Читать интересную книгу Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли - Виктор Поротников

Бату-хан спросил у темника Бурундая, почему на улицах Рязани так много убитых русских женщин.

– Я же повелел убивать мужчин, а женщин приказал обратить в рабынь, – недовольно сдвинув брови, сказал Бату-хан.

– О светлейший, здешние женщины сражаются наравне с мужчинами, поэтому нашим воинам приходится убивать их, – ответил темник Бурундай. – Более свирепых женщин мне еще не приходилось видеть.

В подтверждение своих слов Бурундай велел своим воинам привести к джихангиру одну пленницу, намеренно оставленную им в живых.

– Эта женщина убила двух наших воинов и двоих покалечила, когда они попытались пленить ее, – сказал Бурундай. – Эта баба необычайно сильна, повелитель. Четверо крепких нукеров с трудом смогли ее связать.

Сидя на саврасом длинногривом коне, Бату-хан с любопытством вперил свой взгляд в рослую русоволосую пленницу, руки которой были прижаты к телу и опутаны веревками от локтей до плеч. На вид пленнице было около сорока пяти лет. На ней была длинная льняная рубаха, разорванная в нескольких местах, сквозь эти прорехи виднелось белое нагое тело женщины, покрытое синяками и ссадинами.

Пленница не выглядела испуганной. Ее светло-голубые очи сверкнули холодным блеском, когда она подняла голову и встретилась взглядом с джихангиром.

Бату-хан пожелал узнать имя пленницы, из какого она сословия и кто у нее муж.

С пленницей заговорил толмач-бухарец в полосатом стеганом халате и мохнатой монгольской шапке. Пленница отвечала на его вопросы коротко, без неприязни в голосе, при этом лицо ее было не просто спокойно, но дышало некоей горделивой величавостью.

– Повелитель, эту женщину зовут Вассой. Сословия она незнатного, – переводил толмач сказанное женщиной. – Муж ее – ремесленник, детские игрушки мастерит. Из его рук выходят самые лучшие игрушки в Рязани.

Бату-хан заинтересовался услышанным.

– Сыщите мне мужа этой женщины-богатырши, – приказал он своим нукерам.

Нукеры через толмача узнали у пленницы имя ее супруга и отправились туда, где находились под присмотром стражи пленники-русичи.

Мирошка Кукольник не поверил своим ушам, когда татарский глашатай на ломаном русском объявил, что его разыскивает сам хан Батый.

– Ну, Мирон, вспоминай, где ты перешел дорогу Батыге, – шутливо обронил купец Данила Олексич, тоже угодивший в плен. – Батыга небось из-за тебя одного нам такой разор учинил!

Однако Мирошке было не до смеха. Он вышел к глашатаю, не скрывая охватившей его робости.

Ханские нукеры привели Мирошку к джихангиру, который между тем завел беседу через толмача с бродячим монахом Парамоном. Тот поразил татар тем, что своим демоническим голосом и взглядом заставлял всякого бросавшегося на него с оружием в руках невольно опустить саблю или копье.

Видя, что джихангир увлечен беседой с длинноволосым растрепанным схимником, нукеры подвели Мирошку к Вассе, стоящей в сторонке.

При виде связанной супруги, при виде кровавых ссадин у нее на лице и плечах Мирошка едва не расплакался.

Не утратившая самообладания Васса тихим и внушительным голосом повелела мужу держать себя в руках.

– Незачем показывать нехристям проявление наших чувств, Мирон, – сказала Васса. – Незачем усугублять наше и без того бедственное положение слезами и охами.

Вместо сетований на свою горемычную долю Васса принялась расспрашивать мужа о том, как он угодил в плен к мунгалам и не видел ли он среди пленниц их дочь.

– Я спровадила Пребрану на подворье женского монастыря, когда татары на рассвете начали к нам в дом ломиться, – молвила Васса. – Я-то с мунгалами сцепилась, когда они дверь выломали, поэтому не знаю, добежала Пребрана до подворья иль нет.

– Даже если и добежала Пребрана до подворья, от мунгалов она все едино не спаслась, – мрачно сказал Мирошка. – Нехристи с ходу ворвались на монастырское подворье, не задержали их стена и запертые ворота. Видел я плененных монахинь, но Пребраны среди них не было.

О своем пленении Мирошка ни словом не обмолвился. Ему было стыдно признаться Вассе, что он сдался в плен, даже не вынув меча из ножен, от растерянности и страха при виде множества врагов, окруживших его.

Неизвестно, что наговорил джихангиру монах Парамон, только волею Бату-хана ему была дарована свобода.

Схватив Мирошку, нукеры приволокли его пред очи повелителя монгольской орды.

Оказавшись лицом к лицу с Батыем, Мирошка так перепугался, что толмачу пришлось дважды повторять ему свой вопрос.

– Ты ли Мирошка Фомич, по прозвищу Кукольник? – спросил толмач.

– Я и есть, – закивал головой Мирошка.

– Какие же игрушки ты делаешь? – опять спросил толмач.

– Разные… – промолвил в ответ Кукольник, переминаясь с ноги на ногу. – Коней и медведей из дерева вырезаю, из кожи и шерсти мастерю боярышень в сарафанах, из глины свистульки делаю… Много чего.

– Великий хан желает взглянуть на твои игрушки, мастер, – сказал толмач и многозначительно приподнял черную бровь: – Услужи великому хану и не останешься без его милости.

– Чем же мне порадовать великого хана, ведь дом мой разграблен и у меня ничего нет, – волнуясь, проговорил Мирошка.

– А ты сходи к своему дому, мастер, может, хоть одну игрушку там отыщешь, – посоветовал толмач Мирошке. – В доме своем ничего не найдешь, тогда по городу походи, вокруг посмотри. Вдруг где-нибудь игрушка твоя валяется. Твое ремесло редкое, и великий хан не сможет не оценить это.

Увидев, что ее мужа два рослых мунгала уводят куда-то в сторону Исадских ворот, Васса подумала, что Батый отпускает Мирошку на все четыре стороны, как только что отпустил на волю монаха Парамона. Тот тоже удалился к воротам в сопровождении двух ханских телохранителей.

«Хвала тебе, Господи, что сжалился над моим мужем! – мысленно воскликнула Васса. – Помоги, Отец-Вседержитель, еще дочке моей ненаглядной избегнуть печальной участи!»

Мирошке повезло: в своем разграбленном доме ему удалось отыскать несколько игрушек, раскиданных по углам. Шарившие здесь татары искали прежде всего золото и серебро, поэтому не обратили никакого внимания на детские игрушки. Мирошка бережно собрал игрушки в подол своей длинной рубахи.

Вторая встреча Мирошки Кукольника с ханом Батыем произошла в княжеском тереме на Соколиной горе.

Бату-хан разместился в хоромах рязанского князя, дабы взглянуть на захваченную военную добычу и заодно наградить своих отличившихся темников и нойонов.

Особо почетной наградой считались у монголов жены и дочери побежденных врагов, поэтому царевичи-чингизиды пребывали в нетерпении, ожидая, когда же джихангир начнет одаривать их знатными пленницами. Во время этой процедуры младшие ханы и темники могли определить, к кому из них Бату-хан более милостив и на кого его милость не распространяется. Татарской знати также хотелось увидеть, какую из знатных невольниц джихангир возьмет в свой гарем.

Осмотрев всех знатных пленниц, Бату-хан остался недоволен.

– Где Евпраксия? – кричал он на своих приближенных. – Где она? Почему ее нет среди пленниц?

Царевичи отвечали Бату-хану, что Евпраксия уехала из Рязани еще до начала осады и где она теперь пребывает – неизвестно.

Бату-хан был также рассержен тем, что его родные братья, ворвавшись в рязанский детинец, самовольно поделили между собой наиболее красивых пленниц, а из трех плененных княгинь двух убили сразу и жестоко надругались над третьей.

Волею Бату-хана все невольницы были отняты у его родных братьев и розданы другим царевичам и военачальникам. Особо щедро были вознаграждены джихангиром его дядя Кюлькан и его внучатый племянник Бури, воины которых подавили последние очаги сопротивления в Рязани. Гуюк-хан и Урянх-Кадан получили от Бату-хана не достойное вознаграждение, а жалкие подачки, к скрытой радости родных Батыевых братьев. Бату-хан был разгневан тем, что Гуюк-хан и Урянх-Кадан посмели ослушаться его приказа, начав решающий штурм Рязани за два часа до рассвета. То, что воины из туменов Гуюк-хана и Урянх-Кадана ворвались в Рязань под покровом ночи и с малыми потерями, не было оценено Бату-ханом должным образом. Бату-хан желал видеть военные успехи лишь тех царевичей, в чьей преданности к нему он не сомневался.

Когда Мирошка, сопровождаемый двумя ханскими нукерами, появился у княжеского терема, то он не мог не ужаснуться открывшемуся перед ним зрелищу. Прямо у теремного крыльца на истоптанном окровавленном снегу была распростерта мертвая Агриппина Ростиславна. Ее большое нагое тело было иссечено плетьми и истыкано копьями. Было видно по следу на снегу, что бездыханное тело старой княгини татары приволокли сюда на веревке. Рядом лежало мертвое обнаженное тело молодой женщины, совершенные формы которого не могли не притягивать мужской взгляд. Голова несчастной почернела и обуглилась, сожженная огнем.

Тут же на теремном дворе трое ханских воинов на грязной соломе насиловали супругу боярина Яволода и двух его малолетних дочерей. Девочки, рыдая, звали мать на помощь. Однако боярыня Вышеслава сама заливалась безудержными слезами, не в силах противиться воле жестоких татар, бесчинствующих в Рязани.