15 декабря, понедельник, время 14:15.
Ленинградский фронт, позиции 23-й армии.
Борис.
На полковом КП появляется Яков. С небрежной бесцеремонностью дёргает рукой, изображая отдание чести. И где только научился? Я так не умею.
Первое время забавно было наблюдать, с каким пиететом относятся к нам местное командирство. Так бы нас с нашими сержантскими треугольниками в петлицах могли и затюкать, но с нами майор Осадчий, спец из отдела боевой подготовки СевЗапфронта. А это дяденька серьёзный, эмиссар самого маршала Павлова. Кстати, юморной дядька. Как-то его спросили, а не родственник ли я тому самому Павлову?
— Нет, — ответил с непроницаемым лицом. — Дальний однофамилец.
Пока окружающие слегка пучили глаза, пытаясь расшифровать ответ, мы с Яковым не удержались от смешков. Позже всё равно узнали, конечно. Для сарафанного радио тысяча километров не расстояние.
— У тебя всё готово? — вопрошает Яков. Формальный вопрос, конечно. Как у меня не может быть готово, когда уже больше часа тут торчу? Отмахиваюсь в знак положительного ответа.
— Тогда начинаем? — Яшка смотрит на комполка. С ожиданием глядят пятеро курсантов. Ещё столько же в соседнем НП.
Мы их дрючим прямо на месте. До обеда с ними занимались. Яшка у себя, я — здесь. Обучение в боевой обстановке имеет огромные плюсы. Надо отцу сказать, чтобы веселее время провести. А то скучно в учебном центре.
Теория в немедленном сочетании с практикой. Короткая лекция, зубрёжка, практическое задание. Мы тут с Яшкой козыряем на полную. Пока стажёры сверяются по таблицам, мы заранее пишем ответ на задание. А задание боевое, между прочим. По реальным вражеским целям лупим. Затем сверяем. И если стажёры не ошиблись, ответ совпадает. Если ветра нет. Ветер пока не заставляем учитывать. Но сегодня безветренная ясная погода.
Приятно вспомнить, как стажёры на меня глазами лупали…
Комполка даёт согласие.
— Я — первый, — да, знаю, знаю. Яков опять говорит очевидное. Разрывы от его гаубиц прикроют мои миномёты от звуковой разведки.
Он обращается к связисту.
— Дай сигнал Дикобразам: Старт!
Условный сигнал на беглый огонь по установочным данным от Яшки. Через минуту над нами свистят снаряды и обрушиваются на позиции фиников. Отдаю команду своим, которых я прозвал Акацией. Ещё через минуту комполка, наблюдающий за результатом в трубу, видит, что мы накрыли фиников с предельной точностью. Легко это понять по его сияющей физиономии.
— Это называется «огневой шторм», — назидательно поднимает палец вверх Яшка. — Немцы так в Минске делали.
Стажёры и даже командиры смотрят на него с огромным пиететом.
— Мы с ними тоже так делали, — бурчу в ответ.
— Ого! — вскрикивает комполка. — Блиндаж накрыли!
Через десять минут кошмар для фиников заканчивается. А ещё через десять к нам врывается комдив.
— Вы чего вытворяете⁈ Почему не предупредили⁈ После артподготовки надо в атаку идти, а у нас ничего не готово!
Майору Осадчему приходится полковника успокаивать. Мы с Яшкой не можем, нас дикий ржач распирает. От слов Осадчего ещё больше.
— Товарищ полковник, как это не предупредили? Только что прошли учебные артиллерийские стрельбы. Плановые.
Полковник так забавно ошалевает, что мы с Яшкой отворачиваемся. Сил наших больше нет.
— Учебные?
— Да. Вон и стажёры сидят…
19 декабря, пятница, 09:10
Балтийское небо между Таллином и Хельсинки.
Особая авиагруппа Северного фронта, Василий Сталин.
До сих пор потряхивает от восторга. До чего чудесная машина! Почему-то мои друзья, моя воздушная охрана, отнеслись к ней сдержанно: «хороший аппарат». Хороший аппарат⁈ Дурни! Обладать такой ласточкой, всё равно, что обладать девушкой с фиолетовыми глазами, чудной фигурой и… ну, я не знаю… натурально пепельным цветом волос. Не крашеными, а натурально пепельными. Или натурально белыми. Обладать такой девушкой, единственной в стране, уже огромная награда и счастье. Ни у кого такой нет, а у меня — есть!
Как же мне повезло-то! Совершенно случайно в управлении ВВС узнал, что в Мурманск привезли эту красавицу. Американка из Англии. В единственном числе. ТТХ на уровне, сравнимом с Як-7М, плюс-минус, но какая же красавица эта Аэрокобра!
Сутки тратим на изучение, — все надписи на английском, а я знаю только немецкий, — надписей на приборах и разбор переводимых на ходу инструкций. Английский лётчик-инструктор, гнида империалистическая, успел только показать на пальцах, как делать посадку, и укатил на свой английский остров. Вышел спор с Володей Анохиным, старшим моей команды, упёртым парнем. Не пускал меня за штурвал, хотел первым опробовать, тропинку мне протоптать.
— Хорошо, — научился с ними разговаривать, с этой шайкой, что ко мне Павлов приставил. — Но если разобъёшь машину при посадке, пристрелю на месте.
Хрен его запугаешь, но задуматься заставил. Скрепя сердце, но разрешил. Поставил условие: садиться не менее, чем с третьей попытки. Как будто без него не понимаю! Зануда!
Всё получилось! А через два дня уже крутил в небе все бочки и петли. В скорости разворота ишачок обходит! И на нём же сюда прилетел. Прилетели. В три приёма. Мурманск — Архангельск, Архангельск — Ленинград, Ленинград — Таллин. Не совсем Таллин, но рядом. В Мурманск-то мы летели на трёх самолётах, один двухместный, учебный Як.
Порезвился на своей красавице пару дней, в бой нас не торопились выпускать. Павлов и здесь достал, позвонил Жданову, нас и притормозили. Хотя, может, и не Павлов, тут есть и поближе. Маршал при отправлении специально меня к телефону попросил и категорично приказал не геройствовать.
— Ты там будешь главным инструктором. Это намного важнее, Вась, — маршал вздохнул и добавил. — Мы договорились?
А я что? Если со мной по-людски, то и я не дикарь какой-то…
— Договорились, Дмитрий Григорич. Но один-два самолёта мне надо сбить. Сами знаете.
— Знаю, — опять вздохнул. — Самое главное, ребят слушайся. Им ведь за тебя голову оторвут. И я буду первый, кто это сделает.
Дал слово. А куда деваться? В конце концов, он — легендарный маршал, а я всего лишь капитан. Параллельно с нами, на аэродром перегнали дюжину новых Як-7М из Смоленска. Некоторое время Смоленский авиазавод будет работать исключительно на нас. Месяц-полтора. Это примерно сорок-пятьдесят самолётов. На Финляндию хватит.
А вот и финский берег, на котором раскинулся стольный град Хельсинки. Наша цель, наш полигон, наша жертва. Мы не одни летим, моё звено прячется в стороне на фоне облаков. Не скрываясь, летит эскадрилья пешек под прикрытием и при поддержке двух звеньев чаек. Понаблюдаем.
На окраине Хельсинки аэродром, на него и наваливаются пешки. Сразу после чаек, которые «причёсывают» зенитное прикрытие эрэсами. Техника многократно опробованная. Чайки атакуют с другого направления, зенитки вынуждены перенацеливаться на них, но эрэсы уже летят, а чайки упархивают в сторону. Зенитчики не успевают, и тут их и аэродром накрывают бомбами. Кассетных тут пока нет, ими только ТБ-7 могут пользоваться. Но бомбовый удар густой, хватает всем.
Дойчи даже там, на западе, ничего не могут противопоставить. А уж эти-то непуганые… расплываюсь в улыбке. И не только от удачной атаки бомберов, не без погрешностей, пара пешек зацепили пригороды города. Слышал один раз, как выразился маршал Павлов: «Ничего, пусть вражеские города тоже познают ужас бомбёжек».
А улыбаюсь от того, что на горизонте показывается восьмёрка мессеров.
— Гросс, ты видишь? Приём.
Это меня Анохин спрашивает. Вижу, вижу, Володя.
— Действуем по схеме, Вал. Отбой связи.
Схема элементарная. Мессеры попытаются достать пешки. Задачка, между прочим, не из простых, пешки не так просто взять. У многих из них на фюзеляже одна-две звёздочки, там на Западном фронте. Зазевавшийся мессер из крупнокалиберных пулемётов срубают запросто. Тем надо подобраться сзади снизу, там у пешек мёртвая зона. Но её прикрывают чайки, тоже очень неудобный противник для немецких асов.