Читать интересную книгу Маршалы Сталина - Юрий Рубцов

Инициаторами сговора выступали Г.М. Маленков и Н.С. Хрущев. Они индивидуально провели беседы со всеми членами Президиума. В поддержку устранения не в меру ретивого конкурента сразу выступили В.М. Молотов, Н.А. Булганин, Л.М. Каганович. Чтобы уломать К.Е. Ворошилова, явно опасавшегося провокации, потребовалось вмешательство Молотова. Вначале не был согласен на полное устранение Берии и А.И. Микоян, предлагая использовать его на хозяйственной работе. Он, как и Ворошилов, не видел никакой опасности со стороны министра внутренних дел. В конце концов, удалось уломать всех членов Президиума ЦК.

26 июня 1953 г. во время заседания Президиума ЦК КПСС, созванного в целях маскировки как заседание президиума Совета Министров СССР, Берия был арестован. Арест произвела группа военных во главе с заместителем министра обороны маршалом Г.К. Жуковым{193}. До наступления темноты теперь уже бывшего члена высшего партийного руководства продержали в Кремле, пока не сменили охрану, а затем перевезли на гауптвахту столичного гарнизона. На следующий день из опасения, что люди, верные Берии, попытаются освободить его, было выбрано новое место содержания — бункер на территории штаба Московского округа ПВО.

Прошедший 2—7 июля 1953 г. Пленум ЦК КПСС вывел Берию из состава Президиума ЦК КПСС, исключил из партии и передал дело для проведения расследования в Верховный суд СССР{194}.

Расследование совершенных им преступлений продолжалось полгода, этой работой руководил Генеральный прокурор СССР Р. А. Руденко. Вместе с Берией судили его давних выдвиженцев: генерала армии В.Н. Меркулова, генерал-полковника Б.З. Кобулова, генерал-полковника С.А. Гоглидзе, генерал-лейтенанта Л.Е. Влодзимирского, генерал-лейтенанта П.Я. Мешика, генерал-лейтенанта В.Г. Деканозова. С 18 по 23 декабря 1953 г. дело рассматривал чрезвычайный орган, не предусмотренный Конституцией — Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР во главе с Маршалом Советского Союза И.С. Коневым. Рассматривал — обратим особое внимание — в закрытом судебном заседании без участия сторон, то есть в соответствии с законом от 1 декабря 1934 г., принятым в день убийства С.М. Кирова. С ближайшим сподвижником Сталина рассчитались сталинскими же методами.

Берия был обвинен в связях с зарубежными спецслужбами и в стремлении к «ликвидации советского рабоче-крестьянского строя, реставрации капитализма и восстановлению господства буржуазии». Он категорически отмел предъявленные ему обвинения в связях с иностранными разведками. Отрицал он и то, что его действия после смерти Сталина были направлены на захват власти. Признал, что несет ответственность за «перегибы и извращения социалистической законности» в 30-е гг., но просил суд учесть, что контрреволюционных антисоветских целей он при этом не вынашивал — такая уж, мол, была обстановка. Полностью признал лишь одно — «морально-бытовое разложение».

23 декабря 1953 г. Специальное судебное присутствие приговорило Берию и других подсудимых к расстрелу. Приговор был немедленно приведен в исполнение.

Сегодня с высоты прожитых страной после 1953 г. лет большинство обвинений — связь с иностранными спецслужбами, грезы о восстановлении в СССР капитализма и т.п. — представляются профессиональным юристам откровенной глупостью, не нашедшей ни малейшего документального подтверждения{195}. А вот о том, к чему Берия действительно имел прямое отношение — сталинским репрессиям, по сути ничего сказано не было: святость образа вождя никто тогда поставить под сомнение еще не решился. Разговор, по существу, свелся к личным уголовным наклонностям бывшего министра внутренних дел и его соучастников. Это было правдой, но далеко не полной. Обвинения, выдвинутые против «лубянского маршала», оказались во многом надуманными и имели цель во что бы то ни стало скрыть ту острейшую борьбу, которая развернулась в верхах за освободившийся после Сталина трон.

Считая (насколько искренне — другое дело) осужденных жертвами политических репрессий, их родственники уже в наши дни подняли вопрос о необходимости реабилитировать Берию и шестерых его подручных. В мае 2000 г. Военная коллегия Верховного суда РФ рассмотрела реабилитационное дело, пожалуй, самое громкое с момента введения в действие в 1991 г. закона «О реабилитации жертв политических репрессий». Как заявил председательствовавший на этом процессе генерал-лейтенант юстиции А.Т. Уколов, в ходе судебного разбирательства было установлено, что Берия, Кобулов, Меркулов и Гоглидзе были прямыми виновниками террора и не могут быть реабилитированы. Лишь некоторые действия Деканозова, Мешика и Влодзимирского были переквалифицированы на злоупотребление властью при особо отягчающих обстоятельствах, но и они реабилитации не подлежат.

Надо отделять жертв от их палачей, даже если с последними поступили в свое время не по закону, — с такой позицией Военной коллегии невозможно не согласиться. Но нашему обществу, сказав «а», следует сказать «б»: если политические оценки действиям фигурантов бериевского «дела» худо-бедно даны, то на четкую юридическую квалификацию той войны, которую против собственного народа развязало сталинское руководство, мы все еще не решились. Настоятельно требуется сугубо уголовный суд, пусть и посмертный, над инициаторами, организаторами и исполнителями массовых репрессий 30—50-х гг.

В противном случае нам никогда не рассчитаться с прошлым, и сталинские репрессии будут по-прежнему объясняться законным стремлением Сталина и его подручных ликвидировать мифическую «пятую колонну» — недовольных советской властью и готовых пойти на союз с Гитлером накануне войны. А ведь желающие именно таким образом трактовать наше прошлое не переводятся. Значит, по-прежнему будут находиться все новые лица, рассчитывающие на политическую реабилитацию палачей. Воистину, сон разума рождает чудовищ.

В.Д. Соколовский:

«Я ГОТОВ ПОЙТИ НА ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ШТАБ»

2 декабря 1941 г. Штаб Западного фронта, подмосковное Перхушково. В дверях кабинета начальника штаба генерала Соколовского — взволнованный адъютант:

— Товарищ генерал, к штабу прорвалась большая группа немцев…

Спокойный взгляд Василия Даниловича скользнул по лицу офицера.

— Без паники. Много фашистов?

— Около полка, — срывающимся голосом ответил еще не пришедший в себя офицер.

— А что делают наши подразделения охраны?

— Уже вступили в бой.

Сняв телефонную трубку, Соколовский кратко доложил о сложившейся обстановке командующему фронтом генералу армии Жукову. Последовал обмен несколькими фразами, и начальник штаба все в том же спокойно-сосредоточенном духе отдал приказ:

— Штабу продолжать работу. Коменданту организовать отражение противника. Всем свободным офицерам принять участие в обороне штаба.

И вновь генерал склонился над картой. Требовалась максимальная сосредоточенность, ибо в те дни Московское сражение переживало решающий момент перехода от оборонительной фазы к контрнаступлению.

Начальник штаба фронта, генерал… А ведь когда-то жизнь Василия Соколовского складывалось таким образом, что быть бы ему учителем. Сын крестьянина-бедняка, он после окончания двухклассной школы некоторое время учил сельских ребятишек грамоте. Потом сам продолжил образование в учительской семинарии, которую окончил в начале 1918 г. Начавшаяся Гражданская война располагала, конечно, к куда менее мирным профессиям, и Соколовский добровольно вступает в Красную Армию. Окончены Первые Московские военно-инструкторские курсы — и молодой красный командир в составе экспедиционной группы направлен на Восточный фронт. За несколько месяцев Василий вырос до командира полка, входившего в состав 2-й стрелковой дивизии Р.П. Эйдемана, получил первый боевой опыт.

Он заметно проявил себя, так что когда отбирали кандидатов на поступление в открывшуюся в том же 1918 г. Военную академию РККА, Соколовского не забыли. Учеба шла по своеобразной схеме: в течение зимы осваивалась теория, с наступлением же тепла слушатели направлялись в войска, на «практику». За два года Василию Даниловичу довелось воевать и на Царицынском фронте против Деникина в качестве старшего помощника начальника штаба 39-й стрелковой дивизии, а затем командира бригады, и на Кавказском фронте, где Соколовский состоял в должности начальника штаба 32-й стрелковой дивизии. Дивизия участвовала в боях за установление советской власти в Закавказье и в разгроме контрреволюционного восстания в Дагестане. Отметим: с самого начала в военной деятельности Василия Даниловича переплетались чисто командирские, строевые функции и штабная работа. Эта особенность, придававшая его военному дарованию универсальный характер, будет сопровождать военачальника всю его долгую карьеру.