больше притянуто, чтобы обвинить человека, чем объективного и правильного. Я ничего не вижу в статье, чтобы давало возможность англичанам писать, если не пасквиль, то очень тяжелое для нас обвинение. Я бы считал худшим выступление Чечулина, чем Чернышева. Заключение Чернышева тоже жесткое, но там есть честное отношение, а у Чечулина я вижу желание взять человека и его отдать под суд (Л. 283–284).
Щусев. Когда Аркина выбирали[641], знали его направление, знали, как он пишет и говорит всегда, мягко так. Его выбрали, и он говорит, как всегда в мягких тонах, лирических, смягчает острые положения, но говорит он ясно, понятно, но он не агитатор, никогда и не был агитатором, ни за архитектуру, ни за памятники. Аркин написал так, как мог. Он не понизил и не повысил своего уровня. В данном случае это вызвало такой скверный отзыв [редакции журнала]. Но это не по части этих статей, а вообще эти англичане хотели так высказаться.
Бунин — и тоже известно, как он говорит, тоже такой смягчающий человек. Его даже Златоустом называют: говорит он красиво и лирично. Все они — эти три человека — такие мягкие. А теперь их притянули. А зачем их выбирали. Я против этого. Выбирали… кричали… хвалили… А теперь извольте! Не заставите вы Аркина быть тираном. Бунин нервный человек, он переживает это обвинение… с человеком может сделать шок.
Аркин уже почернел, несмотря на то что он сильный человек, и Былинкин совсем растаял. Я против того, чтобы обвинять, да еще в духе Чечулина и Чернышева. Аркина выбрали, пусть поделят вину те, кто выбрал, а то выбирают человека мягкого, а потом обвиняют <…> Я бы считал, что надо осторожнее отнестись к этим людям. Опасно к людям применять такую дозу лекарства, которая может привести к параличу.
<…>
Он [Аркин] не виноват, он подготовил блюдо, которое он всегда готовит, нужно было выбирать более принципиального.
<…>
Я против того, чтобы муху прихлопнуть булыжником (Л. 285–293).
Рыльский. Если бы не было этого английского предисловия, пришло бы вам в голову их готовить под расстрел?
Шквариков. Это неизвестно. Мы — Суд, может быть и передали бы нам.
Рыльский. Тогда надо обвинять первым ВОКС, который послал эти статьи <…> Самое правильное было бы сделать что-то вроде общественного собрания, но ничего такого, что заслуживает Суда Чести, у этих авторов нет (Л. 294).
Чернов. Можно ли этот проступок ставить на одну доску с проступком Клюевой[642] — это другое дело. Мы это дело не рассматриваем в уголовном порядке. Сейчас наши товарищи из Академии отдыхали в Гаграх вместе с Клюевой. Ей дали возможность исправить свои ошибки. На ее жизненный уровень никто не покушался. Аркин — член-корреспондент Академии архитектуры. Нужно ли для них для каждого няньку? Оказалось, что нужно. Эти няньки должны их выправить, чтобы дальше они работали и никаких ошибок не делали, и на этом примере показать другим товарищам — работайте так, чтобы каждый ваш шаг творческих научных работников был преисполнен величайшей ответственностью. Мы Давиду Еф[имовичу] можем показать недопустимость его ошибок и расши[ри]ть круг его деятельности, если он подлежит исправлению. Нужно посмотреть в ВАКе, можно ли его на этом посту оставлять[643]. Нужно, чтобы они поняли существо нашего Суда Чести. Мы крушить никого не хотим (Л. 295).
Шквариков. Ведь суд не вынесет решения: расстрелять! (Рыльский: видите, все-таки «суд»!). Вы можете оправдать, но судить должны. Такого положения, чтобы не судить, не может быть. Суд может их оправдать <…> Вопрос — судить или не судить — отпадает. <…> А что будет страшного, если этим людям покажут на ошибки. Если суд найдет эти статьи замечательными, — их оправдают. Но на сегодня положение другое. Общественность [должна] дать свой отклик на эту клеветническую, мерзкую, я бы сказал, статью.
Рыльский. Но дополнить: ввиду их заслуг и т. д. и т. д. — оправдать (Л. 298).
Кусаков. Суд Чести замечательная вещь. В печати никакой информации не будет, а люди получат очень крепкий урок (Л. 304).
12 декабря 1947. Экспертное заключение Н. Я. Колли[644]
Никогда советские города, как бы сильно они ни пострадали от злодейства фашистских захватчиков, не переставали жить и никогда не были уничтожены. Вот почему, не было никаких оснований прибегать к подобной метафоре о новом летоисчислении «от разрушения города».
<…>
К сожалению, [статья Аркина] не может быть отнесена к числу удачных работ [подчеркнуто карандашом] (Л. 150–151).
14 декабря 1947. Разъяснительная записка Д. Е. Аркина В. А. Шкварикову[645]
<…>
Давая в своей статье критику этих направлений и теорий [конструктивизма и дезурбанизма], я ограничился лишь рядом образных сравнений и замечаний общего порядка, не подчеркнув и не раскрыв классовой природы формалистических и мнимо-радикальных течений в буржуазной архитектуре [здесь и далее подчеркнуто Аркиным], не раскрыв связи этих течений с общим идейным тупиком и духовным обнищанием современной капиталистической культуры. Таким образом, показанная мною беспочвенность и нежизненность западного конструктивизма оказалась как бы явлением только архитектурного порядка, — а не прямым следствием общего упадка буржуазной культуры.
Если бы я трактовал свою тему более углубленно, — я бесспорно сумел бы показать эту связь.
Таков существенный недостаток статьи, притупивший ее полемическое острие. С этим связан и общий тон статьи, излишне спокойный и ровный. Мне казалось, что именно эта форма сделает статью более доходчивой для читателя — профессионального архитектора, но это мое тогдашнее мнение неправильно: следовало и по форме сделать статью более боевой, более публицистичной.
Я писал свою статью почти полтора года тому назад. За это время произошли крупнейшие события в культурной жизни страны и в международном положении. Прошла философская дискуссия. Доклад товарища Жданова о международном положении[646] необычайно ярко раскрыл и осветил то резкое разделение мира на два лагеря, — империалистический и демократический, — какое имеет место в наше время. Если бы я писал свою статью теперь, после исторических событий и указаний Партии, — я постарался бы сделать свою статью более насыщенной, более резкой, более рельефно и выпукло трактующей тему советского градостроительства и его мирового значения. Ибо этот год многому научил советскую интеллигенцию, в том числе и меня, — мы идейно обогащены важнейшими материалами и указаниями Партии, в частности докладом тов. Жданова.
Отдавая себе отчет в недостатках статьи и будучи убежден, что сегодня я написал бы ее значительно более ярко, сильно и идейно-насыщенно, — я считаю, что нет никаких оснований для того, чтобы усмотреть в этой статье какие-либо черты антипатриотизма и низкопоклонства.
Мне кажется, что даже в этом своем виде