Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прибыв на озеро, я вызвал из деревни начальника почтового отделения коммуниста Якова Бердниковича. Из беседы выяснилось, что в деревне есть по крайней мере полтора десятка человек, которые уже действуют как партизаны, и большое количество людей, готовых хоть сегодня вступить в отряд. Мы поручили Бердниковичу связаться с ними, а сами занялись устройством жилья.
Под одним из деревьев облюбовали уютное местечко и соорудили шалаш. Пока Войтик занялся «оборудованием» его, мы — Мачульский, Бондарь, Бельский и я — решили обсудить план наших дальнейших действий. Ощущалась настойчивая необходимость укрепить связи с остальными районами. Нас беспокоило, что уже несколько дней не было известий из Любани. Я намеревался послать туда Войтика, в Краснослободский район — Бородича. В Копыльском, Гресском, Руденском и смежных с ними полесских районах надо было побывать самим.
Нам было известно, что в Краснослободском районе партизанами руководил секретарь райкома партии Жуковский, в Копыльском — инструктор райкома Жижик, в Гресском — заведующий военным отделом райкома Заяц, в Стародорожском — Петрушеня, в Руденском — Покровский, в Борисовском — Яраш, Ходоркевич, в Бегомльском — Манкович, в Червенском — Романенко, Плоткин, Кузнецов, в Смолевичском — Марков, в Плещеничском — Ясинович. Чтобы шире развернуть работу партийных и комсомольских организаций, необходимо было подобрать кадры и повсеместно создать подпольные райкомы. Находить новых людей, воспитывать их, втягивать в работу — это была нелегкая задача. И эта задача стояла перед нами.
Мачульский, Бондарь и Бельский с наступлением ночи отправились в Красную Слободу, Копыль, Гресск, а мне предстояло связаться с полесскими районами. Мы считали также, что Мачульскому надо попытаться добраться до Минска, побывать в Борисове, Плещеницах.
На следующий день ко мне пришел Бердникович, и мы с ним отправились в деревню Рог. Любопытно было посмотреть, что там за бойцы, о которых так много говорили как о людях не очень дисциплинированных и беззаботных.
Деревня Рог напоминала Красный Берег. Такая же по величине, с такими же хатами. Только болот вокруг меньше да грунтовые дороги проходят не так далеко, как в районе Красного Берега.
На улице безлюдно. Одна женщина вышла со двора с пустым ведром, сделала шагов пять нам навстречу, потом, блеснув глазами, быстро вернулась назад. Вскоре вышел парень в военной гимнастерке и уставился на нас пытливым взглядом.
— Что, не узнал? — насмешливо спросил Бердникович. — Не бойся, люди свои.
— Вас-то я узнал, — холодно ответил парень и не двинулся с места.
— Из тех самых? — тихо спросил я, когда мы немного отошли.
— Из них, — ответил Бердникович, — самый главный авторитет!
— Фашистов еще не было здесь?
— Нет, фашисты еще не заглядывали, а вот житковичские полицейские, — не скрывая тревоги, рассказывал Бердникович, — повадились сюда, уже несколько раз были. Все этих ребят выслеживают. Недавно нашли одного, еще совсем больного, с тяжелой раной в груди. Вытащили из каморки, взвалили на телегу и увезли. А женщину, которая прятала парня, избили до полусмерти.
Мы зашли в небольшую хату в конце деревни. Встретила нас молодая хозяйка, в белом платке, смуглая, с бойкими карими глазами. Бердниковичу она сдержанно кивнула головой, а на меня посмотрела долгим испытующим взглядом.
— Свои, — сказал Бердникович. — Принимай гостей, Наталья.
Он, видимо, на правах близкого человека в этом доме пригласил меня сесть, не ожидая, пока это сделает хозяйка, потом присел у стола сам. Наталья все бросала на меня короткие пытливые взгляды.
— А где же твоя старуха? — обратился к ней Бердникович.
— А там где-то, на огороде, — быстро ответила Наталья, — с картошкой мы еще не управились. Может, позвать?
— Нет, не надо, пусть себе копается. А молодой твой где?
Женщина вспыхнула:
— Какой молодой?
— Ну, тот самый, с зелеными петлицами.
— Какой же он мой? — вдруг повысила голос Наталья. — Какой же он мой?! — И, обращаясь уже ко мне, с жаром продолжала: — Человек кровью истекал, пуля плечо насквозь пробила, ну, подобрала я, выходила. Так разве ж это мой? Поправился, встал на ноги и пускай себе идет, куда надо… Я давно ему говорю, чтобы шел к своим, на фронт. И он пойдет, вот только еще один его товарищ поправится.
— Хорошо, хорошо, — успокоил ее Бердникович. — Никто тебе плохого не говорит. Иди скажи ему, пусть позовет сюда своих дружков, скажи, что командир партизанского отряда приехал и хочет с ними поговорить.
— Сейчас, — ответила женщина и выбежала из хаты.
— Боевая, — заметил вслед ей Бердникович. — Сама хочет идти в партизаны, да свекровь не с кем оставить; муж еще в тридцать девятом в армию ушел. Она живо их соберет. Ее слушаются, а меня, черти, должно быть, намеренно избегают.
И военные в самом деле скоро явились. Они пришли под командой того самого парня, который встретился нам на улице. Парень был в сержантской форме. Оставив своих товарищей в сенях, попросил разрешения войти, прищелкнул каблуками и доложил, что все в сборе, за исключением одного бойца, который еще не может ходить. После этого он назвался — Иван Петренко.
Зашли все в хату. Наталья быстро разместила их и сама присела у печки.
— Ну что ж, ребята, — обратился я к бойцам, — подлечились, набрались сил?
— Подлечились, товарищ… — поднявшись, начал сержант и запнулся.
— Что, не знаешь, как дальше, с кем имеешь дело? Для того и встретились, чтобы познакомиться.
И тут вдруг заговорила Наталья. Она даже раскраснелась от волнения, вскочила с места.
— Я ж тебе говорила, кто это, я ж тебе говорила! И что он сомневается, если ему правду говорят? Ну что это за человек такой упрямый?
Наталья сделала шаг ко мне:
— Я вас узнала, товарищ Козлов. Как только в хату зашли, так и узнала. В прошлом году было совещание в Минске — всех колхозных передовиков вызывали. Видела я вас там и слышала, как вы выступали.
— Да кто же сомневается? — переступая с ноги на ногу, оправдывался сержант. — Никто не сомневается. А если бы сомневался, не привел бы ребят. Слушаем вас, товарищ командир.
— Оружие у вас есть? — спросил я.
— Есть.
— В порядке?
— В полном порядке, — ответил сержант.
— Пора приниматься за дело, ребята, — строго сказал я. — Будете помогать нашим партизанским отрядам. Вы, сержант, назначаетесь старшим группы.
— Есть, — козырнул сержант, и голос его дрогнул. — Мы уже давно, товарищ командир, хотели снова взяться за оружие, да, по правде сказать, не знали, куда податься, с чего начинать. Оторвались немного мы…
Было назначено место и время сбора. Бердникович отправился уведомить своих. На обратном пути на улице я подозвал сержанта Петренко и показал ему фашистскую листовку, которую только что принесла мне Наталья. В листовке было напечатано, что гитлеровская армия подошла уже к самой Москве, что через месяц-два большевики капитулируют и во всей России будет установлен лучший в мире «новый порядок».
— Это вы видели? — спросил я.
— Видели, — покраснев, ответил сержант. — Прошлой ночью кто-то подбросил.
— Вот то-то и оно, что прошлой ночью. Фашистский прихвостень, агент гестапо у вас под носом листовки разбрасывает, а вы тут погуливаете…
И, отведя парня в сторону, я приказал:
— Сейчас же пошлите своих бойцов по всем соседним деревням, чтобы расклеили везде наши листовки.
Я дал сержанту экземпляров пятьдесят недавно выпущенной листовки. В ней рассказывалось, что наши войска ведут беспощадную борьбу с врагом, отстаивая каждую пядь советской земли, что гитлеровцы несут большие потери в живой силе и технике, что в тылу разгорается пламя партизанской борьбы и сотни тысяч патриотов Белоруссии поднялись на всенародную битву с ненавистными фашистскими поработителями. Листовка призывала население не верить фашистской лжи и активно участвовать во всенародной борьбе с врагом.
Через несколько дней в лагерь пришел связной от Меркуля. Это был счетовод Старобинской МТС Степан Петрович, которого я знал еще с того времени, когда работал директором этой МТС. Петрович доложил:
— Пришел с донесением штаба.
— Что ж, давай сюда.
— Вот я сейчас все расскажу.
— А письменно?
— Ничего не писали, Василий Иванович, остерегались фашистов. По району рыскают отряды эсэсовцев: наши засады растревожили оккупантов. Я и так все помню, все до мелочей — был же там, своими глазами видел.
И Петрович начал рассказывать. Голос его звучал молодо и даже торжественно, когда он говорил об успехах партизан. На его загорелом, уже далеко не молодом лице часто появлялась веселая усмешка. Наиболее меткие слова он подкреплял выразительными жестами, и доклад получился очень впечатляющим.