Рогар Вековечный смотрел, как огонь в камине жадно облизывает обуглившиеся поленья, и глубоко дышал. Затем еще раз повернул пергамент лицевой стороной к себе и бросил его в огонь.
— А потом я понял, — вдруг заговорил король, — что мое проклятье — это Совет Тринадцати.
Никто не успел произнести и слова. В окна запрыгивали неизвестные в масках, облаченные во все черное. Они почти бесшумно возникали за спинами хранителей и, приставив кинжалы к шеям советников, пускали из них кровь. Головы падали на стол, вокруг которого сидели старейшины и окрашивали в алый цвет карту Неймерии. Изумленное лицо господина Тиина застыло, придавив свои пухлые щеки к карте, а король продолжал говорить, словно его до сих пор слушали:
— Всего, что произошло за последнее время, можно было избежать. Но вы же со своим милосердием и мнимой дальновидностью вместо того, чтобы уберечь королевство, взявшись за лопаты, рыли ему могилу. Я не могу позволить этому беспределу продолжать рушить будущее нашего королевства.
Наступила тишина. Король продолжал стоять спиной к советникам и рассматривать пламя, пожирающее древний документ. За спиной один из хранителей кряхтел, пытаясь что-то сказать, но вскоре умолк вслед за остальными.
— Ваше Величество, — донеслось из тишины за спиной. — Все в этой комнате, кроме вас и меня, мертвы.
Король поднял руку, приказывая замолчать.
Владыка простоял у камина, пока за окном не стало совсем темно, а пламя не ослабело от тоски по дереву. И когда темнота полностью завладела залом мертвецов, заговорил:
— Как думаешь, твои люди уже покинули Дастгард?
— Непременно. Я рассчитался с ними заранее.
— Жаль.
— Почему?
— Сейчас нам понадобятся сильные союзники… — Король помедлил, размышляя над одной из своих мыслей. — Если бы я спросил тебя, мой друг, сможем ли мы нанять армию Вольных Городов, что бы ты ответил?
— Что купить можно все что угодно. Это лишь вопрос цены.
— Тогда ступай. Найми такую армию, какую только можешь, и, как только войско императора покинет Палатонес, займите столицу Творса. У узурпатора не должно быть отходного пути. А когда он вернется побитый как пес, сожгите и потопите все его оставшиеся корабли в Солнечном Море. Я щедро вознагражу всех вольных, которые останутся в живых. После того как императора не станет, возвращайтесь в Дастгард за наградой.
— Но… если император победит здесь. В Дордонии?
— Ты хочешь, чтобы я заплатил сразу. — Глаза короля злым блеском отразились в темноте. — Я дам тебе половину сейчас, за остальным возвращайся после смерти Драго Уйлетана.
— Будет сделано.
Вольный дождался, когда король вложит ему в ладонь кошель, и, довольно улыбнувшись, покинул Дом Войны.
***
Сотни гонцов накануне вечером получили свитки с королевской печатью и погнали своих лошадей в разные направления от Дастгарда с целью доставить важные вести в каждый уголок королевства. Колокол Войны, не будоражащий жителей уже много лет до последних событий, этой ночью вновь зазвонил, пробуждая ото сна даже самых заядлых сонь.
С раннего утра герольды, перебивая неутомимый звон, зачитывали на каждом углу в городе и за его пределами те новости, которые король приказал сообщить своим подданным по всей стране. Один из таких глашатаев вошел в ворота Портового квартала, который был последней точкой в Дастгарде, где еще не знали о случившемся.
Портовый квартал кишел народом. В лавках стояли продрогшие на утреннем холоде купцы рыбой, медом, вином, снастями для рыбалки и различными слесарными инструментами. Они торговали здесь тем, что было у них в изобилии, и тем, что непременно пользовалось спросом у моряков. Из таверны у самого берега выходили капитаны, отряхивая свои треугольные шляпы, вышагивали моряки, держащие хихикающих девиц за талии, а следом лениво плелся трактирщик, выплескивающий из ведра тщательно намытое внутри. Несколько бродячих псов, свернувшись в клубок в надежде защититься от холода, мешали портовым работникам дойти до своих рабочих мест — они то и дело спотыкались о собак и, проклиная наступивший день, шли дальше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В один из складов коренастые и все до одного загорелые грузчики разгружали барку, прибывшую накануне, подтрунивая друг над другом, чтобы таскать мешки было веселее. Недалеко плотники вовсю стучали молотками по корпусу строящегося корабля, а какой-то портовый вельможа кричал на них, если ему казалось, что они не там забивают гвоздь.
Среди всего разбуженного звоном колокола порта, ступая в подмерзшую землю, королевский глашатай подбирался к самому видному, по его мнению, месту, с которого и будет произносить столь важные известия.
Забравшись на громоздкий ящик и отвернувшись спиной к морю, он уже начал привлекать к себе толпу, идущую на длинное гусиное перо, торчащее из его шляпы, как на петуха, отпущенного в одноименный праздник и значащего для простолюдинов очень много.
— Именем короля! Именем короля! — заблеял он звонким голосом. — Именем короля! Господа и госпожи Дастгарда! Подданные Дордонии. Я — ваш король Рогар Вековечный, хоть сейчас и говорю не своими устами!
Первые крики герольда привлекли рабочих и моряков, разгуливающих по берегу. Кто-то даже выбежал из-за таверны, в суматохе поправляя штаны и заправляя в них рубаху.
— Для Дордонии настали смутные времена! Члены королевской семьи гибнут и предают родную страну! Западная империя, именуемая Творсом, собирается напасть на наш славный город, а затем отбить другие поселения родного нам королевства, чтобы воплотить на земле нашей хаос и установить свой порядок, в котором люди Дордонии будут обязаны отдавать свои жизни за жизни магов.
Герольд бросил взгляд на толпу, в которой уже не было места для того, чтобы протиснуться даже самому худому гному.
— Накануне случилась беда. Беда, которая больнее остальных несчастий ударила по королевскому сердцу! Я прошу прощения у вас! Прошу прощения у каждого, кто разбирает эти слова, и у тех, кто еще не научился говорить. У тех, кто уже не слышит, но до сих пор верит в свою страну! Я виноват! Я виноват перед каждым жителем Дордонии и за это прошу меня простить. Я не умертвил странника из Медвежьего квартала, и теперь он бежал из Башни Стихий! Я простил ему грехи, поддаваясь своему природному великодушию и являя пример милосердия всей Неймерии, и это позволило преступнику бежать. Теперь Сарвилл Кхолд вернулся. Накануне вечером он ворвался в Дом Войны в самый разгар Совета Тринадцати и мерзопакостной магией живьем сжег всех старейшин!
Толпа охнула настолько синхронно, как будто поразился новостью лишь один человек, а не сотни.
Герольд выждал время, пока последний человек перед ним перестанет вздыхать и обратит свое внимание обратно на него.
— Волей Великой Касандры я не смог явиться на совет вовремя и остался в живых! Воистину наша Богиня Плодородия своим провидением спасла мне жизнь, задержав в монастыре на еще одну молитву! Монахи, служившие в храме, в это время являются свидетелями настоящего чуда, сотворённого нашей Богиней! Теперь все жители Дордонии волей Великой Касандры призваны служить только мне — своему королю Рогару Вековечному! В единстве наша сила! В полдень в Шаарвиле я произнесу великую клятву верности нашей Богине, нашей стране и своим подданным, чтобы набраться сил мстить врагам государства и его недоброжелателям!
Герольд свернул свиток и загорланил уже свои собственные слова:
— Вы как хотите, народ Дордонии, а я прямо сейчас направляюсь к замку слушать клятву короля!
Толпа замерла, затем всколыхнулась, взорвалась и кинулась из порта.
Герольд, впечатлённый такой бурной и мгновенной реакцией, даже несколько растерялся, но вмиг пришел в себя и быстрым шагом, опережая торопливых горожан, понесся из порта.
Ступая в покрытые тонким слоем льда лужи и расплескивая капли по сторонам, он пробирался сквозь толпу, вытекающую из порта, которая тут же соединялась с желающими посмотреть на короля жителями Купеческого квартала и, став единой массой людей, идущих в одном направлении по узким улицам Дастгарда, вяло текла к замку.