вас, гораздо опаснее, чем если о ней вообще ничего не знать.
Спорить было бессмысленно. Хотя бы потому, что он прав: я чувствовала, как неровно, остро искрит внутри меня обычно спокойное родное тепло. Поэтому последовала за ним через тренировочный зал, где мы всегда практиковались. Этот зал был специально создан для занятий магией: вокруг ничего, что можно поджечь (кроме себя самой и учителя, разумеется), стены из камня, пол мраморный, окна защищены заклинаниями, которые активируются перед началом занятия.
Зал был бы совсем «лысым», если бы не развешанное по стенам оружие, тоже защищенное заклинаниями. Чего здесь только не было!
В самом начале наших занятий Хьяртан рассказал, что приходил сюда сызмальства. Сначала с отцом и с Дойнартом, потом к ним присоединился и Бьяртмар. Отец тренировал их и лично, и приглашал своих лучших воинов, чтобы сыновья владели не только магией, но и самыми разными техниками боя, и оружием.
– Магия не всегда способна прийти на помощь, – говорил король. – А мы всегда можем рассчитывать на себя.
По словам Хьяртана, Дойнарт относился к любым тренировкам, кроме магических, весьма снисходительно, Бьяртмар, напротив, обожал боевые искусства из разных уголков мира. Дойнарт считал, что это ниже его достоинства и отлынивал всякий раз, когда его величество не видел. Кроме того, относился к приглашенным воинам так, что они и сами не стремились его обучать.
– «Драка – удел плебеев, оружие – удел слабаков», – говорил он. Хотя, как по мне, они ему просто не давались, а Дойн привык всегда и во всем быть первым, или не заниматься этим вообще. Бьяртмар же брал упорством, если что-то казалось ему сложным, он просто шел и делал. Дойнарт же пробовал пару раз, а потом бросал, если не получалось сразу достичь желаемых результатов.
Я поражалась тому, как легко Хьяртан говорит со мной о своей семье. Легко и в то же время с такой любовью, что становилось понятно: за своих братьев он кому угодно оторвет голову. Такие маленькие моменты раскрывали его для меня еще больше, и сейчас, вспоминая об этом, я тепло улыбнулась.
– О чем вы подумали, Ливия? – поинтересовался он, открывая передо мной двери.
– Что? – вынырнув из своих мыслей, вскинула голову.
– Вы так улыбались, что мне захотелось подсмотреть ваши мысли.
Я все-таки слегка покраснела.
– Так. Ничего важного.
Хьяртан хмыкнул, а через несколько шагов распахнул передо мной еще одни двери.
– Что это? – удивленно спросила, заглянув в полутемную комнату, где смутно угадывались лишь очертания мебели.
– Комната для расслабления ума. Отец приводил нас сюда, когда мы не могли успокоиться перед занятиями после игр или когда – как вы сейчас – не могли сосредоточиться.
Глаза понемногу привыкли к темноте, и я сумела рассмотреть всего четыре кресла, стоявшие полукругом. Больше здесь не было ничего, а на полу…
– Снимайте туфельки, Ливия. Хотя… Давайте помогу.
Прежде чем я успела возразить, Хьяртан наклонился, встал на одно колено, чуть отодвинул подол моего подпаленного платья и мягко снял сначала одну туфельку, затем вторую – легко, будто играючи, при этом коснувшись пальцами моих лодыжек. Меня мигом бросило в жар. Я покраснела, наверное, до цвета своего платья, в котором была на балу. Втайне порадовалась благословенному полумраку, иначе меня приняли бы за помидорку.
– Полы специально сделали так, чтобы можно было максимально расслабиться. Попробуйте.
Я шагнула вперед, и ноги буквально утонули в густом ворсе ковра, будто в мягкую, летнюю, разогретую зноем траву наступила. Хьяртан тоже разулся и повел меня к креслам. Осторожно придержал, когда я чуть не врезалась в одно из них, и подвинул то, в которое предстояло сесть мне.
Кресло оказалось очень мягким. Упав в него, словно в ватное облако провалилась.
– А теперь смотрите, Ливия. Смотрите и ни о чем не думайте.
Вспышка магии осветила лицо Снежного, занявшего место напротив, холодом оттенив резкие скулы и красиво очерченный подбородок. Миг – и передо мной закружилось звездное небо, искорками растекаясь по всей комнате. Казалось, что я не в комнате сижу, а лечу среди звезд.
– Как красиво! – выдохнула.
– Тсс. Просто смотрите. Ни о чем не думайте. Чувствуйте свою магию.
Я послушалась. Попыталась послушаться, потому что совсем ни о чем не думать не получалось. Мысли то и дело соскальзывали к утреннему разговору с Каэтаном, я то падала в собственные страхи, что Фабиан никогда не пойдет, то возвращалась к подпаленному платью и мягким касаниям пальцев Снежного, когда он помогал мне снять обувь.
Удивительно, но мысли так и крутились, как звезды, в которых я плыла, а потом вдруг исчезли. Остались мягкое, согревающее тепло в груди, какая-то легкость, полумрак, искорки в нем, а потом…
– Иштван! Иштван, позаботься о детях…
Ночь. Темнота. Так же раскинулось звездное небо, только над нашим домом. Я, совсем маленькая, прижимаюсь ладонями к ледяным окнам и вижу, как уводят мою маму, а отец стоит на коленях, придавленный магией Снежных.
– Мама! Мамочка!
Я кричу, и она поднимает голову.
Смотрит на меня так, что из глаз текут слезы. Я отлипаю от окна, бегу, спотыкаюсь, падаю, снова бегу. Вылетаю во двор, на мороз, в холод и в снег.
– Мамочка! Нет! Не трогайте ее!!!
Но воины уже тащат мою маму к открытому порталу.
– Я пойду с тобой, – умоляет она. – Пойду, только не трогай мою семью!
Отец силится встать, но куда ему против магии Снежных. В доме заходится криком Фабиан, я даже сейчас слышу, как он кричит.
Бросаюсь вперед, чтобы защитить свою маму, не позволить им увести ее, но ко мне разворачивается мужчина. Он верхом на коне, широкоплечий, с надменным лицом, широкими надбровными дугами и глазами светлыми, как снег. Я вижу его лицо так отчетливо… А он вскидывает руку.
– Нет! – кричит мама. – Нет!
И в грудь мне ударяет поток снежной магии. Я слышу крик отца и соскальзываю в темноту…
– Ливия! Ливия, да очнитесь же!
Хьяртан стоял надо мной, глаза его сверкали, и, когда наши взгляды встретились, он судорожно выдохнул сквозь сжатые зубы. С облегчением. Но не успел он задать вопрос, как я вцепилась в его плечи и сдавленно прохрипела:
– Я видела его! Я видела того, кто забрал мою маму!
Снежный нахмурился. Так внезапно, что меня окатило холодом, я почувствовала, как меня затягивает в ледяные водовороты его глаз.
– Что значит – видела? – переспросил. – Сейчас?
– Да. – Я не понимала, что происходит, и растерянно посмотрела на него. – Маму забрали, но я этого не помнила. А теперь вдруг… увидела. Такое вообще возможно?
Он сдавил подлокотники моего кресла с такой