Читать интересную книгу Почти как мы. Вся правда о свиньях - Кристоффер Эндресен

понимать, что у животных в голове и что ими движет. Многим из нас трудно разобраться даже в поведении других людей, поэтому не все так просто с работой в свинарнике. Надо уметь разглядеть намного больше, чем физические травмы, которые видны невооруженным глазом: окровавленный хвост, хромающую походку, воспаленные глаза и пупочную грыжу с волочащимся по полу грыжевым мешком. Меня особенно настораживает, что, по словам Лейва, зачинщиками стала та самая банда из отсека № 1.

Кто же еще, как не животные из отсека № 1? По какой-то причине свиньи, которых я в ужасе бил и пинал, вели себя агрессивно. Впрочем, это, наверное, и «агрессией» называть неправильно. Намного точнее будет говорить об отчаянии, крике о помощи и о том, что никто не слышал их призывов. Передо мной наконец встает вопрос, от которого я так долго открещивался: смогу ли я съесть этих свиней со спокойной душой?

Поскольку я могу положиться на слова Лейва, что на его предприятии букве закона следуют строго, можно быть уверенным: этим свиньям достается лучший уход по ведущим мировым стандартам, который только может получать свинья в промышленном животноводстве. Ни в одной стране мира законы на этот счет не строже норвежских, но какой в них толк, если животные продолжают мучиться?

Чтобы на примере одного отсека не возникло впечатление, что так живут все животные, подчеркну: в других отсеках царят чистота и спокойствие, нигде нет ни малейшего намека на агрессию – или, если хотите, отчаяние. Конечно, иногда какие-то животные травмируются, равно как и дикие животные на воле. Только на воле они долго мучаются от полученных повреждений, пока наконец не слабеют и не гибнут от голода либо не попадают в лапы хищников, которые разрывают добычу на части (а сердце при этом продолжает биться и животное находится в сознании). Здесь же их «гуманно» усыпляют либо лечат и ждут, когда животное поправится.

В дикой природе страдания – настолько неотъемлемая часть существования, что само понятие практически теряет смысл. Современному западному человеку это даже трудно представить, ведь сами мы почти научились избегать страданий. Иногда у нас возникают боли или мы получаем травмы, но все, что причиняло бы нам по-настоящему длительные мучения, мы практически изжили, а образовавшуюся пустоту заполнили новыми, более расплывчатыми понятиями, возникшими в условиях безболезненной жизни. Теперь мы сталкиваемся с «неудобствами», «беспокойством», чувствуем себя «не в своей тарелке» или нам просто «не по себе», но и от этих ощущений хочется избавиться. Так мы пришли к тому, что многие люди не чувствуют полного удовлетворения, пока у них хоть что-то не в порядке. В естественных условиях такого обычно не добиться, и состояние достигается искусственным путем благодаря успехам современной медицины и разработкам фармкомпаний. В то же время осознание того, что где-то там страдания еще реальны, взрастило и растравило в нашей голове страшного зверя. Мы боимся мук и отчаянно ищем благополучной жизни, а эти вводные влияют на то, как мы взаимодействуем с животными.

Насколько это разумно?

Хотя у свиней есть чувства и какие-то зачатки мышления, маловероятно, что их понятийный аппарат может включать в себя такие состояния, как страдание и удовлетворение. Свинья может испытывать боль – невыносимую боль, – да так, что лучшим выходом была бы смерть, но, пока мучается безмолвно, прихрамывает несильно или еще не дошла до предела, она не способна скучать по другой, безболезненной или счастливой жизни. Свинья будет страдать и, вероятно, к этому привыкнет, хотя такому мыслящему и стремящемуся к безоблачной жизни виду, как наш, подобное понять трудно. Возьмем, к примеру, звон в ушах у людей. Он редко сопровождается физической болью, но в хронической форме раздражает, а официальная медицина с ним справиться не в состоянии. Звон может быть разной интенсивности, но, если взять двух людей, серьезно страдающих от него, один с ним сживется, а другой на стенку полезет. Зависит это от одного простого фактора: насколько сильно пациенты хотят вернуться к привычной жизни. Так что наиболее действенный метод лечения – когнитивная терапия, во время которой пациент учится, в том числе, не стремиться избавиться от симптома[359]. Человек словно учится у животного, отказываясь от мыслей о другой жизни, жизни без звона в ушах. Во многих случаях лечение приводит к тому, что пациент вообще перестает воспринимать свое состояние как что-то плохое[360]. Только не подумайте, я не пытаюсь оправдать жестокое обращение с животными, а лишь объясняю, что имеется в виду, когда речь идет о мучениях свиней. Насколько я знаю, свиньи из отсека № 1 от звона в ушах не страдают. Поскольку они кусали чей-то хвост, можно сказать, что они проявляют «деструктивное поведение», которое, вероятно, служит сигналом: не всё в порядке. Представляет ли собой подобная агрессия при этом результат того, что животное действительно страдает?

Проведем еще одну аналогию с людьми, довольно условную. У некоторых детей и подростков много нерастраченной энергии и мало умения держать себя в руках, им сложно сидеть спокойно и сосредоточенно делать что-то, что с самого начала их не увлекло. В результате они с трудом справляются с обычной (некоторые скажут, «допотопной») системой обучения без грамотного руководства или лекарств. Таких детей мы представляем себе качающимися на люстре под потолком, выцарапывающими ругательства на партах и срывающими учителю урок различными способами. Перед нами пример того, что в школе назвали бы «деструктивным поведением». Очевидно, что ученику плохо, потому что он не может реализовать естественное стремление занять себя или выплеснуть энергию другим полезным способом. Можно ли сказать, что ребенок считает, что он страдает в те минуты, когда и думать не думает о том, чем бы он, по правде, сейчас хотел заниматься? Логично предположить, что состояние, в которое он впадает в такие моменты, по сути, естественно для свиньи всю ее жизнь. Так ли это, мы, конечно, не знаем, поэтому нельзя с уверенностью сказать, что то, что мы воспринимаем как мучения свиньи, они на самом деле и есть.

Чтобы не показаться излишне циничным, продолжу: когда двое самых влиятельных мыслителей нашего времени, австралийский философ Питер Сингер и израильский историк Юваль Ной Харари, говорят, что страшнейшее преступление человечества – то, как мы обращаемся с одомашненными животными[361], с ними, конечно, не надо соглашаться. Впрочем, есть все основания полагать, что они понимают, о чем говорят. Домашние животные составляют сегодня 60 % всех млекопитающих на планете. Еще 36 % – это люди,