Читать интересную книгу Повести и рассказы - Павел Мухортов

— Сельхозинститут следующая остановка… — сквозь дремоту и пелену неясных расплывчатых мыслей долетело до Генки. Он, как бы не понимая, что творится вокруг, где он и куда едет, замотал головой, щурясь в промерзшие окна автобуса, в стоящих рядом людей. Наконец вспомнил цель поездки и, расталкивая пассажиров и тут же извиняясь, выбрался из железной коробки.

На противоположной стороне улицы, возвышалось старинное покарябанное временем здание института. Ни факультета, ни группы он не знал, да и заниматься они могли во втором корпусе, в другом конце горда. Генка заулыбался бессмысленности своей затеи, остановился у центрального входа и внимательно разглядывал вывеску на стене, справа от дверей.

Они открывались и выпускали обитателей храма науки и, брошенные проходящими, обиженно качались на петлях, махая на прощание бесцветными ладонями.

— Вы кого–то ждете, кабальеро?!

И Генка почувствовал, как кто–то потрепал по плечу. Стало ясно, что к нему обращаются. Он медленно повернулся в ту сторону, откуда его спрашивали, рассеянно посмотрел на какую–то девушку, не понимая чего от него хотят.

— Хэллоу! — она обиженно, по–видимому за то, что ее не узнают, сложила губы, выдвинув нижнюю. — Вы здесь ждете кого–нибудь?

Перед ним стояла Светлана. «Как я сразу не узнал?!» — хватился Генка.

— Нет, это финиш. Ты точно какой–то странный. Или забыл уже? А еще хвастал феноменальной памятью, — девушка смотрела смеющимися глазами, а не с сожалением, как несколько мгновений назад. На ней была элегантная новенькая дубленка, голова, как голова улитки, пряталась в раковине вязаного шарфа.

— Светлана, здравствуй, — растерянно пробурчал он. Опять кто–то проходя задел Генку.

— Ты что же на самом выходе встал? А, кабальеро? — ругая голосом старшей сестры, проговорила Светлана. Взяла Генку за руку, и он, не сопротивляясь, ошеломленный новым внезапным появлением девушки, молча поплелся за ней.

— Я прочла очерк о тебе. Написано профессионально. Ты действительно такой герой, каким тебя изобразили?

Генка промолчал.

— Ха, когда ты идешь рядом и молчишь, словно язык проглотил, мне не верится, что рядом герой, — пыталась поддеть она. — Я девочка избалованная и требую, чтобы меня развлекали, хотя милой, пусть даже пустой болтовней, — без запинки отбарабанила Светлана. Это ее умение — говорить не задумываясь понравилось Генке.

— Честно говоря, я никак не приду в себя. У тебя удивительная способность появляться, как из–под земли, и исчезать, как в суперфильме.

Генка действительно приходил в себя от неожиданной этой встречи.

— Извини за назойливость, так кого ты ждал у института? — не оставляла в покое Светлана.

— Выбирал место учебы, — шутливо брякнул Ткачук.

— Так, так, а серьезно?

— Серьезно? Честно говоря, мне почудилось, что здесь я встречу тебя. Это уже фокусы подсознания, — Генка придумал ответ на ходу, но когда сказал, ему показалось, что все так и было, и, не боясь, что глаза подведут, Генка позволил заглянуть в глаза Светланы.

— А я хотела тебя увидеть, — бойко произнесла она. — Но… Короче не позвонила. — Света опустила голову.

Они шли медленно. Иногда Генка подскальзывался и, удерживая равновесие, смешно пытался поставить на место разъезжающиеся ноги. Светлана вовремя страховала его от падения, придерживая рукой.

Генке вдруг показалось, что рядом с ним идет самое жалкое существо в мире. Откуда взялось такое чувство? Может от того, что несколько минут назад она улыбалась и шутила, а сейчас шла, тихо напевая никому неизвестную мелодию, и грусть светилась в ее глазах.

Генке захотелось удивить девушку и влезть в доверие. Он вспомнил, что когда–то читал похищенное у бабушки рукописное пособие по хиромантии и потом пробовал искусство гадания на знакомых.

— Хочешь, погадаю тебе по руке? — таинственно, почти прошептал Ткачук. Она окинула его странным, подозрительным взглядом и лихо отрубила: — Давай, кабальеро! — подставила руку.

Генка внимательно изучал линии, строение кисти, пальцем, но кроме того, что рука девушки была легка, нежна и обожгла его пальцы блаженным теплом, он ничего не заметил. И тогда голова его заработала, как мощная кибернетическая машина, подсказывая необходимые связи и сравнения.

— У тебя художественная рука. Ты наверно рисуешь, — выдвинул он смелое предположение, рассчитывая в случае его истинности на произведенное впечатление, — жизнь у тебя полна приключений, и линии шепчут мне, даже трагедий, но ты их мужественно переживала, находила в себе силы не потерять веру в людей, — Генка подумал, что не плохо бы вклеить что–нибудь конкретное, и тут же заверил Светлану: — Честно говоря, ты пережила мучительную болезнь или серьезную душевную травму, любишь менять занятия, хобби, так как тебя многое привлекает в жизни. Ты ищущая натура…

Далее Геннадий развил мысль о будущей семейной жизни, о долголетии и закончил тем, что осчастливил девушку. Выложив все, на что был способен, он остался доволен собой: «И цыганка вряд ли столько наговорит».

— Ха! У тебя талант оракула! — Как и предполагал Генка, Светлану это и в самом деле развеселило, но вопрос, заданный в следующее мгновение, застал Ткачука врасплох: — Гена, я красива?

Геннадий, не улыбаясь, проницательно посмотрел на нее: — Нет, но в тебе что–то есть такое, что гораздо сильнее красоты и во сто раз убийственнее ее…

Ткачук не сомневался в том, что говорил правду и по своей привычке не прятал глаз от взгляда собеседницы.

Светлана снова первой отвела взгляд, опустила голову.

— Я просто так спросила. Это финиш, мне почему–то кажется, что я тебя знаю очень давно. И вижу насквозь, что ли? Извини, тебе сейчас очень трудно, правда?

Генка не ответил, делая вид, что внимательно слушает и ему интересно то, о чем собирается поведать Светлана.

— Ты не можешь себя найти. Вообще не находишь себе места после того, что произошло, — Светлана говорила спокойным, ровным человека, знающего жизнь и уверенного в истинности высказываний.

— У тебя формируется характер, вернее ломается все наносное в нем, но может сломаться и все ценное, а утвердиться новое, худшее. И оттого, что победит, зависит будущее. Ты добрый по натуре, об этом говорят твои глаза, и совсем не испорчен. Это ясно, как божий день. Ты веришь в людей и не скрытен. И…

— Светлана, ты это говоришь, как в услугу за услугу? Тоже гадаешь на кофейной гуще чьей–то души? Честно говоря, не нужно, — прервал ее Ткачук и, чтобы уйти от опасного разговора, задал давно терзавший вопрос: — Лучше скажи, кто предложил позвонить мне? Хомяков? Точно?

— Считай, что я набрала первый попавшийся номер и… А, впрочем, когда–то я тебе уже говорила об этом. Да, это мне подсказал Хомяков. И если он еще жив, то с ним уже, надеюсь, ничего не случится.

Спокойствие Светланы поразило Геннадия. «Они учатся вместе наверное друзья, но как она может иметь товарища–подлеца, как Васька стал ей другом, если она отлично разбирается в людях? Или она досконально знает жизнь в свои молодые годы, или талантливо играет».

— Я, честно говоря, не сомневался, что ты не обманешь. Ты не из таких… Глаза… Знаешь, ты не переживай за меня, — Геннадий в отличие от Светланы говорил, постоянно сбиваясь, подыскивая нужные слова, — я нашел себя. Это точно! Мне предложили попытать счастья на журналистском поприще, буду поступать в университет…

Что говорить дальше Генка не знал, общего с девушкой не было, но чувствовал, что вообще сказал не то.

— Не то, не то, не то. Ты не понял меня. Ты не теряй себя, как человека, кабальеро! Тогда найдешь применение своим способностям.

Между ними струился холодок отчуждения. В тоне Светлане прорывались сердитые нотки.

— Дай мне свой адрес. Только не спрашивай зачем. — Она вытащила из сумки блокнот и авторучку, протянула ему. Ткачук с трудом накарябал координаты непослушными пальцами. Света выхватила блокнот и ручку и быстрыми шагами взбежала по лестнице подъезда, у которого они незаметно остановились. Закрывая дверь Светлана крикнула: — Эй, кабальеро! Я тебя найду или позвоню. А меня сможешь найти здесь. Пятая квартира, но не раньше, чем позвоню!

— Стой, Светлана! — крикнул Генка. Девушка остановилась в дверях. Генка приблизился. — Светлана, я замечаю за тобой, честно говоря, странную вещь: подчинять меня любому желанию. Теперь мне кажется, что не я искал с тобой встречи, как и было на самом деле, а ты каким–то образом навязываешь мне себя, — Ткачук замолчал, но рука, дергающая уголок куртки, и жестоко кусаемая нижняя губа, давали понять, что он хочет сказать еще что–то и подбирает слова.

— Может я не ясно говорю, но все же объясни мне, зачем ты ведешь себя так? Как будто я навеки обязан тебе.