и в марте 2015 года было объявлено о прекращении деятельности музея и начале процедуры самоликвидации.
– Ну, может, конечно, что-то изменилось с тех пор, – добавил офиссандо, – и все-таки не закрыли… не знаю, чем дело кончилось, честно сказать.
Его сомнения породили в моей душе робкую надежду. Колеблясь, я позвонил Ламе.
– Не отвлекаю? – спросил я.
– Да так… мы тут в баню поехали, Иван позвал. Решили кости попарить. – Он усмехнулся. – У тебя как дела?
– Да вот, местные рассказывают, что музей «Пермь-36», куда я вам завтра предлагал поехать, закрыли. Но это как бы неточно. Думаю… может, все-таки съездим? Мало ли…
– Слушай, Макс, – устало вздохнув, сказал Лама. – Я твое желание понимаю прекрасно. Но это такой крюк… и приехать к закрытым воротам? Мне лично не хочется. Я парням скажу, но, думаю, они меня поддержат.
– Ну, скажи. Если они тоже будут против – не поедем, – нехотя предложил я.
– Добро. Ладно, давай, мы уже приехали. До встречи.
– До встречи.
Лама отключился, и я остался стоять рядом с клубом, задумчиво глядя на его светящуюся вывеску. Она намекала, что надо веселиться, но настроения у меня не было и близко. В Перми нам почему-то совершенно не везло.
«Наверное, из-за Ивана – он ведь отсюда родом? Вот и мстит нам город за негатив к “своему”…»
Вернувшись в клуб, я провел там еще пару часов, после чего сослался на усталость и отправился в гостиницу, но поехал обходными путями, максимально оттягивая момент возвращения. К сожалению, колесить по пермским улочкам тоже оказалось не слишком интересно. Народ здесь выглядел так, будто навечно застрял в девяностых – сплошь олимпийки да треники, дешевые кроссовки, помятые старые иномарки…
«Вот лучше б от этого прошлого избавлялись, – с раздражением подумал я. – Но нет, это же куда сложней, чем сломать несколько стен и заборов давно заброшенного лагеря – это себя ломать надо…»
Приехав в гостиницу, я с удивлением обнаружил, что Лама и остальные уже вернулись – все, кроме Ивана.
– Вы чего так быстро? – спросил я у Бори.
– Ох, не спрашивай, – усмехнулся он. – Там такие люди собрались… своеобразные. Мы долго не выдержали.
– И в чем своеобразие?
– Ну как тебе сказать? Мне лично показалось, что мы на сходку братков попали. Накрыли поляну, смотрят на нас, улыбаются. «Ешь, братан, это – еда, наедайся». Что-то в этом духе. Неуютно там было, короче. Вот и свалили.
– Понятно… – протянул я. – То есть у вас тоже вечер не задался…
– Угу, – промычал Боря.
Новость о том, что у Вани и друзья весьма своеобразные, ничуть меня не удивила: странное тянется к странному, так было и будет всегда. Другое дело – зачем он моих друзей потащил знакомить со своими корешами? Неужто так и не понял, насколько мы разные?
«Похоже на то».
Час спустя к нам заглянул Никифоров. Он уже собирался в аэропорт.
– Удачно вам доехать, – сказал Саша, пожимая мою руку.
– Мы-то доедем, куда денемся? Ты, главное, успей.
– Стараюсь, как могу, – грустно улыбнулся Саша.
Мы обнялись, и он покинул гостиницу. Я через окно смотрел, как Никифоров садится в желтое такси, как, мигая поворотником, машина отклеивается от тротуара и уносит нашего друга к далекому аэропорту, чьи огни отсюда даже не видны.
«День потерь», – подумал я, возвращаясь к себе в кровать.
Той ночью мне приснилось, что мы с Сашей Никифоровым все-таки отправились к тому месту, куда я так хотел попасть – к воротам колонии «Пермь-36».
Вот только самих ворот там уже к этому моменту не было.
Мы стояли возле зияющего проема и с тоской смотрели на развалины, в которые превратились бараки, административный корпус, столовая. Когда я рассказал Саше о своих мыслях по поводу «исправления истории», он, подумав, сказал:
– Но разве не об этом мечтали миллионы, Макс? Не о том, чтобы стены этой ужасной колонии пали? Может, для тех, чьи родные тут сидели, это как раз благо?
– Может, – нехотя согласился я. – Но последствия этого блага для истории всей нашей страны – какие?
– Посмотрим. Сам знаешь, сейчас модно хаять Союз, но при этом стирать самые поганые вещи. Как будто отрекаться от этого наследства.
– Это-то и пугает, Саш. Это-то и пугает…
Глядя на развалины, я вспоминал те статьи, которые читал про это место. Про то, как четыре года, с 1992 по 1996, эти бараки реставрировали, восстанавливали обрушенные вышки, заборы, даже коммуникации, чтобы можно было продемонстрировать работу колонии посетителям музея…
«И за сколько теперь это все сломали? За месяц?»
Из развалин, лая, выбежали три потрепанные дворняги. Я не удивился бы, если б наружу показался пропитой бродяга в старом тулупе и принялся клянчить на бутылку.
– Поехали? – предложил Никифоров. – Что-то на душе как-то… хреново от этих пейзажей.
Я медленно кивнул, и мы отправились к нашим мотоциклам.
На полпути я все-таки не выдержал:
– А представляешь, если бы там сидели твои или мои предки? Я вот не раз об этом думал.
– И к чему пришел? – спросил Саша.
– К тому, что это тоже – часть истории. Моей, личной. И отказаться от нее, просто забыть, что мой дед или прадед однажды оказался здесь, за этой стеной… Мне кажется, это неправильно.
– Ты, видишь ли, отталкиваешься от мысли, что твоего родственника осудили бы несправедливо, – мягко, явно тщательно подбирая слова, произнес Никифоров. – Но что, если… что, если приговор был бы заслуженным? Хотел бы ты тогда оставить это в своей биографии? Или все-таки предпочел бы перевернуть эту… постыдную страницу?
– Ты знаешь, Саш, я по-всякому думал, – шумно втянув воздух ноздрями, ответил я. – И, как бы ни было неприятно, надо хранить память и о хорошем, и о плохом. В назидание.
– Хорошо, что ты это понимаешь, – кивнул Саша. – Но не все такие же понимающие, как ты, Макс. И это тоже надо принять. Для некоторых эта зона – символ ненавистному ГУЛАГу. Символ, который они всячески хотят уничтожить.
– Наверное, ты прав, – ответил я, усаживаясь в седло моего «Урала». – Про принять. Понять-то я вряд ли смогу.
– А этого им и не надо, я думаю, – сказал Саша. – Принятия будет вполне достаточно.
И нахлобучил шлем.
Мы не поехали в гостиницу сразу – некоторое время без особой цели колесили по улицам Перми. Точней, колесил я, а Саша преданно ехал следом, не желая оставлять меня в одиночестве. И я, конечно же, был благодарен ему за это – о чем и сказал на ближайшей заправке, куда мы заехали чуть позже.
– Ой, да брось ты, – поморщился Никифоров. – А зачем же еще нужны друзья?
– Но со мной поехал ты один.
– Не суди парней строго. Им просто надо батарейки перезарядить. Устали все. Но дойдут с тобой до конца. Потому что – друзья.
Проснулся я разбитым. Вставать не хотелось, но я все же нашел в себе силы подняться.
«Еще несколько дней – и мы дома. Соберись».
– Иван не звонил? – спросил я