но вовремя оборвал себя. Впрочем, Валентин понял, что я не стал говорить.
— Мы уже победили, — жестко сказал он. — Иначе бы ты в этом доме застал не нас, совсем не нас, а кого-то другого… не такого дружелюбного.
— Знаю, — согласился я. — Мы с отцом Аллы тоже так решили, когда с утра Долгих на экране появился. Ну а ещё — за мной за ночь никто не пришел.
— А что, боялся, что придут? — усмехнулся Валентин.
— Боялся, конечно, потому что ничего хорошего для себя в этом случае не ждал, — пояснил я. — Уже даже прикидывал, как буду из Москвы на «Победе» прорываться. Правда, в большинстве вариантов я погибал.
Я на самом деле думал о таком исходе. Аллу бы пришлось оставить — в надежде, что она никого не заинтересует. И про гибель я ничуть не приукрасил, потому что закрыть Москву в этом времени было проще простого — в этой столице имелось считанное количество вылетных магистралей, которые и магистралями-то назывались только в сравнении с совсем уж узкими улочками. Перекрыть их не было слишком сложной задачей — судя по всему, заговорщики с ней справились, ну а уж для законной власти поменять персонал блок-постов на своих сторонников было бы просто-напросто логично. На «Солярисе» я бы попробовал преодолеть это препятствие на скорости, но «Победа» для гонок не предназначалась изначально. Впрочем, и изделие корейского автопрома явно двигалось медленнее самых медленных пуль — поэтому свои шансы выбраться на оперативный простор Московской области я оценивал очень невысоко.
— И всё равно рискнул бы… — сказал Валентин, отбросил окурок и попросил: — Прикури ещё, пожалуйста. Смело, но глупо.
Я выполнил его просьбу, но сам закуривать не торопился.
— Как вас ранили? — поинтересовался я.
Он немного помолчал — видимо, прикидывал, что мне можно рассказывать.
— Не все сотрудники комитета поняли наши цели… — тихо сказал он. — Не всех мы готовы были отпустить с миром. И не всех могли отпустить. Пришлось брать в руки оружие… не пускать же в здание армейцев. Поэтому сами. Вот и схлопотал пару дырок.
— Смело, — вернул я его подколку. — Но глупо. И, подозреваю, парой дырок не обошлось? Что врачи говорят?
— Что жить буду, — поморщился он. — А вот рукой потом придется заново учиться действовать.
— Научитесь. Как настоящий полковник — просто обязаны научиться.
— Вообще-то уже генерал-майор. Сегодня приказ был, — с натугой улыбнулся он и процитировал: — «За успешные действия по задержанию врагов Советского государства…». Хотя ничего успешного я не совершил, только под пули подставился.
— Быстро вы… так к концу недели и генералиссимусом поздравлять придется, — искренне сказал я. — Хорошо быть на правильной стороне истории… Может, и мне чего обломится? Шучу, шучу! Ничего мне не надо. Лишь как в песне — жила бы страна родная.
— И нету других забот? Хорошо, если так, только ты всеми своими делами доказываешь, что забот у тебя много и помимо блага страны. Так… — он резко повернулся в сторону дома Боба — или неведомых мне Мозиных из Минвнешторга… — Кажется, началось…
* * *
Я ничего не слышал. До меня доносились звуки большого города, которые в этом поселке были приглушенными, но узнаваемыми — несмотря на государственный переворот, по улицам по-прежнему ездили машины и шумел ветер в деревьях. Мне показалось, что где-то недалеко проехала некая машина со спецсигналом — то ли милиция, то ли «скорая помощь». Но никаких автомобилей, подъезжающих к тому дому, я не слышал.
— Они пешком что ли? — вопрос прозвучал тупо.
— Конечно, а как же иначе? Или ты думал, что они подкатят к дверям и посигналят, чтобы предупредить всю округу о своём прибытии? — с явным сарказмом спросил Валентин. — Пешком, ещё и разделились, блокировали участок со всех сторон, чтобы мышь не проскочила. Не бойся, ребята там опытные, я эту группу помню, у них там и командир заслуженный, в семьдесят девятом дворец… — он резко оборвал себя. — В общем, не ссы, студент, всё нормально будет.
— Да я не ссу, — проворчал я. — Валентин… мне последние дни только одно не дает покоя…
— Да? Всего одно?
— Ну… многое, конечно, не дает, но если разобраться, то да — всего одно.
— И что же это?
— Почему вы решили устроить переворот именно сейчас?
На этот раз пауза была более долгой.
— Так… ну-ка прикури мне ещё одну, — он протянул мне свою пачку, и потом сделал пару долгих затяжек. — Тебе это действительно важно? Или просто интересно?
Я тоже немного подумал.
— Больше, конечно, интересно, — признался я. — Но и важно — тоже.
— Так не бывает, — отрезал Валентин. — Выбери что-то одно.
— Это же не лотерея, — парировал я. — Тут можно и два варианта выбрать. Если позволите, я поясню… время же вроде есть?
— Есть, там пока готовятся, — он кивнул в нужном направлении. — Ну поясни.
— Да это просто, думаю, вы и сами уже догадались. Помните, я рассказывал вам о том, что в будущем появились развлекательные книги о таких, как я, о попаданцах? — Валентин кивнул. — Я их читал, восхищался их героями, их знаниями и способностями менять историю. Ну а когда сам оказался в этой ситуации, то понял — я вообще не знаю, что нужно сделать, чтобы что-то изменить. Я не знаю, к кому обратиться, чтобы на Чернобыльской АЭС не стали проводить тот эксперимент, который закончился катастрофой, кому рассказать, что через три года надо будет эвакуировать людей из Спитака, чтобы число жертв было не несколько десятков тысяч, а ноль. Книжные попаданцы бежали к главным, а что делать мне? Идти к Черненко? Он умрет задолго до этих событий и со здоровьем у него не очень… к тому же я просто не знаю, как попадают на прием к правителям такого уровня — это мне тоже нужно было узнать. А поверит ли он мне? Не знаю, я мог и доказать ему, что говорю правду, но мог отправиться прямиком в дурку. Ещё и распад Союза — это спустя тридцать лет всё было очевидно, а когда я попробовал привести мысли в порядок уже здесь, то просидел неделю в библиотеке… зазря просидел. Ну а потом с вами познакомился, признался, что-то рассказал… сумбурно рассказал. А вы — раз, и решили брать власть. Вот мне и интересно, что из моих рассказов повлияло на вас, почему вы выступили? Ведь в той моей жизни ничего подобного не было… сами же говорили, что наш ГКЧП опоздал, причем конкретно.
— Хм… ты и сейчас говоришь очень сумбурно, — сказал Валентин. — Но я тебя понял. Тебе интересно, что мы услышали в твоих