сына, понимал, что даже кровная месть отныне ему не страшна. Дело осталось за малым, отдать прислужника на потеху кровожадным и изголодавшимся по крови стражникам, дождаться рождения наследника и избавиться от последней, кто сможет внести раздор в его жизнь.
Приказав всем покинуть тронный зал, Гамли остался наедине с тревогой и мыслями. Часами искал причину беспокойства, но так и не смог выявить её. Пытаясь отбросить сомнения, решил сжалиться над пленённой нянькой, забрать от изголодавшихся стражников и отправить в темницу к Ульвадре. Покорная женщина принимала боль и непотребство гордо, не плача и не моля о помощи, чем не могла не вызвать удивления у Гамли. По его приказу стража оставила беззащитную, он с жалостью смотрел, как та пытается накинуть на плечи изодранное платье, прикрыв наготу. Услышав приказ, Асвида стойко поднялась на ноги и последовала за ним. Король решил сам проводить до темницы и передать её стражникам для дальнейшего заточения, по пути рассказав о угнетённом положении народа Земли Вен, оставшихся без правителей. Услышав о казни Ормара, нянька чуть повернула голову к ведущему её мужчине, убрала с лица растрепавшиеся волосы и вопросительно смотрела на него на мгновение и сразу отвернулась. Безумные глаза, что она едва заметила надолго останутся в ее памяти. Король продолжил насмехаться, говоря, что тот собственноручно казнил сына, прежде чем он казнил дальнего родственника.
Ночь Гамли провёл беспокойно. Смутные мысли обострились и не давали заснуть. Как бы ни старался избавиться от навязчивых дум, они терзали его голову. Дрожащими руками закрывал лицо, переворачивался с одного бока на другой, но никак не мог успокоиться. Глаза сомкнул лишь тогда, когда солнце послало первые лучи в окно, но глубокий сон нарушили прислужники, ворвавшиеся в покои короля. Испуганные крики и несвязанные слова колоколом звенели в ушах, и понимать смысл ему совсем не хотелось. Старый прислужник старался взять себя в руки, чуть отдышаться и доложить королю о случившемся ночью. С огромным трудом, заикаясь и запинаясь, старик рассказал, как по утро не обнаружил кухарку, которая не явилась в назначенный час на рабочее место. Он снова начал заикаться, пытаясь исправиться и чётко проговорить, руками схватившись за грудь в области сердца, но король перебил слугу, заткнув, велел убираться и не беспокоить его. Испуганный снова попытался сказать, стал заикаться и дрожать ещё больше. Правителя явно злило это и, поднявшись с постели, он силой вытащил его и запер дверь. Вернувшись обратно, в его голове промелькнула мысль, что в другой раз, он лихо бы казнил его за непослушание, но сейчас даже не подумал о суровом наказании… но отбросил мысли, рассудил, что решит это после.
Весь световой день король Верхних Холмов не покидал личные покои, отказавшись от еды и приёма советников. Растерянность и усталость не отпускали его, делая рассеянным и нервным. Выйти из комнаты он решился в сумерки, когда желудок отчаянно требовал внимания к себе. Выловив в коридорах замка придворного, он приказал ему подать ему ужин, старик затрясся, выдал, что кухарка так и не нашлась. Еле понятная речь слуги разозлила короля ещё больше, и уже криком он пытался выяснить, нет ли других кухарок, которые могут прилежно выполнять работу?! А если найдётся та, то и разговор с ней будет иной. Служивый поклонился королю и отступил.
Так и не дождавшись ужина, разгневанный правитель решил лично наведаться на кухню, что находилась на самом нижнем этаже замка. Душный воздух сбивал с ног неподготовленного человека. Если во всём замки витали сквозняки, и спрятаться от промозглости можно было только в палатах короля, то здесь тяжелый липкий воздух кружил голову и забывал дыхание. Мужчина никогда ранее не страдал одышкой, а при своей объёмной комплекции лихо поднимался на высокие этажи замка, зайдя на кухню же, его дыхание перехватило, и он еле пытался поймать воздух, будто свой последний вдох. Комната была совершенно пуста, хотя он не припоминал, что давал послабление кухаркам.
Среди нагромождённых чанов, кувшинов, глиняных горшков и прочей утвари, уложенных на огромной деревянном столе, хранились пучки трав и букеты специй. Множество веточек было развешено на стене для засушивания. Огромные тыквы пылились в дальнем углу, сложенные пирамидой, одна на другую, среди них также лежали рядом овощи. Стены кухни почернели от копоти и дыма, что не давали дышать даже без огня, что был погашен в печке. Лишь струйки дыма пробирались сквозь заслонённый очаг. Сделав несколько шагов вперёд, он озирался по сторонам, оглядываясь вокруг. Тяжёлые капли пота стекали по лицу, и хоть он пытался вытереть их рукавом, пот снова и снова пробивал его. Не желая больше находиться здесь, Гамли выбежал из кухни на свежий воздух, и добравшись до двора, вдохнул полной грудью. Прохладный ветер окутывал промокшее от пота тело, принеся лёгкий озноб. Когда дыхание восстановилось, король решил возвратиться в личные покои, дабы переждать там своё нездоровье.
Крутая лестница, ведущая из кухни наверх, забрала последние силы короля. Еле передвигаясь, он с трудом преодолевал ступени. Пот, крупными каплями, стекал по лбу, попадая в глаза, отчего он щурился и плохо видел перед собой. Опираясь рукой о стену, ногами осторожно шагал на следующие ступени, боясь споткнуться. Протёр глаза кулаком, но лучше видеть от этого не стал. Позади себя он услышал едва уловимый шорох, и в тот же миг почувствовал, как что-то коснулось его ноги. Боясь наступить на что-то, он всё же открыл глаза, но не увидел перед собой ничего. И лишь оглянувшись вниз, остолбенел. Из полутьмы на него смотрели два горящих глаза и свирепый оскал. В одно мгновение острые зубы впились в него, нанося всё больше укусов. Гамли лишь успел тихонько охнуть, как клыки пронзили его горло. Густая кровь тонкой струёй потекла вниз по лестнице.
73. Вельвичина
Асвида ушла тихо, не тревожа никого, не мешая, как и жила всю жизнь. И казалось, никому из обитателей замка не было дело до хворавшей старухи. Фредерикус же старался не подавать вида перед придворными и дочерьми, но смерть няньки принял с трудом. За годы правления он понял, что меньше всего стоит показывать свою слабость. Через силу стараясь быть невозмутимым, подозвал в личные покои старшую дочь и поведал об умершей няньке. Вельвичина лишь вымолвила, что ей жаль старуху, и кажется, тут же отвлекалась на другие мысли, перестав слушать отца. Король всегда отмечал её сухость и отстранённость по отношению к посторонним людям. Поверить в то, что она относится также близким никак не хотел и противился как мог, и лишь грустно опустил глаза и отвернулся от неё.