— Ну, тебе видней, атаман… — не стал спорить Онуфрий, хотя и понимал, что темнит Кистень. — Отведаете, чем Бог послал?
— Благодарствую. Некогда нам угощаться. — Кистень положил огромные руки на колени, легко поднялся. — Ладно, Онуфрий, на том и порешим! Завтра, как стемнеет, жди у ворот на посадский двор.
Кистень направился к выходу, но у порога остановился, как будто вспомнив что-то. Сунул руку за пазуху, достал небольшой сверток, кинул на стол.
— Твое это, как и обещал. Сам ведаешь, слово мое твердое. Я тебя не обманул, но и ты не подведи. Верю я в тебя, потому и пришел, что более не к кому! — Не дожидаясь ответа, Кистень вслед за Митрием исчез за дверью.
Онуфрий подошел, опасливо развернул мешочек. Так и есть, не обманулся! Восемь золотых монет сверкали, раскидывая по стенам отраженный огненный свет. Потрогал одну на зуб. Золото, — тут обмана не было. Онуфрий по-быстрому припрятал монеты, бухнулся на колени перед образами:
— Господи!!! Царица небесная!!! Спаси и сохрани!!! Не дай сгинуть рабу твоему Онуфрию!!! — Отбил положенное число поклонов и только после этого завалился спать. Но глаз до утра так и не сомкнул. Наступающий день обещал быть многотрудным.
После обедни, аккурат только колокола на церкви Воздвиженья усладили слух православных мелодичным звоном, Онуфрий иступил на посадское подворье. Вошел он не через главный вход, а через боковые, едва приметные воротца. Ими пользовалась челядь, когда надо было выйти в город так, чтоб не мозолить глаза хозяевам. Оттого народа здесь никогда не было, и стражник стоял всегда один, да и тот оказался давним знакомцем Онуфрия, потому и пропустил того вовнутрь беспрепятственно, лишь перекинувшись от скуки парой слов.
Онуфрий постоял, прикидывая, с чего начать. Поправил на плече большой холщовый мешок с корчагой вина, покрутил головой по сторонам, поразившись тишине. Одного взгляда хватило, чтоб понять — хозяев нет. По двору лениво, словно мухи, слонялись без дела редкие холопы. Вдалеке слышался громкий бабий говор. Мимо, чуть не задев Онуфрия, прогрохотала телега, запряженная пегой кобылкой с полуголым возничим на облучке. Воинов заметно не было, только маячили стражники у боярских хором. Под навесом седоусый воин чистил амуницию. Онуфрий и направился прямиком к нему.
— Чего это так тихо кругом? — Онуфрий присел на край оглобли, поставил корчагу между ног.
— Так это… — Воин прервал занятие, поднял глаза. — Уехали все.
— Куды?
— А на кудыкину гору! — беззлобно ругнулся воин. — На охоту, куда ж еще. Фирс Матвеич еще спозаранку всех собрал и велел отправляться. А вчерась ловчих отправил на излучину. Там, говорят, лежбище нашли медведицы с медвежатами малыми. Вот Фирс Матвеич и хочет потешить душу охотой славной. У меня кум там, в ловчих-то. Оттого и знаю.
— То-то я гляжу тихо крутом… — Онуфрий снял картуз, поскреб в затылке. — А Кузьма с подручным своим… Андрейкой вроде кличут, тоже уехали что ль?
— Нет. Как же они уедут? А охальников кто стеречь будет? Святой дух? Да вот, недавно пробегал Андрейка по какой-то надобности… — словоохотливый воин запнулся, бросил подозрительный взгляд на Онуфрия: — У тебя какой интерес? Что это ты все вынюхиваешь? Может, ты шпынь подосланный? А?
— Дурья башка! — Онуфрий рассмеялся. — Чего удумал. Во дает… Да знакомец он мой, Кузьма-то. Вот и хотел вином его угостить добрым. Именины у моей младшей, я и разговелся с утра. А в одиночестве пить не могу — чарка горло дерет.
— Это дело хорошее. По такой жаре только и сидеть где в тени за чаркой с вином! — Воин, сразу растеряв подозрительность, заинтересованно придвинулся ближе. — Так и я бы выпил за твои именины.
— Так в чем дело? — Онуфрий похлопал рукой по корчаге. — Тут всем хватит.
Поднялся, расслабленно потянулся.
— Ты вот что. Бросай драить свою кольчугу, да ступай в оружейную. Да стража воротного позови. Нечего ему там одному куковать. Пусть ворота запрет, да тож подтягивается.
— А ну, как боярин прознает?
— Как он прознает? Ежели только кто ему скажет. Сам же говорил, он только к утру заявится, а, может, и того позже. За это время можно не одну корчагу вина выпить… Нет, дело хозяйское. Хочешь, сиди здесь, а я пошел. Жарко, как бы вино до времени не скисло.
— Да ты погодь! Быстрый какой. Сейчас придем мы! — Жажда дармовой кружки вина, да еще такого доброго, победила в воине осторожность, и он споро вскочил и убежал за своим товарищем.
Онуфрий насмешливо посмотрел ему вслед, взвалил мешок себе на плечи и пошел в оружейную. Вскоре там стоял шум да гам. Раскрасневшиеся воины, вмиг забыв о службе, перебивая друг друга и толкаясь локтями, гомонили каждый о своем. Вымысла в них было более чем правды, но это мало кого волновало. Онуфрий сидел в стороне и в разговор не вмешивался, а только вина подливал. Да на него уже и внимания-то никто не обращал — главное, чтоб вино в корчаге не кончалось. Но того было вдосталь. Заслышав шум, подходили и еще воины, и никто без глотка вина не уходил. В этакой суматохе и собак выпустить забыли. И те бесновались в своих клетях, просясь на волю.
Когда совсем засмеркалось, Онуфрий выскользнул во двор, осторожно отпер тяжелые засовы и выглянул наружу. Тихо свистнул, и в тот же момент перед ним выросла бородатая рожа Кистеня.
— Чего долго так?
— Ждал, пока утихомирятся. — Онуфрий посторонился, пропуская ватажников внутрь подворья. — Но сейчас вроде все — дрыхнут и до утра вряд ли очухаются.
— Тогда веди. Показывай, где узницу держат.
Рогнеда впала в очередное забытье, когда сквозь сумрак сознания проник звук отпираемой двери.
«Пришли, мучители», — мелькнуло в голове, и узница шевельнулась в своем углу, отодвигаясь от надвигающихся стражников.
Сейчас они ее схватят и поволокут опять к палачу. А там боль, страх и… ужас. В мозгу вспыхнули разноцветные картинки. Вроде был здесь палач, или это ей только привиделось? Разговаривал с ней, лапал своими огромными ручищами. Смешно как. Чего он, интересно, от нее хотел? Ха-ха-ха, ясно чего. Всем им одного надо, аспидам огнедышащим. Но я не дамся. Нет!!! Пусть руки его отсохнут!!! Рогнеде опять стало смешно. Она представила, как у палача отсыхают руки, а сам он становится похожим на пучеглазую чурку без рук и ног.
Смех сумасшедшей, отразившись от стен, наполнил темницу дьявольским хохотом.
— Тихо, девонька… — Над ней склонилось бородатое лицо. — Охолонь. Совсем умом тронулась в каземате этом. Ничего, сейчас в чувство приведем.
Кистень пару раз наотмашь ударил Рогнеду по лицу. Голова мотнулась из стороны в сторону, она замолкла на полуслове и вдруг из глаз брызнули слезы.