На их кухне. Словом, завораживающая картина, и поэтому он будет завтракать в полотенце. Не голый же?
Они ели овсянку с черникой и болтали обо всем подряд – погода, вид за окном, играющая фоном музыка. При этом под столом он гладил своей стопой ее. А когда прекращал – тогда она принималась гладить своей ногой его.
Потом Кира отнесла тарелки в раковину, принялась наливать из кофеварки кофе. Макс сидел, привалившись к стене, лениво думая, что он обнаглел в край и ведёт себя ну уж не как гостеприимный хозяин. Хотя какого черта – хозяин? Вон хозяйка имеется: пританцовывает на кофейно-бежевой плитке и выглядит так, словно была тут всегда в этой «полапай-нас» футболке и «вдуй-мне» трусах.
Когда Макс уже совсем было решил оторвать свою прикрытую полотенцем задницу от стула и достать из холодильника масло и сыр, а из шкафчика печенье, зазвонил телефон. Кирин телефон. Она обернулась от кофеварки, поставила кружку на стол. Но он уже поднёс ее телефон к уху.
– Доброе утро, Раиса Андреевна. Да, Кира у меня. Всё в порядке. Накормила меня завтраком, сейчас моет посуду. Невероятно хозяйственная она у вас. А, ну да, – рассмеялся. – Теперь уже у меня. Ага, хорошо, понял. Сейчас спрошу, – он прижал телефон к плечу. – Кирюша, твоя мама спрашивает, в котором часу мы к ней в гости приедем?
Кира смотрела на него без улыбки. Потом сделала какой-то неопределённый жест рукой, который Макс интерпретировал как: «Решай сам» и снова отвернулась к кофеварке. Ну, сам так сам.
– К четырём нормально будет? А то у нас еще есть кое-какие дела. Ну, всё, договорились. К четырём будем.
Кира поставила на стол две чашки с кофе. Села напротив и принялась молча пить кофе. Молчала и улыбалась. И ему тоже хотелось немножко помолчать и улыбаться ей поверх чашки с кофе. Но тут снова зазвонил телефон. На этот раз – его.
Они посмотрели на аппарат оба. И офигели тоже оба. Но схватить первой успела Кира.
– Как это понимать?! – Кира обличающее повернула телефон к Максу. На экране было фото блондинки с крупными губами и подпись «Яна-минет».
– Вот чёрт! – Он попытался взять трезвонящий телефон, но Кира быстро убрала руку.
– Что, пришло время утреннего минета?! Мне уйти?
– Кира! Я с ней виделся последний раз полгода назад, в марте.
– Тогда какого хрена она тебе звонит?
– Не знаю!
– Ладно, – она вдруг выдохнула и сказала гораздо тише: – Сейчас узнаем. – И, уже в телефон: – Да? Совершенно верно, это телефон Максима. Нет, он не может подойти. Он принимает душ. Что-то передать? Кто я? – Кира поднесла к губам кружку и отпила кофе. – Я его невеста. Еще есть вопросы? Странно, – пожала плечами и положила телефон на стол. – Бросили трубку.
– Да? – неопределённо ответил Макс, уткнувшись в кружку.
Вот Яночка, вот же дрянь. И что ей вспомнилось спустя полгода? В самый неподходящий момент? И сам он хорош!
– А скажи мне, милый, неужели у тебя все девочки так записаны в телефоне? «Яна-минет»? «Лиза-анал»? «Кира-не дам»?
– Перестань! Не там никакой «Лиза-анал»! Можешь сама посмотреть! Кира Артуровна Биктагирова есть!
– Какого хрена ты не удалил ее номер, если вы расстались? И неужели всё то время, пока вы были вместе, она у тебя в телефоне так и значилась?
– Нет. Это я потом переименовал контакт, – Макс не помнил, когда ему было в последнее время так неловко.
– На всякий случай, – язвительно кивнула Кира. – Зачем удалять? Запасной аэродром.
– Да я сейчас удалю!
– Я сама удалю всё, что мне не понравится! – Ханский темперамент показывал себя во всей красе. А потом Кира покачала головой. – Нет, это надо придумать! Яна-минет. Неужели так хороша в этом деле, что забыть не мог?
– Да не особо… – сказал Макс, а потом вдруг, неожиданно для себя, добавил другое: – Хотя, если честно, да. Очень хороша. Качественно и с душой к делу подходила.
– Ах, вот ка-а-ак…
Макс понял, что сейчас что-то будет. Только вот с каким знаком? Но от следующей фразы всё равно опешил.
– Я тоже хочу у тебя отсосать.
У него мгновенно окаменело лицо. Глаза стали холодные. Видно, как сжалась челюсть. Слова произнёс, почти не разжимая губ. Бесцветным голосом.
– А я этого не хочу.
Да что же она творит?! К чему это все? Нелепый звонок, случайный, ничего не значащий для него – это очевидно. А она тут же готова сорваться в прошлое, которое тоже не должно уже ничего значить. И испортить их первое настоящее такое чудесное утро. Нельзя. Неправильно. И ее любимый этого просто не заслужил.
– Да, ты прав. Я тоже этого не хочу, – Кира резко подвинулась вместе с табуретом к нему, так, что Максу пришлось шире развести колени, чтобы дать ей место. – Я другое хочу сделать.
– Что? – Его лицо немного расслабилось, но напряжение еще читалось.
– Не бойся… это не страшно… – Ее губы так близко, пахнут кофе и черникой. – Я всего лишь немножко поглажу тебя. Пальцами.
Только тут Макс сообразил, что полотенца его лишили. И через секунду – действительно. Пальцами. Самыми кончиками. Он шумно выдохнул.
– Т-ш-ш-ш… – Теперь она шептала ему на ухо. – Не бойся. Это приятно. Я немножко поглажу тебя. Здесь. И здесь. А вот здесь приятнее всего, да?
– Да… – выдохнул он.
У него час назад бы потрясающий секс. А сейчас под ее пальцами ощущение такое, что два года на сухом пайке. Ломит там всё, и хочется гораздо большего, чем эти лёгкие прикосновения.
– Сильнее можно?
Эти нарочито невинные интонации добивали его. Едва смог кивнуть. И охнуть, когда ее ладонь сжалась. Потом двинулась вверх. И вниз. А он затылком прижался к стене. – Я еще немного так… и вот здесь… хорошо?
Ни кивать, ни издавать связные слова он был уже не в состоянии. Промычал что-то, не открывая глаз. И бёдрами вверх. Всё, что смог.
– Вот и умница, – продолжала мурлыкать она. – Тебе нравится. И мне нравится. И… о-о-о… оказывается, ты умеешь быть влажным и без меня, – Ее пальцы медленно и нежно размазывали выступившие капли по гладкой горячей коже. – А знаешь, что мы сделаем дальше?
– Что? – невероятно, но он смог выдохнуть это слово.
– А дальше я… – Ее ладонь снова принялась ритмично двигаться, – дальше я встану на колени перед тобой и сделаю всё то же самое, но губами. Языком. Ртом. Сначала потихоньку, а потом, когда ты перестанешь бояться и привыкнешь – сильно. Так, как сейчас рукой. Хорошо? Позволишь?
В ответ он смог только простонать ее имя. Она расценила это как согласие. Скрипнул по плитке отодвинутый табурет. Она опустилась