– Я имею в виду… что он сойдет на берег.
Широко раскрыв свои холодные зеленые глаза, она ответила:
– Ты хочешь сказать, скажет «до свидания» «Безмятежной леди»?
– И хочу сказать, скажет «до свидания» тебе.
– Думаю, что это его чуточку опечалит, – улыбнулась она.
– А тебя?
– Возможно, и меня.
– Но… создается впечатление, что тебя это не волнует.
– Мы же все время знали, что в Сиднее он покинет корабль. Так почему мы вдруг поведем себя так, будто это сюрприз?
– Ты не выставляешь напоказ свои чувства.
– Какое нелепое клише, Анна, хотя едва ли можно винить тебя за то, что ты употребляешь его. Чувства напоказ, вот уж действительно! Как можно выставлять напоказ то, чего не видно?
– Медсестры всегда такие бесчувственные.
– Наши чувства, Анна, просто нормальные.
– Прекрати разговаривать со мной, как с больной, Чантел, у тебя все в порядке?
– Я уже тебе говорила. У меня всегда все в порядке.
Этим мне и пришлось удовольствоваться. Но когда мы покинем Сидней, когда его не будет, сможет ли она сохранять столь восхитительное равнодушие?
Наступил вечер маскарада. Я завернулась в шелк, который купила в Порт-Саиде, надела белые, расшитые золотом шлепанцы с заостренными концами и обернула лицо шарфом с блестками наподобие чадры.
– Какая вы… красивая, – выдохнул Эдвард, когда я зашла к нему в каюту.
– Лишь в твоих глазах, Эдвард.
– В глазах всех, – решительно возвестил он.
Он себя плохо чувствовал, за день до этого он переел жирного, и то, что он предпочел целый день лежать в постели, свидетельствовало о его плохом самочувствии. Джонни сидел с ним в каюте, чтобы ему не было скучно. Они рисовали.
Так как Эдвард почти ничего не ел, я предложила ему молока с печеньем перед сном. Он согласился, послали за молоком и печеньем. Но при виде их ему расхотелось есть, и он сказал, что съест все попозже, когда проголодается. Одевшись, я пошла к Чантел показать ей свой костюм и спросить, нравится ли он ей. В каюте ее не было, и я решила ее подождать, зная, что она должна вскоре вернуться, иначе у нее не хватит времени приготовиться к балу. На ее кровати лежали турецкие шаровары из зеленой кисеи и шлепанцы, точно такие, как у меня.
Мне не пришлось ее долго ждать.
– Господи, ты уже готова.
Я задумалась, была ли она с Рексом. Мне так хотелось, чтобы она мне все рассказала.
– Я приду, когда ты переоденешься, – предложила я.
– Нет, не уходи. Поможешь мне одеться. Эту одежду так трудно надевать.
– Следовательно, я стану горничной вашей милости?
– Как бедная Валери Стреттон!
Лучше бы она этого не говорила. Я подумала, что везде может оказаться кто-то, кто окутан тайной. Внезапно я вспомнила дневник Чантел, то место, где она описывала, как мать Реда вернулась откуда-то в грязных ботинках и больная. Жизнь подобна реке: чистая на поверхности, но если внимательно приглядишься, то увидишь в глубине мутное подводное течение.
– Почему ты вспомнила ее? – поинтересовалась я.
– Не знаю. Просто пришло на память. Правда, смешные штаны? Я купила их в Порт-Саиде.
– Специально для маскарада?
– Я надеюсь, что они поразят мисс Рандл, а это стоило того, чтобы их купить.
Она надела их. В сочетании со шлепанцами они выглядели великолепно. Сегодня ее глаза блестели сильнее, чем обычно. Но это было из-за костюма. Накинув на спину подходящую зеленую ткань, она ловко соорудила из нее лифчик. Она была очень красивой.
– Тебе надо надеть на голову диадему, – предложила я.
– Нет. Во всяком случае у меня нет диадемы. Я пойду с распущенными волосами. Так будет гораздо эффектнее.
Это было поразительное зрелище.
– Чантел, ты самая очаровательная женщина, какую я когда-либо встречала, – призналась я.
Она обняла меня и поцеловала. Мне показалось, что в глазах у нее блеснули слезы.
Потом она спокойно произнесла:
– Возможно, ты не знаешь, какая я на самом деле.
– Никто не знает тебя лучше меня, – настаивала я. – Никто. И никто не может быть таким красивым, если он не такой… хороший, как ты.
– Что за ерунда! Может, ты хочешь, чтобы я оделась святой. К несчастью, я не знаю ни одной арабской святой, а ты?
– Ты будешь гораздо эффектнее выглядеть рабыней или кем там ты хочешь быть.
– Надеюсь, что мисс Рандл будет оскорблена в своих лучших чувствах. К тому же на фоне всех бурнусов мы будем яркими пятнами. Я правильно употребила множественное число, моя эрудированная подруга?
– Не знаю, а бурнусы будут во множественном числе?
– Будь уверена. Я провела расследование. У Рекса один. У Гарета Гленнинга один, и мистер Гринолл смущенно поведал мне, что наденет бурнус. Миссис Г. сказала, что это очень забавно, будет что рассказать внукам. Интересно, станут ли они рассказывать о папашиных подвигах столько же, сколько они рассказывают об их? Айвор Грегори сообщил мне, что на корабле целый запас их – я имею в виду, бурнусов – и что некоторые члены команды тоже их наденут. Он даже признался, что сам наденет бурнус. В конце концов, что еще надеть мужчинам?
– Похоже, что мы попадем на восточный базар.
– А разве не в этом вся идея? Ну вот! Я готова. Как ты думаешь, может мне тоже надеть чадру? У нас получатся одинаковые костюмы, не считая шаровар.
– На самом деле, мы совершенно разные. Твой костюм более похож на костюм, к тому же ты гораздо красивее.
– Моя дорогая Анна, ты постоянно пытаешься выставить себя в невыгодном свете. Разве тебе не известно, что человека провожают по уму? Я вижу, мне следует преподать тебе несколько жизненных уроков.
– Я получаю их каждый день. А ты уверена, что из тебя получится хороший учитель?
– Мне следует обратить внимание на столь загадочную ремарку, – заметила она, – а между прочим время идет строевым шагом.
– Я только уложу Эдварда.
Она пошла со мной. Эдвард сидел на нижней койке, листая свой альбом для рисования.
При виде Чантел он издал тихий возглас восторга.
– Ты в штанах, – обвиняющим тоном проговорил он.
– Я же восточная дама.
– Мне бы хотелось нарисовать их, – попросил он.
– Нарисуешь меня утром, – пообещала она. Я заметила, что он совсем сонный.
– Эдвард, – обратилась я к нему, – давай-ка я уложу тебя.
– Он еще не выпил молоко и не съел печенье, – обратила внимание Чантел.
– Через минуту, – заныл Эдвард.
– Выпей сразу, – предложила Чантел, – тогда бедная Анна сможет уйти с чистой совестью.
– А сейчас она у нее не чистая?
– Конечно, чистая. У таких людей, как Анна, всегда чистая совесть.
– А у тебя?
– Это уже другой вопрос, – взяв стакан с молоком, она сделала глоток. – Как вкусно.