Лера не поняла, каким образом они с Тоцким оказались в гостиной на софе. У неё полностью отключилась способность ориентироваться в пространстве и времени. Она ощущала, как откидывается на подушки под его настойчивым напором. Теперь он сменил тактику — его поцелуи стали неспешными и тягучими, глубокими, убедительными, бесстыдно намекающими на что-то большее. Умопомрачительными, в прямом смысле слова. У Леры туманилось в голове, реальность уплывала. У неё сегодня и так гиперчувствительность, а тут такое. Самый желанный мужчина потерял голову и уверенно ведёт к тому, чтобы и у Леры отключились остатки разума.
Самый желанный?.. Да! Никогда ничьих поцелуев она не желала так возмутительно нестерпимо. Никогда ни один мужчина не вызывал в ней такой острой ответной реакции. Никогда она не доходила до такой степени шального безрассудства.
— Ещё…
Это она прошептала? Ох, неосмотрительно… Он поймал губами её горячечное "ещё", чтобы вернуть исступлённым поцелуем. Всё, остатки разума отключились. Он касался её всем телом так откровенно, двигался так чувственно, будто они занимались любовью. Нет, они всё ещё были одеты, но к этому всё шло.
Лера знала, что остановиться должна она. Ян без её чёткого и внятного "нет" не остановится — он уже давно и безвозвратно потерял контроль. Но у неё тоже не было сил останавливаться. Она находила адское удовольствие испытывать его терпение, с упоением подставляясь его поцелуям. Это была слишком невыносимо сладкая пытка, чтобы она добровольно отказалась от неё. Да и почему она должна отказываться? Вообще-то, этот упоительный дьявол — по документам её жених. Да и потом, их сближение избавит отца от напастей. Можно сказать, они сейчас заняты благородным и нужным делом.
Какое замечательное оправдание услужливо выдал Лере затуманенный мозг. Она решила, что может полностью отдаться ощущениям, утонуть в чувствах. Она закрыла глаза, позволяя ему избавлять себя от одежды. Он опускался с поцелуями всё ниже и ниже. Кожу щекотало горячее дыхание. Он так увлёкся, что не замечал, как царапает её успевшей пробиться за день щетиной. Но Лере нравилось это изуверски приятное возбуждающее покалывание.
Какой невозможно соблазнительный дьявол. У него и ласки дьявольские. Горячие нежные чувственные прикосновения. То осторожные, заставляющие затаить дыхание, то жадные и горячие, когда совсем забываешь дышать.
Она вцепилась в его плечи. Наслаждаясь стальной твёрдостью напряжённых мышц.
— Лера… — выдохнул он хрипло и рвано.
Подняв голову, заглянул в глаза. Она поняла, что это вопрос. Он ждёт разрешения. В тёмных омутах с трудом сдерживаемое дьявольское желание. Вместо "да", Лера прошептала:
— й-Ян…
Его имя, солёное на вкус, приятной остротой покалывало припухшие от поцелуев губы. Хотелось повторить его снова.
— й-Ян…
Она ощущала, что доставляет ему удовольствие одним тем, что называет по имени. Это было так возбуждающе интимно. Просто имя. Без всяких дьеров. Она будто присвоила своего ректора себе. Он её и больше ничей.
— й-Ян…
Дьявол понял, что это "да". Его зрачки расширились. Он снова завладел её губами. Это были уже другие поцелуи. Властные. Собственнические. Он будто тоже присваивал её себе. Будто хотел сказать: моя и больше ничья.
Лера окончательно растаяла и растворилась. Там, где на краю сознания едва шевелились мысли о том, что это ей надо остановить их обоих, разлилось удовольствие и затопило остатки здравомыслия…
Она не ожидала, но остановил их обоих он. С мучительным хриплым стоном он вдруг оторвался от неё.
— Нет. Я не должен… — казалось, говорил не Лере — убеждал себя. — …не сейчас…
Какого лешего??!!! Первым порывом было возмутиться. Начал — продолжай! Неизвестно, вылетела бы подобная фраза из уст Леры или нет, но тут завибрировал как сумасшедший её мобильный кристалл. Она сначала даже не могла понять, откуда раздаётся этот настырный звук. Оказалось, из сумочки, которая почему-то валялась недалеко от софы на полу. Естественно, Лера даже не помнила, когда и при каких обстоятельствах она её там бросила.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Соскочив с софы, Валерия спешно поправила платье, которое болталось уже ниже пояса, и, подхватив сумочку, вынула мобильный. Кристалл так эмоционально вибрировал — аж раскалился. Это земные мобильные телефоны равнодушно подают сигналы одинаковой громкости на любой входящий звонок, вне зависимости от того, как сильно абонент на том конце провода хочет с тобой поговорить. А местные магические кристаллы реагируют с той степенью настойчивости, с какой желает общения звонящий. Лера подумала, что это вряд ли кто-то из одногруппников. И точно — оказалось, сообщение прислал Ольшанский. Ох, отец, как ты "вовремя".
— Девочка моя, хотел узнать, всё ли в порядке.
Знал бы он, насколько его дочь возмутительно не в порядке.
— Мы со Златой заказали торт и фрукты, чтобы поскорее забылся неприятный инцидент. Вам тоже отправили. Вот-вот прибудет посыльный.
Посыльный или шпион? Валерия усмехнулась своей странной догадке. Ольшанский, наверняка, прекрасно знает, что Лера уже и думать забыла о неприятностях, которые обеспечила Гелена. Он беспокоится о кое-чём другом. Проницательный.
— Спасибо за фрукты, отец, — записала Лера ответное сообщение как можно более невозмутимым голосом. — У меня всё прекрасно. — И обращаясь к Тоцкому, добавила: — Сейчас прибудет курьер с презентом от Алена.
— Презентом? — Тоцкий смотрел на неё с софы сумасшедшими глазами. Взъерошенный, всё ещё не восстановивший дыхание, борющейся с собой и с трудом приходящий в себя. Так вам и надо, дьер дьявол. А нечего было останавливаться. Лера мысленно злорадно усмехнулась. Ей, между прочим, тоже было не ахти.
Приходить в себя пришлось в сложных условиях — сработал дверной колокольчик. Валерия с Яном вместе отправились в прихожую. Если это шпион отца — пусть видит, что Лера в целости и сохранности. Пусть доложит Ольшанскому, что его дочь пребывает в прекрасном расположении духа.
Посыльных оказалось целых двое. Один бы не удержал весь презент Ольшанского — фрукты, торт и вдобавок цветы. Курьеры занесли три корзины в гостиную и испарились. Может, и не шпионы вовсе?
Лере не хотелось ни фруктов, ни сладкого. А чего ей хотелось — так это придать телу удобное положение и прийти в себя. В голове до сих пор стоял сплошной туман. Она предусмотрительно села в кресло, а не на софу. Кресло рассчитано на одного, и это не позволит Тоцкому пристроиться поблизости. Вот и чудесно, потому что близость Тоцкого только усилит туман. А Лере хотелось ясности ума. Понять, что это только что чуть не произошло и как к этому относиться.
Тоцкий, к удивлению, попыток сесть рядом или не рядом не предпринимал. Вместо этого подошёл к корзинам и с каким-то подозрительно утрированным энтузиазмом произнёс:
— Чудесные презенты!
Подняв корзину с цветами, добавил громко, обращаясь к одному из бутонов:
— Дьер Ален — само очарование.
До Леры дошло — видимо, Тоцкий думает, что в цветах спрятано подслушивающее устройство. Вот и паясничает — дразнит отправителя. А Ольшанский-то каков! Бдит. Губы Леры невольно растянулись в улыбку. Ален называет себя старым лисом — так и есть. Дочь к Тоцкому он вроде бы и отпустил, но решил, что неплохо бы её подстраховать.
Тоцкий лишние уши явно не хотел. Он вынес корзину с цветами из гостиной в другую комнату.
Вернулся решительный и даже какой-то грозный. Подошёл к креслу, в котором сидела Лера, и, взяв её за руки, порывисто поднял на ноги. Она оказалась вплотную к нему.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Хочу продолжения, — нагло заявил он.
В Лере моментально всё отозвалось на этот бесцеремонный намёк. А туман в голове сгустился до состояния киселя.
— Хочу продолжения, но… — Ян стал серьёзным. Обхватил её голову ладонями и запрокинул, чтобы видеть глаза. — …я должен услышать… скажи, что считаешь нашу помолвку настоящей… скажи, что не порвала и не сожгла документ.