Читать интересную книгу Большая судьба - Евгений Федоров

Тем временем на площади, прямо перед собором, на некотором расстоянии друг от друга вытянулись две шеренги солдат с палками в руках. Поднимаясь в гору, Аносов услышал бой барабана, который всё усиливался.

"Началась экзекуция", - с ужасом подумал он и невольно оглянулся. С вершины всё было видно. Два рослых служивых вели полуобнаженного бородача, привязанного за руки к скрещенным ружьям, приклады которых упирались ему в живот. Удары градом сыпались на спину осужденного. Сквозь жуткую дробь барабана послышался вопль несчастного.

- Какая мерзость! Варварство! - выкрикнул Аносов и, сжав кулаки, поспешил домой. Он вошел в кабинет и устало упал на диван, закрыв лицо руками. Как противен он был себе в эту минуту!

Скрипнула дверь, и тихонько вошла Татьяна Васильевна.

- Почему ты ушел с парада? - спросила она.

- Не мог, понимаешь, не мог! - закричал Павел Петрович. - Там истязают рабочих.

- Грустно, - тихо обронила жена. - Но что же ты можешь поделать?.. Нужно хоть внешне смириться...

Барабанная дробь не прекращалась. Позади барабанщика стояла группа офицеров и горных инженеров, а среди них Глинка. Генерала нисколько не трогали страдания истязаемого. А вопль становился всё пронзительнее. Спина работного покрылась рубцами, из которых сочилась кровь.

Первый барабанщик смолк, как только осужденного довели до середины "зеленой улицы", и сразу же на другом конце забил частую дробь другой.

Силы быстро оставляли наказываемого. Его уже тащили, и он больше не кричал. Когда хожалые провели его обратно вдоль шеренги, спина осужденного представляла сплошную кровавую рану.

Швецов стоял в толпе, закусив губы.

"Эх, загубят бедолагу! - жалостливо думал он. - А ведь он и вправду соскучал по семье. Велик грех, подумаешь!"

Старик взглянул на окружающих. Толпа замерла в безмолвии. Гнетущее чувство страха, жалости и немого возмущения написано было на лицах невольных зрителей. Заводские жёнки украдкой утирали слёзы. Рядом с литейщиком тяжело вздохнул Иванко Бушуев.

- За пустяк кровянят человека! - выдавил он сквозь зубы, и по выражению его глаз угадывалась жгучая ненависть к палачам.

А несчастного всё еще волокли между солдатскими рядами. Наконец он упал. Тогда по сигналу офицера к нему подкатили тачку, уложили в нее изуродованное тело и снова повезли вдоль шеренги, чтобы отпустить положенное число ударов.

- Должно быть, убьют, ироды. Страшно-то как! - со вздохом прошептал Швецов. - И как только терпит Петрович такое варварство?

Иванко взглянул на литейщика и шёпотом сказал:

- Не видишь разве? Ушел. Разругался с генералом!

Тачка внезапно остановилась среди шеренги. К ней поторопился толстячок в военной форме.

- Лекарь бежит. Здорово уходили бедолагу! - укоризненно обронил старик.

Раздалась команда. Солдаты, сложив на воз растрепанные шпицрутены, строились повзводно. Подъехала подвода, на нее бросили истерзанное тело и повезли.

- В госпиталь, стало быть. А потом свое доберут! - пояснил Иванко Бушуев.

Генерал сел в коляску и в сопровождении адъютанта покинул площадь.

- На обед, значит, уехал! - с укоризной вымолвил Швецов и предложил граверу: - Ну и мы, Иванко, пошли.

Они обогнули площадь и углубились в узкие улочки, раскиданные по склонам гор...

Глинка тем временем появился в квартире Аносова. Он уже забыл об экзекуции и, завидев молодую хозяйку дома, приятно улыбался.

- Я и не знал, что у вас жена красавица! - обратился он к Аносову, оправляя усы. Однако Татьяна Васильевна оставалась равнодушной к комплиментам генерала. Всегда гостеприимная, она на этот раз вела себя учтиво, но сдержанно.

Не замечая холодности хозяйки, Глинка уселся за накрытый стол. Поглядывая на графины и закуски, он от удовольствия потирал руки.

- Право, недурно! Отлично даже! - Взглянув на Аносова, он заботливо спросил: - А вы и в самом деле больны? Лечиться надо, лечиться. Господа, обратился он к гостям - горным чинам. - Не пора ли нам приложиться?

Ему услужливо налили бокал. Генерал крякнул и с удовольствием опрокинул содержимое в широко раскрытый рот. После выпивки высокий гость сразу же набросился на яства. Он ел, широко расставив локти и громко чавкая.

"И это свитский генерал!" - с омерзением подумала Татьяна Васильевна.

После возлияний гости оживились и попросили Глинку:

- Ваше превосходительство, расскажите что-нибудь о столице...

- Кхе... кхе... - густо прокашлялся генерал. - Господа, не будь я Глинка, если не сломаю этого штафирку... хм... хм... Огарева.

Аносов понял, что речь идет о пермском гражданском губернаторе Илье Ивановиче Огареве. Между ним и начальником Уральского хребта шла непримиримая война.

- Представьте себе, господа, - раскатился по столовой бас Глинки. Однажды наши возки встретились на узкой дороге. Кругом глубокие сугробы. Не весьма приятно зимой нырять в снег. Кто же должен уступить дорогу? Как вы думаете? Сижу и слушаю: ямщики ругаются, кони стали. И тут господин Огарев не утерпел, высунулся из возка и сердито закричал: "Эй, кто там? Посторонись, губернатор едет!". Подумайте, господа, что за персона! - в голосе рассказчика прозвучала ирония. - А я, - продолжал Глинка, - откинул меховой воротник, да как рявкну: "Дорогу! Уральский хребет скачет!". И что вы думаете, испугался важный губернатор, приказал кучеру своротить в сугроб и тихо, скромно сидел в возке, пока я проезжал мимо! Каково?..

"Вот чем потешаются!" - недовольно оглядел гостей Аносов. Те в угоду генералу льстиво хихикали.

- Впрочем, не будем об этом... Пододвиньте мне, господа, осетра! попросил Глинка и стал насыщаться. Но через минуту он вдруг фыркнул и захохотал.

- Вспомнил, еще вспомнил! - размахивая руками и утирая салфеткой жирные губы, снова начал он. - Терпеть не могу щелкоперов! Господа, наш государь Николай Павлович считает, что самое важное - военная служба. Образование портит людей. Да-с... Именно портит, возбуждает в человеке дух противоречия... Захожу я в горное училище и слышу, учитель диктует ученику у доски. И что диктует? Подумайте только, господа! Он читает отрывок из "Мертвых душ"... Что-то о Чичикове. Я не удержался, распек вольтерьянца: "Как, Чичиков? Это, значит, Гоголь, щелкопер! Как не стыдно тебе, Наркис Константинович! Почтенный ты человек, а диктуешь в казенной школе такую мерзость! Никогда тебе не забуду этого. Сейчас же стереть с доски! Продиктуй что-нибудь из сочинений многоуважаемого Василия Андреевича Жуковского..." Вот до чего, господа, доходят наши либералы...

Горные чиновники зааплодировали генералу. Раскрасневшийся, сытый и довольный, он встал из-за стола и почтительно поцеловал руку Татьяны Васильевны.

- Берегите вашего мужа, - сказал он. - Жаль, что Павел Петрович заболел и не может поехать с нами.

За окном стало темнеть. В комнатах зажгли свечи. Гости заторопились. Аносов уныло провожал их, чувствуя в душе большую горечь. Только теперь он по-настоящему понял весь ужас николаевского режима.

Глава восьмая

ТАЙНА БУЛАТА РАСКРЫТА

Из Петербурга от начальника штаба горных инженеров генерала Чевкина пришло ободряющее письмо с просьбой продолжать исследования. Аносов воспрянул духом: Чевкин считался большим знатоком и любителем восточных булатов, внимание такого человека было приятно Павлу Петровичу. Он только что закончил целую серию опытов, чтобы окончательно установить природу булата.

Аносов выяснил роль углерода в образовании булата, но далось ему это нелегко. Путешественники, прибывавшие из восточных стран, сообщали о том, что персидские и дамасские мастера закладывали в тигли различные растения, но какие - никто об этом не мог сказать. В действиях этих мастеров было что-то таинственное. И этому поддались даже такие ученые, как Реомюр и Ринман.

Холодный же разум Аносова требовал ясных и точных показаний о влиянии углерода растений.

Он понимал, что обуглившиеся в процессе плавки цветы и листья не что иное, как углерод и азот. Все эти присады были различными формами углерода разнообразной степени чистоты.

Павел Петрович начал с клена, затем в плавку пошли березовое дерево, цветы, бакаутовое дерево, ржаная мука, сырой рог...

Опыты показали, что сделанные присады свидетельствуют лишь о "наклонности к образованию булата". Только и всего! Может быть, восточные мастера и в самом деле делали присады из листьев и цветов, не имея под рукой других носителей углерода?

Павел Петрович записал в журнал:

"Не видев возможности достигнуть удовлетворительного успеха ни помощью углерода растений, ни помощью углерода животных, мне оставалось ожидать оного в царстве ископаемых".

Алмаз - это углерод в чистом виде. Но где раздобыть средств на эту драгоценность? Значительная часть жалования уходила на содержание лаборатории, на семью, которая быстро росла. Татьяна Васильевна и так с трудом сводила концы с концами в своем скромном хозяйстве. Старые мундиры мужа и ее платья переделывались и перелицовывались для детей.