чём вы подумали, – начала я, не зная, как продолжить.
– Кто вы? – повторила вопрос хозяйка, обращаясь теперь к Профессору.
– Это мой друг, – ответила я, – он болеет и остался у меня переночевать, всего на одну ночь.
– Гхм, – Профессор откашлялся, – простите мой неподобающий вид, но я абсолютно здоров. Это всё она.
– Кто она?
– Да вот она, – он указал на меня, – маленькая врушка. Обманом меня сюда затащила, обещала накормить. Сказала «приглашаю вас на ужин», но тут мышь повесится от голода. Вы видели?
– Что?
– Мышей. Не видели? – он весь выражал спокойствие и умеренное любопытство.
Старушка молчала.
– Я тоже не видел, но она говорит, что они тут есть.
– Есть, – нетерпеливо, обрадовавшись возможности влезть в разговор, ответила я, – ещё как есть.
– Как хорошо, что вы пришли, – продолжил Профессор, сев на кровати и перекинув через плечо на манер римской тоги одеяло, – проходите. Вы спасёте меня из плена?
– Вы кто?
Старушку, кажется, переклинило.
– Я – Профессор.
– Что вы здесь делаете?
– Я спал. Ждал своё мороженое.
– Уходите немедленно.
Я закрыла глаза ладонями, полагая, что это сделает меня невидимой.
– Ну что вы, так негостеприимно, – с нарочито оскорблённым видом он качает головой, встряхивает пачку, извлекает и закуривает сигарету. – Соня, сделай нам кофе, пожалуйста.
Я, чтобы убедиться, не галлюцинация ли это всё, протёрла рукой глаза. Как того и следовало ожидать, всё осталось на прежних местах. Хозяйка покосилась на конверт и, как одурманенная, молча подошла к комоду. Со скрипом села на стул, который сама же с моей помощью оборачивала прозрачной плёнкой.
Бог знает чем бы закончилось это жутковатое свидание, если бы не особое гипнотическое действие, которое – я до сих пор не могла привыкнуть – Профессор, не прикладывая никаких видимых усилий, оказывал на женщин любого возраста. Они начинали таять и растекаться, посмеиваться и краснеть. На морщинистом лице квартирохозяйки я заметила розовую краску, коснувшуюся кончиков ушей. Серьги в вытянутых мочках кокетливо раскачивались. Он проник в её душу, как верблюд в игольное ушко.
– Прошу прощения, не расслышал ваше имя.
– Я его не говорила, – она провела руками по исцарапанной поверхности деревянного комода.
– И всё-таки? – уголок его рта приподнялся.
– Виктория. Александровна.
– Очень приятно, Виктория Александровна. Вы, наверное, хозяйка, раз у вас есть ключи.
– Да. Я хозяйка, – по её лицу блуждала рассеянная улыбка.
– Чудесная комнатка. И место такое хорошее – в самом центре, – он сидел, прислонившись к стене, в позе, которая выражала спокойствие. Лицо хозяйки подобрело.
– Вы пришли за оплатой?
Хозяйка поджала губы и утвердительно кивнула.
– У неё нет денег, – он громко рассмеялся.
– Неправда. Есть, – сказала я, заглядывая ей в лицо.
Она недоверчиво покачала головой, но пододвинула к себе конверт. Пока она пересчитывала деньги, я стояла напротив, стараясь заслонить спиной Профессора и одновременно привести себя в порядок – ногтями соскребала оставшиеся со сна засохшие вокруг рта хлопья.
– А за электричество вы посчитали? – спросила она как ни в чём не бывало, как спрашивала каждый месяц.
– Совсем забыла. Я сейчас, – я подхватила деревянный табурет, телефон, чтобы подсветить и сфотографировать цифры на счётчике, и выскочила в коридор, где встретилась лицом к лицу с подслушивающей возле двери соседкой. Она отвернулась и принялась возиться с навесными замками на своих, отвоёванных в ходе соседских войн, шкафах. Стоя на табурете к ней спиной и пытаясь снять показания со счётчика, я услышала, как она прошипела: «Шлюха».
Пока я была в коридоре, обстановка в комнате несколько изменилась. Профессор встал и, не обращая внимания ни на свою наготу, ни на притаившуюся в углу старушку, принялся шарить по комнате, нащупывая сброшенную накануне одежду. Одевшись, он что-то проворчал и зажёг сигарету. Он затянулся и пепел упал на подушку. Он вёл себя так, словно рядом никого нет, и был удивительно хорош собой.
Произведя на калькуляторе манипуляции с цифрами, я вычислила набежавшую за месяц сумму за электричество – перемножила ватты на рубли, записала цифру на бумажке и передала хозяйке – она просила меня высчитывать в точности до копеек, но я округляла в большую сторону. Триста восемьдесят три рубля.
Я заметалась по комнате, выискивая деньги.
– У меня только 350, 33 отдам в следующий раз.
Она вздохнула, нервно тряхнув кудрями. Профессор протянул мне сотню.
– Меньшее, что я могу сделать, – сказал он, расплываясь в улыбке.
Я взяла деньги и протянула ей.
Она с ужимкой сняла колпачок с ручки и поставила подпись на замызганной бумажке, не имеющей никакой силы, но нёсшей символический характер, узаконивая наши отношения.
Все формальные процедуры были завершены, но она, кажется, не собиралась уходить – как сидела на клеёнчатом стуле, так и сидит. Время шло, и казалось, что мы никогда не выйдем из этой комнаты. Естественно, ей хотелось поговорить, сделать мне выговор, отчитать по всем пунктам – посторонние, посторонние мужского пола, курение в комнате, но она, кажется, была смущена присутствием мужчины, хотя уже и одетого. Молчание затянулось, и на этот раз Профессор снова меня спас:
– Ну я пойду, – улыбнувшись и протянув ей руку, сказал он, – Auf Wiedersehen![33]
Она замигала глазами и кивнула.
– Auf Wiedersehen, Professor, – сказала она так тихо, что я больше прочитала по губам, чем услышала её ответ.
Единственное, чего мне хотелось после всего случившегося, как можно скорее покинуть этот дом. Сердце колотилось, но самое страшное уже произошло – терять мне было нечего, и я последовала за Профессором, который обувался возле двери.
– Постойте, я тоже пойду, мне тоже надо идти, – сказала я и выскочила за ним, наугад прихватив пальто, которое, спотыкаясь, натягивала уже в коридоре.
Он шёл впереди, и я осторожно, чтобы не упасть – коленки у меня тряслись, – спустилась за ним по лестнице. Внутренний двор, фасад дома, полуоткрытые ворота, проём арки. Он вышел в переулок и зашагал прочь.
На улицах было пусто, тихо и не по сезону тепло. По бульвару пробегали трамваи. Я втягивала носом воздух и не верила своей удаче, что мне удалось уйти невредимой из, казалось бы, смертельной передряги, но самое страшное ждало меня впереди.
Мы шли по бульвару, когда он предложил позавтракать в одном, по его словам, милом месте, где он тысячу лет не был. Я знала, где это, и вела нас коротким путём, переулками – Хитровский, Казарменный, Подсосенский. Через десять минут мы очутились среди низеньких зданий в Лялином переулке перед трёхэтажным домом с зелёными ставнями на окнах и вывеской «Булошная».
Официант повёл нас в глубину зала. Столики у больших окон, где можно сидеть и смотреть на