Читать интересную книгу Битва за космос - Том Вулф

Гас и Джо немного выпили – это было уже после наступления темноты, – и старый товарищ стал поддразнивать Гаса: мол, ему и его приятелям пора поспешить, иначе Джо и его парни опередят их. И как же это у вас получится? – был вопрос. Ну, ответил Уокер, теперь у нас есть ракетный двигатель в пятьдесят семь тысяч фунтов нагрузки, а «Редстоун», который поднимает в воздух эту вашу капсулу, дает всего лишь семьдесят восемь тысяч, так что мы почти сравнялись с вами, причем мы ведь летаем на этой хреновине. Мы действительно летаем на ней и сажаем ее на землю. Джо Уокер хотел лишь прояснить ситуацию и слегка поддразнить Гриссома, но не смог удержаться от интонации превосходства, показывающей, какое место эти вещи занимают в настоящей иерархии, на пирамиде. Теперь все смотрели на астронавта Гриссома и ждали, что он ответит. Гриссом, который умел быть крепким орешком, когда того хотел, пристально посмотрел на Уокера… и разразился смехом.

– Ох, Джо, – сказал он, – я теперь все время буду оглядываться и, если увижу, что ты пролетаешь мимо, честное слово, помашу рукой.

Вот так Джо Уокера и истинных братьев поставили на место! Времена изменились, и Гриссом даже не рассердился. Джо Уокер и Чак Йегер уже не могли сказать или сделать ничего такого, что изменило бы новый порядок вещей. Астронавт теперь стоял на самой вершине пирамиды. А ракетные пилоты стали уже… старичками, погрузившимися в воспоминания… Это было ясно даже без слов. Это носилось в воздухе, и все это понимали. Черт побери! Ведь когда они в Мьюроке только начинали летать на реактивных и ракетных самолетах, наверняка тоже находились такие вот старикашки, несчастные старые ублюдки, которые в свое время прекрасно летали на обычных пропеллерных самолетах и полагали, что именно они по-прежнему стоят на вершине. Полеты – это вам не бейсбол или футбол. Нет, в полетах любое серьезное технологическое новшество могло изменить правила игры. А система «ракета-капсула», – слово «система» было теперь у всех на устах, – и стала таким новшеством. Нет, теперь Гасу нечего было обижаться на Джо Уокера или еще на кого-нибудь из Эдвардса.

Гас, похоже, совершенно не волновался. Иногда он немного раздражался во время собраний, на которых в течение последних двух недель перед полетом сидел вместе с инженерами. Он ворчал из-за того, что инженеры постоянно пытались что-то изменить в последнюю минуту, но это было просто стремление как можно скорее отправиться в полет. В подготовке к полету чувствовался дух старого доброго Эдвардса, когда вместо рычага можно было использовать рукоятку от метлы. Как раз за две ночи перед полетом до одного из врачей дошло, что необходимо подготовить для Гаса мочеприемник, чтобы избежать неприятностей, случившихся с Шепардом. Чертовски умная мысль! Было решено изготовить приемник из обычного резинового презерватива. Но как сделать, чтобы он удерживался на месте и не слезал? Помогла Ди О'Хара, медсестра. Она отправилась в Какао-Бич и купила ремень, на котором и должен был держаться презерватив. Этот чертов ремень здорово давил на пах но Гас подумал, что как-нибудь переживет это. В общем он совершенно не нервничал, этот летчик-испытатель старой школы. Он даже испытал атмосферу полета, как и Шепард. 19 июля Гриссома поместили в капсулу и запечатали люк, но тут полет был отложен из-за неподходящих метеоусловий. А состоялся он 21 июля. Судя по пульсу и дыханию (эти показания передавались через датчики), Гас во время обратного отсчета нервничал гораздо сильнее, чем Шепард. Но эти показания сами по себе не имели серьезного значения, и никто бы о них не вспомнил, если бы не то, что случилось в конце полета. Сам полет почти не отличался от первого, разве что у капсулы Гриссома был более сложный ручной регулятор, а также окно вместо перископа, что позволяло астронавту гораздо лучше рассматривать окружающий мир. В течение пяти минут невесомости пульс Гаса оставался на уровне примерно сто пятьдесят ударов в минуту – пульс Шепарда никогда не превышал ста сорока, даже во время взлета, и дошел до ста семидесяти во время запуска тормозных двигателей перед вхождением в атмосферу. Между врачами существовала негласная договоренность: если пульс астронавта превысит сто восемьдесят ударов, полет следует отменить. Капсула приводнилась практически точно в намеченном месте, как и у Шепарда, – в трех милях от спасательного авианосца «Рэндолф». Капсула упала на воду, накренилась набок, как и в первый раз, и начала выпрямляться. Гриссому, как и Шепарду, показалось, что он слышит булькающий звук внутри; астронавт стал оглядываться, не просачивается ли вода, но ничего не заметил. Спасательный вертолет с позывным «Охотничий клуб-1» подлетел к капсуле меньше чем через две минуты. Гриссом все еще лежал на спине в кресле, как и в самом начале полета, а капсула покачивалась на волнах.

Гриссом произнес в микрофон:

– Порядок. Дайте мне побольше времени, а потом подлетайте.

Пилот вертолета, лейтенант флота Джеймс Льюис, сказал:

– Я – Охотничий клуб-один. Нахожусь на орбите, над капсулой.

Гриссом ответил:

– Вас понял. Дайте мне минут пять, чтобы отметить положения переключателей. А потом я сделаю знак, и вы меня подцепите. Вы готовы подцепить капсулу в любой момент?

Льюис подтвердил:

– Охотничий клуб-один, вас понял, мы готовы.

Дело в том, что астронавт должен был отметить жирным карандашом положения переключателей («включено/выключено»).

Через пять с половиной минут Гриссом снова связался с Льюисом:

– Охотничий клуб, это Колокол свободы. Вы готовы к подъему?

Льюис ответил:

– Охотничий клуб-один, готовность подтверждаю. Гриссом сказал:

– О'кей, подцепляйте, а потом сообщите мне, и я отстрелю люк.

– Охотничий клуб-один, вас понял, мы дадим знать, когда будем готовы.

И снова Гриссом:

– Вас понял, я раскупориваю скафандр, потому что здесь жарко… Давайте…

– Один, вас понял.

– Теперь, как только вы мне скажете, что готовы, я сниму шлем, подам энергию и отстрелю люк.

– Один, вас понял. Когда отстрелите люк, хомут уже будет ждать вас, а мы уберем шасси.

– Да, вас понял.

Для пилота вертолета Льюиса эта процедура выглядела как обычная спасательная операция, в которых он и его второй пилот, лейтенант Джон Рейнхард, участвовали не один раз. У Рейнхарда был шест с крюком на конце, похожий на пастушеский посох, – им он должен был зацепиться за петлю на горловине капсулы. Шест был прикреплен к канату. Таким образом вертолет мог выдерживать 4000 фунтов, в то время как капсула весила примерно 2400 фунтов. Льюис завис в воздухе и приблизился к капсуле, когда вдруг увидел, что ее боковой люк отлетает в воду. Но астронавт не должен был отстреливать люк без сигнала! А Гриссом… Гриссом выкарабкался через люк и плюхнулся в воду, даже не взглянув вверх. А потом поплыл, как сумасшедший. Вода проникала через люк, и проклятая капсула тонула! Льюис не беспокоился за Гриссома, так как не раз отрабатывал с астронавтами подобные ситуации и знал, что их скафандры держат на воде гораздо лучше, чем любой спасательный пояс. Казалось, что астронавтам даже нравилось плавать в скафандрах. Поэтому Льюис опустил вертолет до уровня воды, чтобы попытаться вытащить капсулу. Но теперь над водой торчала лишь ее горловина. Рейнхард стал работать «пастушьим посохом», высунувшись из вертолета и отчаянно пытаясь зацепиться за капсулу крюком. Наконец ему это удалось – как раз тогда, когда капсула исчезла под водой и, как кирпич, пошла ко дну. Вертолет теперь висел так низко, что все три его колеса находились в воде. Он напоминал толстяка, пытающегося вырвать из земли пень. Наполненная водой капсула весила пять тысяч фунтов – на тысячу фунтов больше грузоподъемности вертолета. Уже загорелось красное табло – предупреждение о надвигающемся отказе двигателя, – и Льюис дал сигнал второму вертолету, который уже находился рядом, чтобы тот подобрал Гриссома. Наконец Льюис вытащил капсулу из воды, но не мог уже двинуть вертолет в сторону авианосца. Он просто завис в воздухе, словно колибри. Красные табло вспыхнули по всей панели. Льюис мог лишиться и вертолета, и капсулы. Поэтому он отпустил капсулу. Она пошла ко дну и исчезла навсегда. Глубина в этом месте достигала трех миль.

Наконец Льюис улетел, а Гриссом по-прежнему находился в воде. Он размахивал руками, словно бы говоря: «Со мной все в порядке». Второй вертолет снижался, чтобы выбросить «хомут».

На самом деле Гас хотел сказать: «Я тону! Сволочи, я же тону!»

Как только астронавт выбрался через люк, он поплыл, спасая свою жизнь. Проклятая капсула тонула! Его скафандр зацепился за какой-то ремень – вероятно, идущий к канистре с краской. Это подействовало как выброс парашюта: Гаса потянуло ко дну, и он стал тонуть. Он тонул – в этом не было сомнений… В этот момент Гриссом не был ни астронавтом, ни пилотом. Он был обычным утопающим. Избавиться от смертоносной капсулы! – вот главное. Затем Гас немного успокоился. Он плыл в океане под рев винтов вертолета. Оказалось, что он все-таки не тонул. Скафандр держал его в воде на уровне подмышек. Гас посмотрел вверх. С вертолета свисал «лошадиный хомут». Хомут, который спасет его! Но вертолет улетал! Он летел к капсуле! Гас видел, как Рейнхард высунулся из вертолета, пытаясь подцепить ее крюком. Из воды торчала лишь горловина. Гас поплыл к капсуле. В скафандре делать это было нелегко, но зато он держал Гаса на воде. Проплыв немного, Гас остановился: скафандр по-прежнему удерживал его в воде на уровне подмышек. Мелкие волны разбивались об его голову, и астронавт слегка наглотался воды. Он чувствовал, что утратил самообладание. Он барахтался посреди океана. Гриссом еще раз взглянул вверх и увидел второй вертолет. Гас безостановочно размахивал руками, но никто не обращал на него внимания. Теперь уже он не торчал над водой так высоко: скафандр стал терять свою плавучесть. Он становился все тяжелее… и тянул Гриссома вниз. У скафандра имелось уплотнение, которое обхватывало шею астронавта, как свитер с высоким воротником, чтобы вода не просачивалась внутрь. Это уплотнение было закреплено недостаточно прочно, и из скафандра выходил наружу воздух… Нет! Это был кислородный клапан! Гас совершенно забыл о нем! Этот клапан пропускал кислород в скафандр во время полета. Гас отсоединил кислородный шланг, но забыл закрыть клапан. Теперь пузырьки кислорода булькали где-то внизу, а скафандр становился камнем и тянул Гриссома вниз… Он вытянул руку и закрыл клапан под водой. Но теперь его голова ушла под воду, и он нахлебался воды. Астронавт смотрел вверх, размахивая руками, а вертолетчики махали ему в ответ. Вот придурки, почему же они не догадываются? В окне одного из вертолетов торчал человек с камерой, оживленно снимающий Гаса. Они размахивали руками и делали снимки. Глупые ублюдки! Совсем помешались на этой чертовой капсуле, а он тонул у них на глазах… Гаса продолжало тянуть ко дну, но он выныривал, глотая воду, и размахивал руками. Но от этого его лишь сильнее тянуло вниз. В скафандр, казалось, напихали фунтов двести влажной глины… Да это же десятицентовые монетки! Они и прочая ерунда! Боже, десятицентовики и еще эти проклятые безделушки! Они здесь, в коленном кармане… У Гриссома была замечательная идея – взять с собой в полет сто однодолларовых банкнот (в качестве сувениров), но у него не нашлось лишней сотни, так что он решил заменить их двумя столбиками десятицентовых монет по пятьдесят штук каждый. А еще Гас также прихватил на всякий случай три однодолларовые купюры и целую кучу миниатюрных моделей капсулы. И теперь весь этот сентиментальный мусор, который он сдуру запихал в коленный карман, тянул его ко дну… Десятицентовики! Серебряная смерть!