Читать интересную книгу Простить и поверить (СИ) - Эн Вера

Он вздохнул с горечью, а Михаил, бросив на него быстрый взгляд, взял бутылку и разлил остатки поровну.

– Давай и твои потери, Дмитрий Юрьич, помянем, – предложил он. – Их нельзя забывать. Они нас из того мира направляют и беды отводят. Знаешь, сколько раз я за эти два месяца на волоске был? Пальцев на руках не хватит. Но Галинка даже оттуда заботится. Спасибо тебе за это, родная! За все спасибо!

Он влил в себя последние капли коньяка и замер, уронив голову ниже плеч. Дима, мысленно сказав матери несколько добрых слов, опорожнил стаканчик и поставил его на стойку. В голове начинало шуметь, и говорить дальше не хотелось. Собственно, Дима получил подтверждение своим подозрениям и мог теперь разрабатывать план по спасению Ленкиного сервиса с опорой на твердую почву. Но Михаил неожиданно встрепенулся и тряхнул явно тяжелой головой.

– Слышь, Дмитрий Юрьич, тебе, может, помощь какая нужна? – поинтересовался он, снова удивляя Диму.

– Какая помощь? – даже переспросил он. Михаил передернул плечами.

– Я почем знаю? – сердито выдохнул он. – Ты же свое расследование явно не из одного любопытства затеял. Николая Борисыча собираешься на чистую воду выводить? Чтобы Елену Владимировну защитить?

Это были опасные вопросы, на которые Дима не имел права отвечать даже едва шевелящему языком Михаилу. Черт его знает, как он понял все эти вещи, но пока еще можно было сбить его с толку…

– А ты намерен и дальше с ним в одной упряжке? – раздраженно поинтересовался Дима. – Ты же нормальный мужик, Миш, тебя же воротит от всего этого! Ну ладно, в первый раз жене хотел помочь! А теперь какого лешего продолжаешь?! Легкие деньги понравились?! Или все же есть оправдания?!

Михаил повернул голову и долго смотрел на него полуприкрытыми глазами. Потом встал и, пошатываясь, побрел куда-то от стойки. Дима подался было за ним, но потом только откинулся на спинку стула и заложил руки за голову. Как же бездарно он промотал бутылку дорогущего коньяка! А завтра станет еще более стыдно, когда нечем будет порадовать Лену, столь много надежд возлагавшую на его сообразительность. Вот он и сообразил на двоих. И что дальше?

Сбоку послышались неуверенные шаги, а следом появился и сам Мишка – с початой бутылкой водки и какими-то бумажками в другой руке. Эти бумажки он и выложил перед Диминым носом на стойку, шлепнув по ним ладонью.

– Вот мои оправдания, Дмитрий Юрьич! – сообщил он и одним движением отвинтил у бутылки крышку. – Ни копейки себе не взял, можешь посчитать! А совесть все равно покоя не дает. Елена-то Владимировна человеком оказалась, душевным моим состоянием озаботилась, пацана мне в ученики предложила, чтобы я конченым себя не чувствовал, а я здесь, под ее крышей, ей же и гажу!..

Он глотнул прямо из горла и мешком привалился к стойке. Дима чувствовал, как тяжелеет у него голова от крепкого алкоголя на пустой желудок, но старательно ловил каждое Мишкино слово. Правда, смысл его фраз становился все более расплывчатым, и Дима понимал, что еще с пары стопок его просто унесет.

Пить он не умел.

– Когда следующая разборка планируется, Миш? – старательно четко проговаривая каждое слово, спросил он. Михаил тряхнул головой и уставился куда-то в пустоту. Потом как будто застонал.

– Не знаю, Дмитрий Юрьич, – несчастным голосом выдохнул он. – У них же не по графику, а когда машину новую подгонят. Но я скажу! Ей-богу скажу! Галинкиной памятью тебе клянусь! Ты только Елену Владимировну-то побереги! И сам поосторожней будь, а то, знаешь, мужики церемониться не любят…

– Радик и Дуденко? – уточнил Дима. – Или еще кто есть?

Глаза у Мишки были уже до того мутными, что Дима удивлялся, как он вообще что-то соображает.

– Нет, никого нет, – наконец выговорил тот и неверной рукой налил Дима полстакана. – Николай Борисыч на клиента наводит, Аркадий Глебыч угоняет, ну а мы с Радиком…

– Погоди! – поймал Дима за хвост промелькнувшую светлую мысль. – Если Дуденко рулит, то они с Милосердовым могли этим делом заниматься еще при старом директоре?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Они и занимались, – подтвердил Михаил и подвинул Диме стакан. Пришлось глотнуть, чтобы Мишка продолжал говорить. – Почти с самого начала работы сервиса. Только когда Николай Борисыч управляющим стал, притормозил немного, думал, так сумеет деньги стричь. Но что-то не вышло у него. К концу того года мы вообще едва концы с концами сводили, впору закрываться было. Ну вот, значит, он и взялся за старое…

Дима глубоко вздохнул и зажевал два оставшихся бутерброда, пытаясь все же осмыслить услышанное. В том, что Милосердов был хреновым управляющим, он уже убедился и не имел повода не верить словам Михаила о нем. Удивляло только, как Черемухин отец за столько лет не заподозрил, что в его сервисе творятся такие дела. Ленка вон сразу все про него поняла. Слишком доверял товарищу и не хотел замечать очевидного?

А Лена теперь расплачивается за отцовскую сентиментальность.

Но уж Дима ее обиды никому не простит!

– Если действительно хочешь помочь, Миш, я отказываться не стану, – с трудом проговорил он, мечтая уже только о том, чтобы пристроить налившуюся свинцом голову на стойку и забыться крепким сном. – Но если задумал подставить – Галина никогда тебе этого не простит! Ты ее памятью поклялся...

Михаил неожиданно гордо поднял голову и слишком трезво сверкнул глазами.

– Я от своего слова никогда не отказываюсь, Дмитрий Юрьич! – заявил он и, еще раз хлебнув из горла, поплелся куда-то к выходу. А Дима смял пустой стаканчик и наконец-то позволил себе закрыть глаза…

Глава 22

Лена с трудом заставляла себя хоть немного замедлить шаг, чтобы не навернуться на каблуках, и проклинала себя за то, что по привычке надела туфли, а не переобудась в удобные кроссовки. В них добраться до сервиса можно было куда быстрее, а после полубессонной ночи Лена ничего сильнее не желала. И можно было, конечно, делать вид, что ее интересует исключительно расследование и результаты Диминых переговоров с Михаилом, но кого она обманывала? Лена до безумия хотела увидеть самого Димку, замучавшись без него за эту ночь до какой-то тоски.

А ведь еще вчера в это время была уверена, что он не заслуживает даже малейшего ее внимания, и переживала из-за того, что приняла решение отказаться от него раз и навсегда.

Какое там отказаться, когда Димка примчался, едва узнав, что с ней приключилась беда? Обещал со всем разобраться и никому больше не позволить ее обидеть? А потом занимался с ней любовью столь самозабвенно, что не заметил Лениной неопытности и забыл о предохранении?

Тоже ее хотел – жадно, горячо, до какого-то умопомрачения – и наконец-то не стал это скрывать. Почему сторонился раньше, Лена до сих пор не понимала, но сейчас это не имело значения. Потому что все оказалось серьезно. И Димка после их общего помешательства не охладел, не удовлетворился, не слинял, гадко поблагодарив за доставленное удовольствие, – нет! Он целовался с ней, как влюбленный мальчишка, и не хотел отпускать, и не хотел, чтобы Лена его отпускала, – и что еще она могла пожелать? Ей было так хорошо с Димкой, что она после весь день думала только о нем, и ночью мечтала о нем же, вспоминая их общую страсть в этой же самой постели и не желая из нее выныривать.

Ох, Корнилов! Словно имел к ней все ключики – и словно она их тоже к нему имела. Или все действительно правда? Двенадцать лет назад Лена не поверила в то, что Димка Корнилов мог в нее влюбиться, – и все испортила. Может, сейчас не стоило повторять ту же ошибку? Может, следовало стать смелее и открыть сердце для Димкиных признаний? Ведь не придуривался же он, когда говорил, что Лена интересует его больше, чем ее дела, и что он не хочет, чтобы она его отпускала? Нет, таким голосом не врут и не притворяются. Когда из самой глубины души и когда слишком важно, чтобы тебе поверили. И Лена верила. И не хотела больше разочаровывать любимого парня.

Да, любимого, чего уж от себя скрывать? Она никогда не переставала любить Димку, даже думая, что он ее предал, и ненавидя себя за это. Зато теперь отлично понимала, почему не могла принять другого мужчину, каким бы замечательным тот ни казался. Потому что ей нужен был только Димка. Который оказался еще лучше, чем когда-то в юности она себе представляла.