск, спихнул на пол и с нетерпением ждал проверки документов. На звук мотора из окна выглянул часовой. Прошла секунда, другая, показавшаяся Игорю вечностью, на улицу вышел фельдфебель и вразвалочку направился к машине.
«Ну, что же ты еле топаешь?! Давай же быстрее! Задержи меня! Отведи на КПП! А там телефон, мне хватит минуты, чтобы связаться с Лаубэ!» – мысленно торопил часового Игорь.
Фельдфебель подошел к машине. Миклашевский напрягся, сейчас все должно было решиться. Фельдфебель пробежался равнодушным взглядом по пассажирам, не стал проверять документы, протрусил к воротам и распахнул створки. Игорь готов был разорвать его на части и от досады заскрежетал зубами.
– Честобой, боксер? – просипел Брунер.
– Зубы разболелись, мне бы к врачу, – Игорь предпринял еще одну попытку оторваться от гитлеровцев.
– Потерпи, приедем на место, там подлечим.
– После нашего дантиста ни один не жаловался, – с ухмылкой произнес Лемке.
– Ха-ха, – хохотнул Брунер и, похлопав Миклашевского по плечу, с сарказмом заметил: – Потерпи, недолго осталось мучиться.
Игорь сбросил с плеча его руку и ожег испепеляющим взглядом фельдфебеля. Тот козырнул Лемке и отступил в сторону. Ланге тронул машину и, выехав на улицу, прибавил газа. Справа промелькнул хорошо знакомый Миклашевскому дом. В нем, в одной из квартир ждали своего часа бойцы резидентуры «Арнольд», чтобы по его сигналу захватить вустрауский архив. Но он, связанный по рукам и ногам, тоскливым взглядом проводил дом, и с губ сорвалось:
– Ну, если ты есть на свете, то… – и поперхнулся.
Его швырнуло на спинку сиденья. От удара перехватило дыхание, а в глазах потемнело от боли. Машина угодила правым передним колесом в воронку. Стоны, ругань, все смешалось. Первым пришел в себя Лемке, выбрался на мостовую и пришел в ужас: правое колесо отвалилось. Он чуть ли не с кулаками набросился на Ланге, тот что-то невнятно лепетал в свое оправдание. Махнув на него рукой, Лемке вышел на дорогу и пытался остановить машину. Водители не испугались ни его вида, ни пистолета. Смерть грозила им со всех сторон. И здесь Игоря осенило.
– Господин капитан, я знаю, где найти машину! – воскликнул он.
– Чего-чего?! – не мог понять, о чем идет речь, Лемке, его колотило от злости.
– Я знаю, где найти машину, – повторил Игорь.
– Машину?! Где?!
– Здесь, рядом, у моего приятеля.
Лемке, ни секунды не раздумывая, приказал:
– Веди, боксер!
Оставив Ланге с Брунером в машине, он вместе с Миклашевским направился на конспиративную квартиру резидентуры «Арнольд». Игорь серьезно рисковал, он вел за собой не просто хвост, от которого невозможно избавиться, а профессионала, способного по малейшим признакам определить врага. В сложившейся ситуации ему ничего другого не оставалось, как только рассчитывать на сообразительность товарищей. Но одного этого было недостаточно, Лемке обладал звериным чутьем на опасность. Игорь искал способ, как предостеречь товарищей, и лихорадочно зашарил по карманам плаща.
– Ты чего, боксер? – насторожился Лемке.
– Забыл, не взял.
– Чего забыл?
– Рейхсмарки, чтобы заплатить.
– Кому?
– Хозяину машины.
– Он что, не поверит слову офицера?
– Поверит, господин капитан, но лучше не говорите, откуда вы.
– Это почему же?
– Видите ли, у него не совсем чистое дело.
– Боксер, какие к черту сейчас чистые дела! – отмахнулся Лемке.
– И все-таки, господин капитан, нужен задаток.
– Вот мой задаток! – и Лемке потряс пистолетом.
– Не стоит, господин капитан, у него брат служит в полиции, – импровизировал на ходу Игорь.
– Ладно, там разберемся. Давай веди! – торопил Лемке.
Игорь прибавил шаг. Впереди показался знакомый подъезд. Они поднялись на лестничную площадку, там царила кромешная тьма. Лемке щелкнул зажигалкой, робкий язычок пламени выхватил брошенные в спешке вещи и хлам. Перебравшись через них, Игорь подошел к конспиративной квартире и постучал. Тут же над плечом навис Лемке и жарко задышал в затылок. В наступившей тишине прозвучал щелчок затвора пистолета. Игорь напрягся и сжал рукоять ножа. Наконец за дверью произошло движение, и настороженный голос спросил:
– Кто?
– Это я, Игорь, – назвал себя Миклашевский и, узнав по говору Дырмана, предостерег: – У меня проблема.
– Поможем, – после затянувшейся паузы прозвучало в ответ.
Игорь отпустил рукоять ножа и подался назад, чтобы блокировать Лемке. Дверь открылась, в свете керосиновой лампы на пороге возник Дырман, из-за его плеча выглядывал Курт. Леонард поднял лампу, ее отблеск упал на лицо Лемке, задержал на нем взгляд и, отступив в прихожую, пригласил:
– Входите, господа.
Гитлеровец переступил порог и зашарил настороженным взглядом по углам.
– Господа, проходите в гостиную, – не дал ему осмотреться Дырман.
– У нас нет времени, господин э-э… – отказался Лемке.
– Леонард! – представился Дырман.
– Леонард, нам срочно нужна машина! – взял инициативу разговора в свои руки Миклашевский.
– На сколько?
– Не больше, чем на сутки.
– Как далеко?
– До Вустрау, – дал подсказку Миклашевский.
– Найдем, только придется подождать, – заверил Дырман.
– Что за машина? – уточнил Лемке.
– «Мерседес-бенц» вас устроит?
– Да.
– Курт, займись машиной! – распорядился Дырман и, распахнув дверь в гостиную, предложил: – Располагайтесь, господа, а я приготовлю кофе.
Лемке плюхнулся в кресло и расплылся по спинке. Миклашевский приткнулся на диване и, чтобы остаться наедине с Дырманом, разыграл перед гитлеровцем сценку. Занятия в школьном драмкружке не прошли даром. Он зашелся в судорожном кашле. А дальше ему не пришлось играть, травма дала о себе знать. От острой боли в груди потемнело в глазах, и тошнотворный ком подкатил к горлу. Согнувшись в три погибели, Миклашевский поплелся на кухню.