Одна фраза, произнесенная немцем, когда он окинул взглядом пустые кресла партера, сохранилась для истории:
«Я никогда не понимал, почему ложа вашего президента расположена сбоку. Я желаю сидеть в центре, чтобы видеть весь спектакль!»
Стоит ли говорить, что анонимным «добродушным немецким офицером» был сам Гитлер. Когда несчастный Глюглю узнал об этом, то потерял сознание и в тот же вечер умер от сердечного приступа. А Лифарю еще долго пришлось носить на себе ярлык коллаборациониста.
Существует еще одна версия на уровне слуха. Суть ее такова. Во время своего прилета в Париж «почитатель живописи» Геринг встречался Лифарем. Нацистскому боссу донесли о портрете Вагнера в коллекции Гранд-Опера, поэтому он попросил его для своей картинной галереи, расположенной в роскошном доме на канале Кайзерграхт. Но и тут Лифарь отказал фашисту.
Так ли это было, и был ли вообще такой эпизод, сейчас трудно установить, а тем более доказать. Но вот что интересно: если бы «ненасытный любитель живописи» Геринг захотел это полотно Ренуара, несомненно, оно было бы у него в картинной галерее.
* * *
Несколько лет тому назад на развалах книжных магазинах США появилась книга британского историка и американского журналиста, ветерана Второй мировой войны, бывшего сотрудника ЦРУ Хэла Вогана «В постели с врагом: Тайная война Коко Шанель».
Речь идет о том периоде, когда 56-летняя подруга Сержа Лифаря Коко влюбилась в немецкого дипломата барона Ганса Гюнтера фон Динклаге. Родители называли его часто словом «шпатц» — «воробей». Но этот воробей вырос в красавца. Он обладал атлетической фигурой, великосветскими манерами, хорошей памятью и приятной внешностью. Он мог любого заговорить. Но многие не догадывались, что в этом галантном и вежливом человеке жил настоящий ястреб.
Ганс Динклаге являлся полковником вермахта и работал сразу и на военную, и на политическую разведки Третьего рейха — службы Канариса и Шелленберга. Очевидно, сладко чирикающего «воробышка» привлекли обширные связи «кутюрного цыпленочка». Хэл Воган утверждает, что Коко Шанель не только встречалась с Вальтером Шелленбергом, но и выполняла его секретные задания.
Так, будучи завербованной (псевдоним Westminster, личный номер F-7124), пыталась наладить связь с премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчиллем для проведения сепаратных переговоров с целью заключения перемирия между Германией и Англией, перемирия, направленного против Советского Союза.
Операция немецкой разведки под кодовым наименованием «Модная шляпка» была прервана в Мадриде, куда она выезжала на встречу со своим подельником Сэмюэлем Хором. Только в результате вмешательства английской спецслужбы МИ-6 (политической разведки Лондона) эта акция была нейтрализована.
Итак, автор утверждает, что одна из самых великих женщин ХХ столетия, Габриэль Коко Шанель, являясь ярой антисемиткой, стала коллаборационисткой, которая пошла на сотрудничество с германской разведкой из-за своих коммерческих интересов.
По мнению того же Вогана, Шанель хотела иметь солидную долю в фирме, носившей ее имя. Однако большая часть принадлежала еврейскому семейству Вертаймеров. Возникла классическая основа для вербовки — материальная заинтересованность. Предприятие было принудительно отчуждено и передано в руки нацистов после оккупации Франции немецкими войсками в 1940 году. Судьбы евреев в то время решались просто: гетто, концлагерь, пуля.
После войны Габриэль оказалась в тюрьме, но благодаря вмешательству Черчилля была освобождена из неволи и практически реабилитирована.
Следует заметить, что Лифарь и Коко дружили десятилетия. Но вот что интересно: сам факт доверительных отношений французской элиты с немецкими оккупантами не был особой тайной. Все делалось почти на виду. Более того, подавляющее большинство французской гламурной тусовки ни в каком партизанском «Сопротивлении» не участвовало, а продолжало жить так, как жило до войны — на широкое горло. Большая же часть столичного бомонда — знати, аристократии, высшего света — предложила свои услуги разведывательным органам оккупационных властей фашистской Германии.
По подозрению в сотрудничестве назывались имена главы дома Картье — Мориса Шевалье, почетного президента Каннского кинофестиваля и писателя Жана Кокто, а также его любовника актера Жана Маре, писателя и кинорежиссера Саша Гитри, танцора Сержа Лифаря, певицы Эдит Пиаф и многих других видных французов.
Круг интересов кроме балета у Сержа Лифаря был очерчен еще границами увлечения искусством, коллекционированием русских древностей, а в послевоенный период занятием живописью. Неожиданно в нем проснулся любитель кисти и мольберта. Он стал пробовать краски, уже когда давно перевалило за вторую половину жизни.
В годы военного лихолетья, когда голод стал стучаться в двери домов и квартир наших соотечественников в Париже, в том числе и бывших аристократов, за кусок хлеба они продавали или сдавали в ломбарды самые дорогие предметы, которые им удалось вывезти из России после революции и в годы Гражданской войны.
Серж Лифарь вполне логично воспользовался обстановкой во имя спасения отечественного раритета. Он, как коллекционер, скупал книги, картины и другие интересующие его предметы и памятки, имевшие историческую ценность. Как бы ни был тяжел и прочен «железный занавес» между Советской Россией и Россией эмигрантской, он раздвигался для добрых дел. После войны Серж Лифарь помогал возвращать «вывезенную культуру» в Советский Союз.
Надо сказать, что Лифарь обладал некоторыми уникальными вещами, например, автографом пушкинского предисловия к «Путешествию в Арзрум», подорожной, с которой в 1820 году А. С. Пушкин ехал в ссылку, пушкинскими письмами к невесте, древними книгами и полотнами выдающихся художников и другими раритетами. Многими его находками и приобретениями обязаны музеи Киева и Москвы.
В последние годы своей жизни Лифарь жил скромно и из житейских соображений вынужден был продать часть коллекции. О причинах такого решения в 1975 году он писал:
«Сегодня я имею лишь скромную пенсию от Парижской оперы, поэтому не в состоянии сохранить коллекцию. Меценаты обошли меня вниманием, я вынужден попрощаться с этим сокровищем русской культуры, «отпустить на волю» все книги и альбомы, чтобы они стали достоянием историков, библиотек».
В конце 1950-х Серж Лифарь женился на Лилиан Алефельд, женщине, не имеющей никакого отношения ни к балету, ни вообще к театральному миру.
Как писала царица парижского кабаре Людмила Лопато, Лилиан взяла его «на поруки». Когда Лифарь уехал за границу, энергичная графиня перевезла на новую квартиру все его вещи (даже засохшую рождественскую елку, украшенную игрушками). Их роман продолжался в течение долгих лет…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});