Читать интересную книгу Мертвые возвращаются?.. - Тана Френч

— А зачем они вообще, конкретные определения? — возмутилась Эбби. — Лично я не сторонница подводить половую жизнь под определенную категорию.

Рассмеялся даже Джастин, а Раф сбросил маску холодной угрюмости и помог мне с заклепкой. Меня накрыла волна участья: я все сделала правильно.

— Меня после занятий снова ждал тот детектив, — сообщила Эбби в пятницу вечером, когда мы ехали в машине.

Джастин вернулся домой раньше — весь день ныл, что болит голова, но, похоже, у него просто было поганое настроение, причем, подозреваю, из-за Рафа, — так что остальные сидели в машине Дэниела, застряв в дорожной пробке вместе с тысячами несчастных офисных клерков и скелетообразными блондинками в джипах. Я дышала на окно и играла сама с собой в крестики-нолики.

— Который? — спросил Дэниел.

— О'Нил.

— Гм. И чего хотел на этот раз?

Эбби взяла у него сигарету — прикурить свою.

— Спрашивал, почему мы не ходим в деревню.

— Потому что там сплошь недоделки с шестью пальцами, — пробурчал в окно Раф.

Он сидел рядом со мной, ссутулившись и упираясь коленом в спину Эбби. Пробки на дорогах неизменно действовали на Рафа угнетающе, но в тот день его депрессивное состояние лишь подтверждало мою догадку, что между ними Джастином что-то произошло.

— И что ты ему сказала? — поинтересовался Дэниел, вытягивая шею и стараясь втиснуться в другой ряд.

За несколько минут мы не продвинулись даже на пару сантиметров.

Эбби пожала плечами.

— Объяснила. Сказала, что однажды попробовали зайти в бар, но там нас встретили не слишком приветливо и мы на него забили.

— Интересно. Похоже, мы с вами недооценивали О'Нила. Лекс, вы с ним о деревне разговаривали?

— Ни разу.

Я разнесла в крестики-нолики самое себя и победно вскинула руки. Раф неодобрительно покосился в мою сторону.

— Ну вот. Должен признаться, я более или менее сбросил О'Нила со счетов, но если он сам, без посторонней помощи, вышел на это, то парню сообразительности не занимать. Интересно… гм.

— А меня он раздражает, — сказал Раф. — Ладно хоть Мэки отстал. И когда они оставят нас в покое?

— Между прочим, меня пырнули ножом, — обиженно заявила я. — И я едва не сыграла в ящик. Они хотят выяснить, кто это сделал. И я, кстати, тоже. А ты разве нет?

Раф пожал плечами и вернулся к мрачному созерцанию ползущих машин.

— Ты рассказала ему о граффити? — спросил у Эбби Дэниел. — О взломах?

Та покачала головой:

— Он не спрашивал, а я инициативы не проявила. Думаешь, зря? Если надо, могу позвонить и рассказать.

Ни о каких граффити и взломах никто не упоминал.

— Думаете, меня пырнул кто-то из деревенских? — спросила я, подавшись вперед, между спинками сидений. — Серьезно?

— Не думаю, — сказал Дэниел. Кому он отвечал, мне или Эбби, я так и не поняла. — Надо хорошенько обмозговать все варианты. Пока лучше оставить все как есть. Если О'Нил смог подметить, что мы не дружим с деревней, то остальное выяснит и без нашей помощи, так что подталкивать его смысла нет.

— Эй! — Эбби повернулась и шлепнула Рафа по коленке. — Убери.

Раф шумно вздохнул и развернул ноги к дверце. Пробка рассосалась, и Дэниел, ловко выкатив машину на первую полосу, дал газу.

Когда я вечером позвонила Сэму, он уже знал и о граффити, и о случаях взлома. Последние несколько дней Сэм просидел в полицейском участке Ратовена, копаясь в старых делах, и выудил все, что имело отношение к Уайтторн-Хаусу.

— Там точно что-то неладно. На этот дом натыкаешься в делах сплошь и рядом. — Голос Сэма звучал деловито, как бывало всегда, когда он выходил на след. Роб говорил, что, если присмотреться, можно даже увидеть, как он виляет хвостиком. Впервые с того момента, как Лекси Мэдисон и ее компания ворвались в нашу жизнь, Сэм демонстрировал бодрость духа и оптимизм. — Уровень преступности в Гленскехи невысокий, но за три последних года имели место четыре случая незаконного проникновения в Уайтторн-Хаус — один в 2002-м, другой в 2003-м и еще два, когда старикан Саймон доживал в хосписе.

— Что-нибудь взяли? Или просто перевернули вверх дном?

Зная, какого рода «антиквариат» хранился в доме, я отмела гипотезу Сэма, что Лекси убили из-за неких ценностей. Но если в доме нет ничего ценного, ради чего вламываться туда целых четыре раза?

— Вроде бы нет. По крайней мере Саймон Марч никаких пропаж не обнаружил, хотя, как говорит Бирн, дом содержался в таком состоянии, что даже если что-то и пропало, старик мог ничего и не заметить. Признаков целенаправленного поиска тоже не выявлено. Неизвестные просто выбили пару стекол в задней двери, проникли внутрь и устроили погром: порезали шторы, нагадили на диван, побили посуду. Это не ограбление — так вымещают злость.

Дом… Я представила, как какие-то прыщавые подонки бродят по комнатам, ломают все, что попадется под руку, мочатся на диваны и кресла, и ощутила такую ярость, что сама удивилась. Попадись виновник под горячую руку — точно не сдержалась бы и врезала по мордасам.

— Чудненько. Может, просто юнцы резвились? В субботу вечером заняться в Гленскехи особо нечем.

— Погоди, есть кое-что еще. На протяжении примерно четырех лет, до того как здесь обосновались Лекси и вся их компания, дом становился жертвой вандализма едва ли не ежемесячно. Били камнями окна, швыряли бутылки в стены, бросали дохлых крыс в почтовый ящик. И граффити. Например такие… — Я услышала, как Сэм листает страницы блокнота. — Вот. Британцы, убирайтесь домой! Смерть лендлордам! Да здравствует ИРА!

— Думаешь, это парни из ИРА зарезали Лекси Мэдисон?

Даже принимая во внимание сложность дела и определенные, мягко выражаясь, странности, притягивать сюда за уши еще и ИРА…

Сэм рассмеялся — искренне, открыто, весело.

— Конечно же, нет. Не их стиль. Но кто-то в Гленскехи, похоже, все еще считает Марчей британцами, чужаками, лендлордами и не очень-то этому рад. И вот еще, послушай. Два отдельных граффити, одно из 2001-го, другое — из 2004-го, но звучат одинаково: Детоубийцы — вон!

— Детоубийцы? — растерянно повторила я. На секунду мысли спутались, и я подумала о ребенке Лекси. — Что за черт? Какие еще дети? При чем они?

— Не знаю, но собираюсь выяснить. Похоже, вражда тут давняя. Ни Лекси с приятелями, ни даже старик Саймон лично никакого отношения к ней не имеют. Британцы, детоубийцы, чужаки… — все во множественном числе. Похоже, проблема тут со всей семьей, со всеми, кто жил и живет в доме.

Все вокруг показалось вдруг чужим и враждебным, как будто залегшие в лабиринте тропинок тени таили слишком много старых обид. Я шагнула под высокое дерево и прислонилась к стволу.

— Почему сейчас об этом ничего не слышно?

— Мы ведь не спрашивали. Сосредоточились на Лекси как на мишени. Откуда нам было знать, что она — как это говорят военные? — сопутствующие потери. Ни Бирн, ни Догерти тут, в общем-то, не виноваты. Расследовать убийство им раньше не доводилось, опыта нет, что делать — они не знают. Им и в голову не приходило, о чем следовало бы расспросить местных.

— И что они говорят?

Сэм вздохнул.

— Не много. Подозреваемых у них нет, о каких детоубийцах идет речь — непонятно, а поиски ничего не дают. Послушать их — оба знают сейчас о Гленскехи не больше, чем в день, когда только прибыли сюда. Местные помалкивают, полицейских здесь не жалуют, как и вообще чужаков. Если что-то случается, никто ничего не видел, никто ничего не слышал, а разбираются здесь по-своему, без посторонних. По словам Бирна и Догерти, даже в соседних деревнях на жителей Гленскехи поглядывают косо.

— Значит, те случаи вандализма они просто проигнорировали? — Похоже, вопрос прозвучат излишне резко. — Просмотрели отчеты и развели руками — мол, вмешиваться бесполезно, здесь ничего не поделаешь, так что пусть творят что хотят.

— Они сделали все, что могли, — мгновенно и твердо возразил Сэм: все копы, даже такие раздолбай, как Бирн и Догерти, были для него членами одной семьи. — После первого взлома Саймону Марчу порекомендовали завести собаку или поставить сигнализацию. Старикан ответил, что на дух не выносит собак, а сигнализация — это для гомиков; он сам о себе позаботится. Бирн и Догерти подозревали, что у старика есть оружие — наверное, его-то вы и нашли. Защищать свой дом с оружием в руках, когда не просыхаешь от выпивки, не самая хорошая мысль, но что они могли сделать? Спросили напрямую, есть ли у него ствол, — он все отрицал. Если человек не желает ставить сигнализацию, его силой не заставишь, верно?

— А когда он попал в хоспис? Наверняка вся округа знала, что дом пустует, что проникнуть в него ничего не стоит…

— Проверяли каждый вечер. А что еще они могли сделать?

В голосе Сэма послышалась обида, и я поняла, что, сама того не заметив, повысила тон.