— Стой. — Хватаю ее за руку. — Слышишь? — уже шепотом говорю.
Мы переглядываемся. Глаза полны ужаса и слез. Где-то вдалеке слышится, как кто-то насвистывает мелодию и продирается вдоль кустарников в нашу сторону.
— Нужно спрятаться. Давай сюда. — Указываю на забор, обвитый плющом и другой растительностью.
Мы с Настей почти не дышим. Замерли в ожидании. Тело напряжено. Сердце барабанит, как у марафонца.
— Мне кажется или… — Я затыкаю ладонью ей рот, не давая договорить. Потому что непонятное шуршание совсем близко. Неизвестный человек идет в нашу сторону, уже не свистит, вместо этого непонятный скрежет раздается.
— Нужно бежать, — шепчу я.
— В какую сторону?
— Давай туда. — Киваю в сторону реки.
— С какой стороны он идет? Ничего не слышно уже.
Паника накатывает, застилает глаза, не давая оценить ситуацию здраво.
— Кажется, справа. Черт. Давай на счет три.
Настя кивает.
— Один, два… — Делаю несколько глубоких вдохов, замечаю рядом с собой толстую палку и перехватываю ее пальцами. На всякий случай. — Три.
Мы срываемся с места, бежим быстро, Настя спотыкается, валится на землю. Мне приходится притормозить, помочь ей подняться.
— Быстрее, Насть, — подгоняю ее.
Я вдруг понимаю, что понятия не имею, в какой стороне река. Заворачиваем в очередной ряд с виноградом и врезаемся в чью-то твердую грудь.
Я реагирую мгновенно. Бью мужчину палкой по ноге, Настя визжит с закрытыми глазами, мы обе успели заметить в его руках ружье. Все происходит так быстро, что не успеваем сообразить, что к чему.
— Что вы творите, черт бы вас побрал! — грубый мужской голос заставляет нас замолчать и замереть.
Знакомый, очень знакомый голос.
Я поднимаю взгляд вверх. Скольжу по ногам в камуфляжных штанах, выше, к лицу мужчины.
— Давид! — Палка выпадает из рук, и я бросаюсь к нему. Обвиваю его руками за пояс, уже не сдерживая слез. — Жив. Ты жив!
Настя подхватывает мои завывания. Стоит рядом. Перепачканная в грязи, волосы в разные стороны торчат.
— Мы думали, тебя убили. Там выстрелы были, ты слышал? Кто стрелял? — шмыгает она носом и тоже присоединяется к нашим объятиям.
Стоим посреди виноградника втроем и обнимаемся. Нашими слезами можно орошать поля. Но главное, что Давид цел.
— Оставил вас одних ненадолго, называется, — хмыкает он. Одной рукой меня за талию приобнимает, второй — Настю. — Это я охотился, у вас же с рыбалкой там вряд ли что-то вышло, на ужин одну картошку ели бы. Нужно было предупредить вас, не подумал. Мой прокол.
— Охотился? — Первой от пережитого ужаса отхожу я. Отстраняюсь от него, смотря прямо в глаза. — В каком смысле ты охотился? Ты же сказал нам сидеть тихо и не шуметь.
— Здесь часто охотники по окрестностям бродят, никто и не обратил бы внимания на несколько выстрелов. Зато заяц, запеченный на огне, будет по моему рецепту, — улыбается Давид, даже не представляя, насколько сильно я сейчас на него зла.
— Дурак! — бурчу я.
Настя наконец-то отлипает от него.
— Мы думали, тебя убили! Мы… мы так испугались! — Тычет ему пальцем в грудь и подходит ко мне.
— Если вы решили, что нас нашли, то почему все еще здесь, а не в условленном месте? — Глаза Давида сужаются, он смотрит на нас, словно это мы провинились, а не он.
— Мы туда как раз шли, — мрачно заявляю я.
— Оно в противоположной стороне.
Мы с Настей переглядываемся.
— Кажется, мы немного потерялись. Не подскажешь дорогу домой?
— Туда. — Давид указывает рукой.
— Чудесно. Всего доброго, охотник.
Я хватаю Настю за руку и иду в направлении, которое указал нам Давид.
— Не туда свернули, — слышится в спину через некоторое время.
Я хмыкаю, сестра тоже на него обижена.
— Зайца своего пусть сам ест, — заговорщицки шепчет она. — И не смей давать ему.
Не сразу доходит смысл ее слов.
— Ты о чем?
— Не притворяйся дурой. Никакого секса ему. Пусть обломится. У меня несколько седых волос появилось. Стресс — это плохо для организма. От него стареют! — заявляет сестра, я же обескураженно пялюсь на нее, а потом начинаю смеяться. Меня наконец-то отпускает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Уже по традиции вечером выносим на улицу стол, собираемся у костра. Аромат жареного мяса заставляет спазмом сжаться желудок, а рот наполниться слюной.
— Можем представить, что это курица из супермаркета, — предлагает не менее голодная Настя.
Когда Давид днем начал разделывать зайца, мы в который раз за сегодня пустили слезу. Пушистого зверька было безумно жаль. Поклялись, что и пальцем не притронемся к добыче Леонова, но голод медленно делал свое дело.
— Тогда ты первая, — предлагаю сестре. Давид искоса на нас поглядывает, ему смешно. Потому что он уже половину нашего ужина съел.
Настя подносит вилку с кусочком мяса к губам и возвращает его обратно.
— Нет, не могу, — тяжело вздыхает она. — Там колбасы не осталось в холодильнике? — С надеждой смотрит на меня.
— Пусто. Я проверила.
А потом спрашиваю у Давида:
— Сколько нам здесь еще находиться? У нас продукты закончились почти.
— Пока не дадут отмашку. За продукты не волнуйтесь, по договоренности их раз в десять дней привозить должны. Я просто не ожидал, что вы такими прожорами окажетесь.
Он определенно над нами издевается. Но то, что к нам кто-то приедет уже через два дня, радовало. Возможно, тогда и сообщат, что можно вернуться домой.
— У меня такое ощущение, что мы здесь целую вечность уже провели, — тяжелый вздох со стороны Насти.
— Это оттого, что вы ничего не делаете.
— А что здесь делать вообще? — театрально вскидывает к небу руки Настя. — Еще и похолодало, а я только летние вещи собрала.
— Да, это меня тоже беспокоит. Твои «поставщики» принимают заказы? — Поднимаю на Давида взгляд.
— Я подумаю, что с этим можно сделать. Но мы здесь еще не больше недели проведем, — с уверенностью заявляет он.
— Это радует. Мне возвращаться в Лондон пора.
Замечаю, как дернулась голова Леонова в мою сторону, а пальцы с силой в чашку впились. Он, скорее всего, ожидал, что после секса я решу остаться с ним. Но нет, мое решение не подлежит изменению. У меня там все осталось.
— Ладно, я спать. И если вдруг ты принимаешь заказы на завтра, то я хочу рыбу! Рыбу, Давид, а не милого кролика, которого ты так варварски убил, — сжимая кулачки, ворчит недовольная Настя.
— Будет сделано. — Давид салютует ей чашкой с чаем. Настя скрывается в доме, оставляя нас вдвоем.
Что странно.
Раньше ведь постоянно под носом у Леонова путалась. Видно, усталость сделала свое.
— Прогуляемся? — внезапно спрашивает у меня Давид, по блеску в глазах нетрудно догадаться, на что рассчитывает во время прогулки.
— Нет, я тоже спать. — Поднимаюсь со своего места, вызывая недоумение на лице Давида. — А, забыла сказать, у нас с Настей сегодня улов был. Но мы удочку бросили у берега, когда выстрел услышали. Пойди проверь, рыба, скорее всего, до сих пор на крючке, — говорю, злорадствуя внутри. Немного стресса и Леонову не помешает.
***
Следующее утро ничем не отличается от предыдущих. Только Давид недовольный ходит, взгляды на нас с Настей бросает. Он нас посреди ночи поднял. Шутка о рыбе ему не понравилась. Он и в самом деле пошел удочки забрать, а на одной из них та самая гадюка… вернее, полоз. К счастью для Давида и нас с Настей. Потому что в темноте он не сразу разглядел, что именно мы поймали, поэтому указательный палец у него теперь залеплен пластырем. А сам он проорался хорошенько по поводу нашей дурости, хлопнул дверью и спать лег только на рассвете.
То, что казалось мне шуткой, приобрело совершенно другой оттенок, когда я узнала об укусе. Мы с Настей и в самом деле безответственные. После всего, что произошло, ни капли не воспринимаем реальность серьезно. Расслабились, чувствуя себя словно на отдыхе. И напоминание Давида о том, что нас, вообще-то, убить могут, а кроме него никто не защитит, отрезвило лучше всего.