сумму?
– Нет, пока скопила тридцать тысяч, – пятьдесят будет к декабрю. Боюсь, как бы ее не удочерили, поэтому копить нужно быстрее. И да, как видишь, питаемся мы скромно, но эта полоса пройдет, как только Анечка вернется к нам. Мы будем хорошо питаться, просто вернуть ее сейчас важнее.
– Хорошо, а если взятку не возьмут? Неважно, по каким причинам. Я не про порядочность людей, сейчас все покупается и продается, это да. Я про размер. Не думаешь, что пятьдесят тысяч для главной в органах опеки – это как бумажка, в туалете подтереться? Боюсь, тебе не хватит этой суммы, даже ста… Никто не будет из-за них мараться. Это копейки. Оль, забудь.
И Ольга не выдержала, вспыхнула:
– Ну почему ты мне во всем перечишь?! И где твоя поддержка, Люд? Только и слышу: не получится, оставь ее, забудь! Ну как ты не поймешь: ее судьба зависит от моих конкретных, быстрых действий, и то, что она в детдоме, а не здесь, в кругу семьи – ужасно! Я заберу ее домой! Не говори мне больше ничего, иначе разругаемся! А мне бы не хотелось.
Ольга говорила с таким жаром и несвойственной ей страстностью, что Люда поняла: спорить с подругой бесполезно, она полна решимости и не отступится от своего. Она отстаивала племянницу так, как не каждая мать отстаивала бы своего ребенка, и каждое слово против опекунства воспринимала как попытку настроить ее против сироты. Одна лишь мысль об этом вызывала в спокойной Ольге гнев.
– Я не хочу с тобой ругаться, ты хорошая подруга. Прости, что я была категорична. Но чую, это опекунство принесет одни проблемы… – слабо возразила Люда. – Я вижу, как ты вымотана, а это только первый шаг. Поверь, я думала, как лучше для тебя. Но все, молчу! Ни слова больше не скажу.
Ольга в задумчивости отошла к окну.
Во дворе соседка Алла садилась в такси. Синее платье на стройной фигурке, сумочка через плечо, плащ в руках – по всей вероятности, она планировала позднее возвращение, по холодку.
«Вот кому хорошо, ни забот, ни хлопот, – с грустью подумала Ольга, – молодая, живет в свое удовольствие, работает в офисе, сидит за компьютером, имеет и образование, и хороших родителей, которые ей это дали. Сама недурна: за такими всегда увивается уйма парней… И видно, что небедная. Нарядилась как куколка, поехала на свидание или куда-то еще…»
Люда заметила, что подруга уставилась в окно и с интересом наблюдает за тем, что происходит во дворе.
– Что там?
– Новая соседка, на гулянку собралась.
– Кто такая?
– Алла, с третьего этажа, сняла квартиру у Сухоруковой.
– Молодая? Или в возрасте?
– Девушка. Сказала, что экономист.
– Тогда понятно. Аренда здесь недорогая, по карману молодым спецам. Когда это вы успели познакомиться?
– Да было дело, обращалась ко мне на днях: кран сорвало, – сказала Ольга с выражением «ну с кем не бывает».
– И как? Ты помогла?
– Ну да, а что здесь сложного? Я перекрыла воду, вызвала сантехника. Так и разговорились с ней.
– Понятно. Хорошо.
Ольга опустила подробности и оставила впечатление о соседке при себе, поскольку не хотела вызвать этим новую волну расспросов. Ее отношение к Алле было неоднозначным, но обсуждать это она не собиралась. По крайней мере, с Людой, чьи визиты в последнее время раздражали, а непрошенные советы сбивали с верного пути. Людмила судила расчетливо, с позиции холодного рассудка – Ольга же пропускала все через сердце, отличалась жалостливостью и никогда не рубила сплеча. Взаимопонимания не было, а значит, и мусолить одно и то же по десять раз не стоило.
Впрочем, Люда утолила некоторое любопытство и сделалась задумчивой, немногословной. Правда, ненадолго.
– Выход есть! – осенило вдруг ее. – Помнишь, ты рассказывала о богатом родственнике? Что у тебя есть дядька, какой-то местный шишка, но вы не знаетесь, так вот. Ведь он и есть тот человек, кто мог бы помочь. Обратись за помощью к нему. Потребуется, падай в ноги и проси! Раз это нужно для ребенка, чтобы оформить опекунство.
В ответ на это Ольга мрачно усмехнулась:
– Ты думаешь, эта идея мне не приходила? И я не пробовала обратиться к дяде? Напрасно так считаешь: я первым делом кинулась к нему. Как только отказали в органах опеки, я заявилась к дяде на работу. Подумала, он будет потрясен всей ситуацией и мне поможет. Я верила, надеялась… Представилась охраннику, тот доложил наверх, мол, к вам племянница, такая-то, по личному вопросу. И тут же поступил ответ: он «занят», а через час уже «отъехал по делам». Все стало ясно: он не хочет знаться! И даже не спросил, зачем пришла и что мне надо. Но я осталась, и плевать было на гордость. Его участие – моя надежда на благополучие Анечки, слово в ее судьбе. Я простояла целый день у выхода и дождалась, когда он спустится. Как только вышел, бросилась к нему. «Дядя, нам нужно поговорить! Мне нужна ваша помощь!» – бежала я за ним, как собачонка. А он идет, меня в упор не видит, такой весь важный, при костюме. Я хоть и нищая, но никогда ни перед кем не унижалась и не унизилась бы, не будь все так! – воскликнула в отчаянии Ольга. – И что ты думаешь? Дядя зашагал быстрее, я подбежала и схватила его за руку – он обернулся и крикнул мне в лицо: «Ну чего тебе?! Пришла клянчить на водку, как мать? Гребаная пьянь, алкашинское отродье! А работать не пробовала?» Все смотрели на нас…
Ольга затряслась от беззвучных рыданий. Ошарашенная Люда обняла подругу за плечи, поднесла ей стакан воды.
– Да-да, он адресовал это мне! – продолжила Ольга, едва придя в себя. – А я рыдала, глотала обиду и умоляла выслушать меня, пыталась объяснить, что помощь нужна не мне, а девочке, дочери сестры. Что Вика мертва, а ребенок в детдоме, что я хочу оформить опекунство, но мне его не дают. Я повторяла: «Дядя, помоги», – но тот решил, что я несу какой-то пьяный бред, бросил мне пятихатку, хлопнул дверцей «Крузака» и укатил! Больше я к нему не ходила, ничего не просила, а скажешь, надо было? И дальше падать в ноги? Если бы это что-то изменило, я бы пошла, но тут хоть голову об стенку расшиби, всем наплевать! Я свыклась с тем, что помощи ждать неоткуда и я у себя одна. Поэтому отбрось все эти сказки про богатую родню: по нашей жизни никому ни до кого нет дела!
– Да уж… Теперь понятно: на него рассчитывать не стоит. А жаль… Почему он так с тобой? Чем ты-то заслужила такое отношение? – не понимала Люда.
– Он меня не знает и думает, что я, как мать, бухаю. Наверное, не хочет связываться